Жизнь. Продолжение следует

Детские протоколы

Болезнь – это будущее. Чтобы выздороветь, надо понять,
кто ты сейчас

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Жизнь многое собиралась отобрать у Ольги Царевской из Казани, но все вернула, как ни странно, болезнь. У семнадцатилетнего Ольгиного сына Александра внезапно начался рак крови – анализы определили острый лимфобластный лейкоз. Мальчик и до этого диагноза перестал быть ребенком, начал отдаляться от матери, а тут и вовсе стал уходить, попал в реанимацию, был риск совсем потерять его. И вот Ольга приняла на себя и перенесла вместе со своим мальчиком, взрослеющим мужчиной, все тяготы и страхи его судьбы. Она была рядом, когда надо было выслушать скверные новости о крушении прежней жизни, когда проще было умереть от химии нового мира, когда от него рвало, отказывали ноги, руки и терпение, когда пришлось искать смысл всех этих событий, силы на них, да в конце концов и деньги. Сейчас, когда Сашу удалось спасти, мать рассуждает о его болезни не столько со страхом, сколько с уважением. Она считает, что случившееся сблизило ее с собственным ребенком. Мать и сын понимают и любят друг друга больше, чем когда-либо. Об этом мы разговариваем с Ольгой Царевской:

«У меня история такая. Я поздний ребенок. Меня родители родили в 43 года, когда у них было уже пятеро сыновей. То есть у меня еще пять родных братьев. Они уже взрослые все, старшему вот будет 60 лет. Так что в семье больше привыкли воспитывать мужчин, ну и во мне, видимо, много оказалось мужского. Даже вот в болезни сына моего где-то нашлись во мне силы, чтобы победить эту болезнь. А ведь были сложные моменты.

Саша у меня сын от первого брака. У нас очень хорошие отношения до сих пор с его отцом. Но просто получилось так – мы расстались. В жизни все меняется. В какой-то момент решили идти разными путями. А потом я познакомилась с Костей, со вторым своим мужем. У нас был служебный роман. Ничего легкомысленного. Такая сначала глубокая взаимная симпатия, а потом стали вместе жить. У нас появился сын Егор, сейчас ему уже семь лет.

Как это все с Сашей произошло? Это было в прошлом году, в мае. У Егора в детском саду предвыпускные дни. Суета. Я еще была активисткой, председателем родительского комитета, занималась всеми вопросами, плюс работа. И смотрю – Саша какой-то вялый. Прихожу – он спит, никогда такого не было. Ну, думаю, устает, конец года. А мы ему еще купили велосипед такой молодежный, так он после этого велосипеда вообще лежал ничком. У меня прям озабоченность: Саш, ты чего такой? Посмотрела на него. Вижу – на ногах какие-то пятнышки красные, мелкие-мелкие, кровеносные. У меня шок. Я говорю: Саша, это откуда у тебя? Он говорит: мам, да это я был в спортивных брюках, в джоггерах, катался на велосипеде, и у меня волосы выдернуло. Думаю: нет, это что-то не то. И мысль – надо его завтра на анализы. А завтра он вообще лежит, у него температура под 38. Синяки какие-то везде.

Вызвали скорую. Сначала повезли в инфекционную больницу нас, потом в обычную детскую. Сдали там анализ крови, ждем. И вдруг лаборантка говорит: вас, наверное, домой не отпустят. Что такое? Нужна консультация гематолога, у вас подозрение на ОЛЛ. Это я потом только узнала, что это острый лимфобластный лейкоз. А сначала-то у меня ничего этого не было в голове. Что такое ОЛЛ? Мне говорят: системное заболевание крови. Я в интернет. А там сплошные системные заболевания крови – и все разные. Какое у нас? Думать об этом – только себя загонять. А гематолога нет на месте, он в командировке.

Саше все хуже. Он не может уже даже встать, говорит: болят ноги, как будто переломанные. И главное – пятница, впереди выходные. Мы на свой страх и риск написали отказ и сами поехали в детскую республиканскую больницу. Здесь нам повезло. Нас приняли, сделали пункцию, положили Сашу под капельницу. Стали мы ждать результаты. Сначала пришел ответ, что это смешанный лейкоз – очень серьезный диагноз, шансов с ним мало. Я тогда говорю: давайте проверим еще раз. Отправили на этот раз анализы в Москву. Оттуда пришел ответ, что у нас острый лимфобластный лейкоз. Как нам сказала наш лечащий врач, мы вытащили счастливый билетик, шансы хорошие, надо начинать лечение.

Мне кажется, нам действительно повезло. В том смысле, что протоколы химиотерапии, именно для детского онкологического лечения, – они отличаются от взрослых. Они направлены на то, чтобы вылечить ребенка, а не на то, чтобы просто, например, продлить человеку жизнь. Первый курс Саша перенес более или менее нормально. Выходил на улицу, гулял с друзьями. Но во второй раз было очень тяжело. Бесконечная рвота. Выпали волосы. Руки и ноги стали тонкими. Он терял сознание, падал. С третьим курсом вообще было непонятно, что делать. Он с ноября до середины января. А в декабре Саше исполнялось 18 – и нас должны были перевести во взрослую систему, чтобы лечить уже по другим протоколам. Но врачи решили, что лучший вариант – заканчивать лечение по той схеме, по которой начинали. Так что нам рекомендовали остаться в детской клинике – но уже на платной основе. А денег взять неоткуда. Пришлось обратиться в Русфонд. Мы сами раньше помогали людям, отправляли деньги по SMS. Но никогда даже и не могли себе представить, что это коснется нашей семьи, что придется просить о помощи самим. И вот это случилось, люди помогли купить для Саши медикаменты.

Третий курс был самым тяжелым. Я в больнице практически не отходила от ребенка. Нам обоим было тяжело. Я к вечеру выматывалась, а он только приходил в себя и садился за компьютер. Я даже – не поверите – обошла все магазины, чтобы найти беззвучную мышку, чтобы она не щелкала. Потому что я только собираюсь поспать, а тут этот звук – цык-цык-цык, цык-цык-цык. И знаете, оказалось, что нет таких бесшумных мышек.

Сейчас мы приходим в себя. После лечения Саша принимает поддерживающую химию, это займет еще какое-то время. Потом он будет восстанавливаться. Через два – два с половиной года можно будет с уверенностью сказать, что мы вышли в ремиссию. А пока мы просто бережем себя, стараемся лишний раз не болеть.

Наверное, все это история не только борьбы, какого-то испытания, но и история любви, другого доверия друг другу. Когда все это началось, я даже не могла об этом говорить. На работе о болезни знал только ограниченный круг лиц. И самое главное – я не могла сказать об этом Саше. Не знала, как это сделать. Думала, пусть лучше врач. А она сказала сухо, жестко, как бы с математическими выкладками в руках. Он никогда до этого не плакал. А в этот день...

Но потом, знаете, вдруг я поняла, что у меня сильный сын. Он помогает не только себе, но и мне. Мы ведь с Сашей до этой болезни очень сильно отдалились друг от друга. У него подростковый возраст, началась своя жизнь. А болезнь нас очень объединила. Мы стали так близки! Не потому, что находились вместе 24 часа в сутки, а потому что стали друг другу интересны. Вдруг выяснилось, что в наше время, когда все находят себя только в гаджетах, можно найти себя в ком-то другом. Можно общаться. Разговаривать. Рассуждать. И радоваться друг другу. И чувствовать, что именно это и делает тебя здоровым человеком. Тебя, всех вокруг. Может быть, болезнь показывает нам, какими мы могли бы стать, если бы потеряли друг друга. И чтобы победить ее, надо просто понять, какие мы на самом деле сейчас».

Фото Сергея Мостовщикова