Жизнь. Продолжение следует

Линия Ж

Сколько явной радости в тайных слезах

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Если все было, а теперь его не стало – беда ли это? И так ли хорошо, когда не было ничего, а вдруг появилось? Допустим, у Юшковых водились когда-то деньги, и вот больше их нету. Занимались бизнесом – пришлось бросить. Была машина – сожгли конкуренты. Жили нормально, а теперь ютятся в лачуге на окраине Новосибирска, в садовом товариществе, где главная улица называется линия Ж. Плохо Юшковым от того, что у них так много убавилось? Если рассуждать логически, то конечно. Но вот у дочери их Лизы ничего не было, и вдруг, на тебе, новости – на голени появилась какая-то шишка. Думали вначале, это из-за того, что девочка подвернула ногу на физкультуре. Но потом выяснилось, что это опухоль, саркома Юинга. Потребовалась не просто химиотерапия, а нужно было удалить кость и на ее место установить имплант. Не было у Юшковых на это денег, а они вдруг появились – нашлись через Русфонд, им помогли люди. Стало от этого лучше? Если опять подумать, то ничего подобного. Навалились на людей проблемы, одна страшней другой, сами уже не справляются. Выходит, как ни рассуждай, а худо и от того, чего не стало, и от того, что появилось. Получается, одно спасение у людей – искать свое счастье не в прошлом и надеждах на будущее, а только в том, что есть прямо сейчас, на линии Ж. Дочь пока что хромает, но здорова и, кажется, влюблена. Муж ковыряется в гараже, строит магазин – думает, весной приедут дачники, может, и наладятся дела, заведутся деньжата, станет маленько потеплей. Жизнь всегда продолжается, всегда идет своим чередом. О ней мы и разговариваем с матерью семейства Ниной Юшковой:

«Я родилась в селе в Читинской области, это Забайкалье. В семье было двенадцать человек детей: два мальчика, остальные – девочки. Жили мы бедненько. Но хорошо, дом был большой, четыре комнаты. Размещались как-то. Кто-то замуж выходил, уезжал. А братья оставались с родителями. Я была предпоследняя из всех, так что мне приходилось все делать. Младшая-то у нас ничего не делала, она была самая любимая, самая изнеженная. Ну вот. Время пришло, я уехала. К сестре в Алтайский край. Там вышла замуж, но первый муж у меня умер, на машине разбился. Познакомились тогда мы с Геннадием. Как-то по-простому, в кафе. Познакомились, родилась Лиза. А потом он уехал на заработки сюда, в Новосибирск, и нас с собой забрал, так мы здесь и живем.

Работали тут риелторами. Снимали сначала частные дома, потом немного разжились, двухкомнатную квартиру сняли, потом переехали в другую, получше. Подзаработали – купили машину. Но ее сожгли конкуренты. Объявления же клеишь все время свои, а чужие сдираешь, что же делать. Вот и получается конкуренция. Решили перебраться сюда, на правый берег. Был у нас материнский капитал – родилась же вторая дочь, Ангелина. Ну и деньги кое-какие еще были отложены. Купили здесь недостроенный дом, второй этаж уже сами достраивали. Думали еще сделать ремонт, да не успели, начались все эти проблемы с Лизой, стало не до работы и не до ремонта. Я по больницам с ней все время. Муж пошел по стройкам зарабатывать, но там много не наживешь. Пробовали открыть тут магазин, но все у нас ушло на то, чтобы аренду заплатить. Так что мы съехали оттуда. Сейчас вот в гараже муж пытается что-то построить – может, к весне будет у нас свой магазин, а там посмотрим. Пока перебиваемся, справляемся с черной полосой.

С Лизой как вышло. Было ей четырнадцать лет, и вот летом, где-то в июне, случился у нее единичный приступ эпилепсии. Она на улице стояла, и вдруг ее всю закорежило, она упала, забилась вся. Увезли ее, проверили всю, нашли только шишечку на левой ноге, такой бугорок. Она ногу до этого подвернула на физкультуре. Я еще сказала тогда: вы нам просветите ее, эту шишечку. А врач говорит: это не наши проблемы. Так мне ответила. Выпишем, говорит, и идите к хирургу. Мы и пошли. В конце августа это уже было. Сделали там снимок, и сразу подозрение на саркому. А потом уже все анализы подтвердились. Саркома второй стадии.

Я не знала, что такое саркома. Искала. И в Москву обращалась, и в Германию – везде. А потом как-то приехала к соседу за одним документом, он мне говорит: тут в Новосибирске есть хирург, который делал уже операцию с саркомой, только на руке. Я побежала туда, записалась к этому хирургу. Он нас посмотрел и дал свое согласие. Нужно было удалить поврежденную кость и на это место поставить специальный протез – имплант из Германии. И вот с этим протезом нам, спасибо, помогли добрые люди через Русфонд, денег у нас на него не было.

До операции мы сделали восемь курсов химиотерапии и после операции еще восемь. Сейчас вот уже почти год прошел, мы анализы снова сдали все, поедем скоро смотреть, что и как. Будут врачи решать – либо нам поддержку назначать, новую химию, это если с ножкой все хорошо. Либо, может, лучевую терапию. Посмотрим. Нам вот говорили, что после операции хромать Лиза будет месяца четыре, не более, а она у меня до сих пор почему-то хромает. Не знаю. Тяжело ей. Где-то около часа приходится нам с ней до школы ковылять пешком. А так-то туда идти отсюда минут пятнадцать-двадцать.

Но мы не унываем. Что унывать-то? Лиза – она вообще молодец. Я, когда обо всем этом узнала, бывает, выбегу из больницы, где мы с ней лежали, и на улице поплачу. А она ничего. Сильная девочка. Тоже, наверное, как я. Бывает, зайду к ней в комнату, она слезы – раз – быстренько так вытрет, и все у нее хорошо. Вот так – втихушечку, никогда меня не расстраивает. Так и живем. Немножко тяжеловато, конечно, но это просто время такое пришло. Оно, конечно, страшно иногда. Но и от страшного есть толк. Я, например, пока Лиза на химии лежала, на двадцать килограмм похудела на нервной почве. А муж на пятнадцать. Это же хорошо. Лучше, чем толстыми ходить. Будем худыми и красивыми. Так вот. Жизнь – она и есть жизнь. Какая есть, той и радуемся».

Фото Сергея Мостовщикова