Жизнь. Продолжение следует

Потеря как находка

Чтобы решить проблему, надо улыбаться

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Вот типичная история про то, как не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Растет в Екатеринбурге девочка по имени Алена Андреевна Фещенко. Все у нее хорошо: волосы кудрявятся, глаза блестят, ходит в художественную школу. Правда, немного бледненькая и худенькая, но, с другой стороны, многим барышням такого же эффекта приходится добиваться годами ухищрений, а тут все получается как бы само собой. Врачи ничего подозрительного не находят, слышат в сердце какие-то шумы, но на кардиограмме вроде все в порядке. И вдруг на тебе – в 13 лет, когда, казалось бы, от блеска в глазах и бледности должен бы получаться какой-то толк, на школьном медосмотре обнаруживается, что сердце у Алены Андреевны Фещенко работает неправильно. В нем открытый артериальный проток. Мать у девочки медсестра, бросается за помощью к врачам, а выясняется, что решить проблему можно только за приличные деньги – нужно купить окклюдер, которым закроют врожденный порок. Как тут быть? Потеряться? Или что-то найти? Об этом мы разговариваем со Светланой Фещенко:

«Я родилась в Екатеринбурге, училась здесь в школе, окончила медицинский колледж и по сей день работаю процедурной медсестрой. Сама не знаю даже, почему так вышло. В семье у меня нет медиков, и сама я об этом не думала. Но вот 18 лет уже я в тяжелом отделении, в хирургии, и понимаю, что это моя судьба, моя профессия. Видимо, я там прижилась. С самого начала. Вот с того момента, как меня там приняли, ну а потом еще и воспитали.

Мне нравится с людьми. Устаешь, конечно, иногда. Народ сейчас стал злой. Иногда прямо думаю, что все как ненормальные, мир как будто сходит с ума. Я прямо это чувствую. Чувствую и думаю: неужели я сама через какое-то время буду такой?

Ой. Лучше не об этом. У меня и у дочери все было хорошо. Росла она нормально. Говорила, правда, иногда: мам, мне плохо, душно. Ну окошко откроет, ляжет, полежит. Головные боли были постоянно. Я думала: у нас, может, это семейственное – у мамы моей вечно проблемы с внутричерепным давлением. Но таблетку выпьет – все пройдет. При этом она же активный образ жизни вела, спортом занималась, в бассейн ходила.

А в бассейн ходить – это же справка нужна. Педиатр нас послушала, сказала: есть какие-то шумы, обратитесь к кардиологу. Кардиолог нас послушала, сказала сдать кардиограмму. Посмотрела и выписала справку – все, значит, хорошо. И Алена у меня ходила-ходила туда, плавала. Но, правда, спортсмена из нее не вышло, не получалось у нее. Это я вот в молодости занималась – значки у меня были, разряды. Брат мой младший, правда, у меня своровал все эти значки и поменял на жвачки. Как-то так. А на Алену ходили мы смотреть на соревнованиях, так она плывет-плывет, а никакого толку. Вот и бросила.

Через четыре года в седьмом классе был у нее медосмотр, УЗИ всех органов. Алена прибежала с листком бумаги, там был написан диагноз – открытый артериальный проток. Я первым делом залезла в интернет. Прочитала там все, испугалась. Люди с таким диагнозом мало живут – 35–40 лет. Мы руки в ноги – взяли талончик и побежали на прием к кардиологу. Он нам этот диагноз озвучил, объяснил, что так, мол, и так. Но все это решается, делается. Отправил на обследования. Ну и после них нам рассказали, как и что будет дальше происходить. И тогда я вообще за голову схватилась.

Я думала, что такое вообще не может произойти в жизни. Нет, я смотрю, конечно, телевизор, там разные истории рассказывают о людях, которым надо спасти жизнь, а денег на это нет. Но, видать, пока сама на себе что-то не испытаешь, до конца не поймешь, о чем на самом деле речь. Я сейчас на все это смотрю совсем другими глазами – мне всех детишек жалко, я всем хочу помочь. Как помогли нам. Как через Русфонд собрали нам деньги на окклюдер.

С проблемой как – пока ты ее не признаешь, она не будет решаться. Когда я поняла, какие у нас на самом деле проблемы, и обратилась в Русфонд, все начало происходить очень организованно и быстро. Нам позвонили, сказали, что окклюдер приобретен, и назначили время операции. На следующий день после операции я уже забрала Алену домой. Спросила врача: она у нас девочка, ей же еще рожать, есть ограничения? Мне ответили, что проблем больше нет, даже спортом разрешили заниматься.

Я, знаете, медик, так что все эти переживания проходят через меня по-своему. Я, конечно, рыдала, но что делать-то? Рыданиями не поможешь. Так что улыбаемся. У Алены, видать, такой же характер, собирается пойти по моим стопам. Восемь лет она отучилась в художественной школе – я думала, будет дизайнером и все такое. Но нет, все резко поменялось. Хочет теперь стать медсестрой. Значит, тоже будет улыбаться».

Фото Сергея Мостовщикова