Жизнь. Продолжение следует

Мать трудной судьбы

Чем тяжелее жизнь, тем легче ее понять

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Есть такое расхожее выражение – женщина трудной судьбы. Что оно означает? Вот, допустим, Лариса Пискарева из Новосибирска – трудностей ей досталось много. Служит в армии медиком, приходится мотаться в сложные и опасные командировки. Два раза была замужем, с обоими мужьями расстались. Трое детей, девочки. У старших сестер-двойняшек Даши и Насти – детский церебральный паралич. Насте с самого начала оказалось хуже всех. Перечень всех ее диагнозов – как фронтовые сводки. Диплегическая форма ДЦП, резидуальная стадия, спастический тетрапарез, флексионно-приводящая контрактура тазобедренных суставов, флексионная установка коленных и голеностопных суставов, эквиноварусная деформация стоп, кифосколиоз грудопоясничного отдела позвоночника, флексионно-пронационная установка верхних конечностей. Проще говоря, проблем навалом. И вот надо служить свою службу, тащить детей, искать средства и силы на их лечение и учебу, находить слова о красоте и необходимости жизни. Трудная судьба? Но почему Лариса Пискарева – веселый, легкий, счастливый человек? Об этом мы с ней и разговариваем.

«В Новосибирск я приехала – мне было двадцать лет. Приехала с Алтая, из города Камень-на-Оби. Родилась там, выросла, окончила медицинское училище, стала фельдшером. Честно сказать, не хотела в медицину. Но просто у нас династия. Все у нас в роду либо зубные техники, либо главные врачи, как мамин брат – его сейчас, правда, уже нет больше. Мама у меня, кстати, была медсестрой, проработала в психбольнице двадцать лет. Как-то так у нас с медициной, так что деваться было некуда. Сама я была склонна к юридическому образованию. Но, к сожалению, не получилось.

Ну ладно, все к лучшему. Стала искать себе возможности, приехала в Новосибирск – что мне было сидеть там, в Камне. Сначала месяц у родственников пожила, потом начала квартиру снимать. Работала на трех работах сразу. До обеда в поликлинике в онкологическом кабинете, потом в процедурном кабинете, а вечером поздно шла еще фасовать печенюшки. Ну хотелось мне пожить, одеться как следует, молодая еще была.

Через какое-то время поняла, что мне очень тяжело, ничего я не успеваю, не остается времени на себя. Перешла работать в больницу в токсикологическое отделение – спасать алкоголиков и наркоманов. Там платили побольше. Потом перешла в туберкулезное. Но и тут мне показалось, что платят мало, а труд тяжелый, не ценится. Мне уже двадцать два года, а перспектив никаких. Поговорила с подругой, она мне посоветовала: езжай, говорит, устройся на зону – там, говорит, хорошо платят. Я туда пошла, но меня не взяли – сказали, молодая сильно. Иду, гляжу, воинская часть стоит. Думаю: дай зайду, попробую. И вот уже четырнадцать лет служу медиком в спецназе. Ничего. Благодаря армии заработала себе на трехкомнатную квартиру.

В первый раз я вышла замуж в двадцать три года. Познакомились еще в больнице. Пришел он на обследование – вот и познакомились. Сначала дружили, потом поженились. В двадцать четыре родились у нас дети – двойняшки Даша и Настя. Наверное, многое на их судьбу повлияло: в армии тогда солдаты болели ветрянкой и краснухой, плюс врачебная ошибка, так что родились они шестимесячными с перинатальным поражением центральной нервной системы. Врачи нас успокаивали, говорили: нормально, обойдется, к году все встанет на свои места. Но на свои места ничего не встало. В итоге мы столкнулись с таким заболеванием, как ДЦП.

Ну что делать – начали прикладывать максимум усилий. Я как устроена – вот есть проблема, надо ее решать. Смысл сидеть и плакать? Надо действовать. Я до сих пор жалею, что до года мы слушали врачей, которые говорили: какой бассейн, какой массаж?! Ребенка нельзя тревожить! Да его нужно тревожить, я так скажу. И его нужно сильно тревожить. Я уверена: если бы я начала действовать до года – у меня дети уже ходили бы. А врачи что – они любят лекарства. Выписали нам целые кучи препаратов. Я спорить сначала не стала, я же не невролог, у меня другой профиль. Я могу солдатику голову пришить или руку – или руку к голове. А тут дети.

В итоге после года лечения препаратами я смотрю – дети у меня интеллектуально тормозят, уходят вниз, а были лучше. Сделали им энцефалограмму – а у нас эпиактивность появилась. Я была в шоке. Вот это, думаю, мы полечились. И я на свой страх и риск убрала все лекарства, мы и по сей день ими не лечимся. И мои дети сейчас в полном порядке. Мы в прошлом году благодаря Русфонду были на обследовании в Москве, нам там делали многочасовую энцефалограмму – никакой эпиактивности у нас больше нет.

Для нас это спасение. Дети не подвержены приступам и интеллектуально сохранны. Мне удалось оставить их умными и разумными. Даша, например, у меня уже два года занимается вокалом, причем недавно пела на благотворительном концерте, когда Русфонд собирал в Новосибирске деньги мальчику на слуховой аппарат. Насте, конечно, потяжелее, но она с самого начала и была похуже: у нее родовая травма – ее за ноги тянули, досталось бедной. Но она очень умный ребенок, рассуждает на любую тему.

Мы ради такой жизни перепробовали все, что только можно: массажи, иглоукалывание, физиотерапию, были везде, разве только не в Китае. Муж мой первый не выдержал. Говорил: смирись. В смысле – смирись? Как "смирись"? Знаете, благодаря детям я поняла такую истину: с руками и ногами можно жить хуже, чем в инвалидной коляске. Я знаю многих людей, неполноценных физически, которые стали мегалюдьми. Мастерами спорта. Прекрасными стилистами. Учеными. У нас есть в Новосибирске парень с ДЦП, колясочник, он входит в число лучших программистов мира, открыл уже свой благотворительный фонд. И я знаю людей здоровых, которые просто лежат на диване, бессмысленно пьют пиво и смотрят телевизор. Сколько бомжей! Алкоголиков. Наркоманов. И кто более полноценен – человек в инвалидной коляске или эти вот люди?

Вот поэтому я своим детям говорю: вы хотите хлебушек кушать? И не просто хлебушек, а с икорочкой красной или с колбаской? Тогда добиваемся. Я вам дам что смогу. Силы, образование, здоровье. Но и от вас многое зависит. Действуйте, думайте своей головой. А то вот как муж мой второй. Был отличный парень. Мы с ним познакомились в армии. Он детей моих старших воспринял как родных, на ура. Он их возил, носил, деньги зарабатывал. У нас родилась дочь Вероника. Но вот в одной из командировок не выдержал, сломался, начал употреблять наркотики. Бывает. Но для меня алкоголики и наркоманы – это все, до свидания. Нет.

Единственное, конечно, чего в этой ситуации мне теперь не хватает, – денег. Сложилась тяжелая финансовая ситуация. Десять лет мы лечили детей сами, к нам домой приходили массажисты и тренер – мастер спорта по художественной гимнастике. Для моего второго мужа было стыдно идти и просить. Он ради детей подрабатывал еще и таксистом. Я ему говорила: слушай, ну вон люди и с одним ребенком-инвалидом обращаются за помощью в благотворительные фонды. Он мне отвечал: не сметь, я заработаю сам. А сейчас, когда я одна осталась… Ну, как говорится, от тюрьмы и сумы не зарекайся, всякое бывает. Да, я обращаюсь за помощью к добрым людям, потому что не должны пропасть титанические усилия, которые мы вложили в детей. Вот Русфонд недавно собрал нам средства на инвалидную коляску для Насти, потому что старая сломалась – у нее отвалилось колесо.

Я уверена: так или иначе я своих детей на ноги поставлю. Даша уже научилась ходить за руку и учится в обычной школе; Настя, конечно, похуже, но ничего. Надо стараться, надо тренировать их, как профессиональных спортсменов. И не жалеть. Все эти слезы, страдания – отставить. Иначе начнется: я бедненький, несчастненький, носите меня на руках. Ни-фи-га. Я жестокая мать, я понимаю. Но если бы я сюсюкала, у нас бы не было ничего, никаких результатов.

Сил у меня много. Хватит на пятерых. У меня денег мало – вот в чем проблема. Но ничего. Надо стремиться к хорошему и думать только о хорошем. Потому что все мысли материальны. А то знаете, как многие думают: за что мне все это, за какие грехи? Да ни за какие грехи. Просто в жизни всякое бывает. И так тоже бывает. Что же теперь – не жить?»

Фото Сергея Мостовщикова