Жизнь. Продолжение следует

Исчезнувший день

Иногда, чтобы встать и пойти, нужно упасть и сломаться

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



26 марта 2017 года полностью исчезло из жизни Жени Голубцова. Что с ним происходило в этот день в городе Пушкине под Санкт-Петербургом, как именно, когда – он не помнит. Говорят, это защитная реакция организма. Так он спасается от событий, которые чуть не убили его. Но в мире ничего не происходит само по себе – 26 марта 2017 года в деталях помнит, например, Марина, мать Жени. Ее 16-летний сын пошел гулять с друзьями, сорвался с перекрытия недостроенного здания и упал на бетонную плиту с десятиметровой высоты. Когда приехали родители и скорая, стало ясно, что чудом парень остался жив, но его придется собирать по частям: разбиты бедро, ключица, череп, челюсти, скулы, пострадали печень, легкие и сердце. Теперь, через полгода после всех этих событий, после комы, после нескольких операций и восстановления лица с помощью особых титановых пластин, которые приобрел Русфонд, трудно поверить, что все это в принципе произошло. Женя ходит, улыбается и говорит, что не помнит 26 марта 2017 года. Об этом исчезнувшем дне мы разговариваем с Мариной Голубцовой.

«Я родилась не здесь, мама моя из Малоярославца Калужской области. Родственники мои по маме жили еще и в Москве, я там часто бывала. А по папе родственники с юга. Они хотя все русские, но внешность у меня, скажем так… Что-то в ней есть восточное. Не знаю почему. Наверное, где-то кто-то затесался. А я вот в итоге вышла замуж и оказалась в Северной столице. Ну тут рядом, в Пушкине. Муж мой здесь родился и вырос. Познакомились мы с ним в гостях у моей подруги – ничего такого сверхъестественного. Но вот уже двадцать лет живем вместе. Как раз в апреле годовщину отмечали. То есть не отмечали, конечно. Потому что единственный сын наш, Женя, попал в больницу.

У нас тут ближе к вокзалу есть недостроенное производственное здание, еще с советских времен. Это, конечно, жуткое безобразие, что оно так вот стоит ничем не огороженное, и по нему кто только не лазит – и какие-то альпинисты, и бейсджамперы, и очень много детей. Место очень опасное. Там, знаете, такие бетонные перекрытия, а между ними дырки. И Женя далеко не первый человек, который там падает. Родители пытались как-то это здание закрыть, возмущались. А ничего не получается. То ли это какая-то частная собственность, то ли что.

Получилось как. Мы были дома, Женя пошел гулять с друзьями. И вдруг позвонил его друг. Сказал: так и так. Женя упал с высоты. Знаете, такое ощущение – непонятно, за что хвататься, что делать и куда бежать. Я говорю: срочно вызывай скорую. Он отвечает: не получается, связь плохая. Тогда я говорю: сейчас туда приедет Женин папа, а я буду скорую вызывать. Ну тут рядом ехать, минуты три-четыре, так что скорая очень быстро добралась. Они, конечно, большие оказались молодцы. Минут сорок они на месте пытались сделать все, что могли. А потом повезли нас в Питер, в детскую больницу имени Раухфуса. Врачи там оказались очень хорошие, очень внимательные.

Сломал он много чего. Левое бедро, ключицу и челюсть. Отбил легкие и сердце. Был разрыв селезенки и печени. Сотрясение мозга. Сейчас, конечно, трудно поверить, что с ним все в порядке. Понятно, швы, понятно, еще нам предстоит куча операций: нужно будет из ноги вытаскивать штырь, который там стоит, в лице пять титановых пластин, две из них тоже будут вынимать. Ну и печенка не совсем в хорошем состоянии. Но в любом случае – человек жив, ходит, нормально разговаривает. Слава богу, что мозг не пострадал и позвоночник цел. Не знаю, что было бы, если б они были задеты.

Первая операция была сделана сразу. Спасали внутренние органы – было кровоизлияние в брюшную полость, дышать он толком не мог, сердце еле работало, отказывали почки. Врачи бились, можно сказать. Ну а потом, когда они поставили все это на место, откачали Женю, начали делать потихоньку операции – одну, вторую, третью. Мы их оплачивали сами, но вот большую лицевую операцию мы уже потянуть не смогли. Там устанавливали пять специальных пластин, они дорогие, гораздо дороже, чем даже сама операция. С ними нам помог Русфонд.

Жене, конечно, не позавидуешь, но состояние жуткое было у всех, все время на лекарствах. Успокоительное, снотворное. Как представишь, что он там лежит в таком состоянии… Он ведь пролежал пять недель в реанимации, из них три без сознания, в искусственной коме, пока его собирали по кусочкам. Врачи, конечно, проделали титаническую работу, мы им безмерно, как и Русфонду, благодарны. Но мы тут были на таблетках и корвалоле. Я сама удивляюсь, как мы все это выдержали. Наверное, это такая ситуация, когда ты просто должен делать то, что ты должен делать, и ты делаешь это, и все. А от всего другого себя ограждаешь. Просто свято веришь, что все будет хорошо.

Вот такая у нас история. Про то, что жизнь такая штука – никогда не знаешь, где соломки подстелить. Это настоящая тайна. Знаете, вот Женя вроде пришел в себя, ходит, говорит, с мозгами у него все в порядке, а вот тот день он не помнит совершенно. Я так понимаю, мозг сам просто выключил этот день, стер. Чтобы весь этот ужас не вспоминать. Так что, я думаю, о главных событиях в жизни человека представление у него всегда очень приблизительное. Вот что случилось на свете 26 марта 2017 года? Снег с дождем, ветер очень сильный, вот и все».

Фото Сергея Мостовщикова