Как-то так
Арина Попова победила рак
Рубрику ведет Сергей Мостовщиков
Хорошо, когда все хорошо, все ясно и все нравится. Потому что, когда вдруг что-то не нравится, у всего начинаются подробности, а подробности обычно не слишком хороши. Скажем, врачу не понравились уплотнения на шее у Арины Поповой из Калининграда. Сразу все перестало быть ясно. Особенно когда выяснилось, что у Арины папиллярный рак щитовидной железы, да еще и агрессивный: он успел добраться до лимфоузлов и собирался захватить весь остальной мир, в котором еще недавно все было так хорошо и понятно. Как защитить, как вернуть этот мир? Об этом мы разговариваем с Константином, отцом Арины.
«Моя супруга Инна родом из Новокузнецка, а я родился на Дальнем Востоке, в Комсомольске-на-Амуре. Прожил я там до 32 лет, а потом был в Новокузнецке по работе и познакомился с Инной. Познакомились, я вернулся, мы переписывались, потом была опять очередная командировка, я поехал и решил забрать ее с собой в Комсомольск. Она пожила там немного, полгода, и не выдержала климата. Да и, потом, инфраструктура. Годы были двухтысячные. Пойдешь вечером за хлебом, а хлеба нет. Транспорт плохо ходил. А в Новокузнецке, хоть это и Западная Сибирь, была цивилизация. Разница.
Так что поехали мы в Новокузнецк, там родилась Арина. Не знаю даже, почему супруга придумала ей такое имя. Я спрашивал, она тоже не знает – говорит, сверху откуда-то пришло. Но имя красивое. Такой в нем есть стержень. И характер у Арины соответственно: она спуску не даст. Мы вообще хотели мальчика. Родилась девочка.
Так и жили, но несколько лет назад решили из Новокузнецка выбираться. Две причины: экология и неопределенность. С работой стало тяжело, а экологии в Новокузнецке вообще нет никакой. Аришка родилась астматиком. Цветение, пух – у нее аллергия, все эти дела. Сначала мы что-то вошкались, пытались. Ударились в мелкий бизнес, зарабатывали продажей вещей, ездили в Бишкек, брали китайские и киргизские вещи, все это таскали на себе в Новосибирск. Ну и что этот мелкий бизнес – задушили нас. Видим: барахтаемся, как лягушка, блин, в кувшине с молоком, а масло не сбивается.
А тут век информатики, появился интернет. Можно было что-то смотреть, с кем-то переписываться. Сначала были мысли как у всех: перебраться куда-нибудь, где потеплее, в Краснодар. Но сообразили: слишком жарко, а я, как дальневосточный человек, в жару вообще не могу жить. И как-то вот наткнулся, узнал в интернете про Калининград. Зацепило нас, почитали, спросили. Близко к Европе, плюс море, хотя и холодное. Но море ладно, а ребенку хотелось дать дополнительное образование, языки. И мы переехали сюда. И тут все началось.
Началось с того, что Аришка жаловалась на головные боли. Недомогание, постоянная усталость. Может быть, это и раньше было, но в Новокузнецке мы этого не замечали, списывали на аллергию, наверное. Хотя там врачи-то, в Новокузнецке, хорошие, странно. Может быть, и правда спровоцировал что-то этот переезд. Но, так или иначе, тут наш детский эндокринолог заметила, говорит, на ощупь нашла в щитовидке что-то, не нравится. Не нравится – послала на УЗИ в поликлинику. Те посмотрели, говорят: нормально, все нормально. Врач нам отвечает: нет. Проверьте еще раз, два раза, три. Пошли в другое место. А там как раз молодой специалист, неплохой, видать. Она посмотрела и говорит: да. У вас там новообразования какие-то.
Не хочется сразу принимать тяжелые такие сообщения. Мы сначала подумали: может, показалось. Надо бы сделать биопсию, но никто ее не делает детям здесь, в Калининграде. Только взрослым. Пошли договариваться. Посоветовали нам – какой-то якобы специалист в частной клинике. Мы к нему пошли. Оказался он, честно говоря, какой-то прохиндей. Сорвал денег с нас, ткнул иголкой в ребенка, сказал: ждите результатов. Пришли результаты, и сказано, что биопсия взята некорректно. Потеряли мы еще и время. Только через два месяца можно делать новую процедуру.
Ну и поехали мы в Москву. Там и подтвердился диагноз: да, рак щитовидной железы. Очень быстро развивается. Агрессивный. Нужна операция, однозначно. Тяжело было, конечно. Тяжело.
Потом была операция. Разрезали сначала одну часть шеи. Удалили щитовидную железу, паращитовидную железу. Плюс удалили от восьми до десяти лимфоузлов. Потом реабилитационный период, не помню сколько – уже начинаю забывать. Потом была еще одна операция, потому что остались какие-то образования, с другой стороны шеи. Их было значительно меньше, но врачи решили подстраховаться. Сделали операцию, а потом с помощью Русфонда провели процедуру, которая называется "радиоактивный йод", и она показала: тьфу-тьфу-тьфу, больше ничего такого нет.
Процедура тяжелая. После нее Ариша, наверное, недели три входила в колею. Ее мутило, слабость, головная боль. Там все работает так. Дают им радиоактивный этот элемент, они его выпивают и сидят в палате, облучают друг друга – обычно по два человека. После этого их ведут на процедуру типа УЗИ, только как-то по-другому называется. Просвечивают. А этот радиойод – он имеет такое свойство, как маркер: скапливается около раковых клеток и как бы показывает, есть они или нет. И вот у нас ничего нет. Надо теперь просто восстанавливаться, пить лекарства, пить кальций, который не вырабатывается из-за того, что нет железы. Она пьет, но говорит, что ей это надоело. Что поделаешь, 14 лет.
Сейчас нас немного отпустило. Сначала, конечно, был шок, и потребовалось время, чтобы понять: ну да, страшно, но, оказывается, лечат. Лечат и рак. Но это я сейчас так рассуждаю, а тогда мне жена позвонила на работу и сказала: у нас так и так… Я, помню, вышел вот так вот на улицу, рот открыл и онемел: не знал, что делать.
Но оказалось, что все эти нечеловеческие новости упираются в то, что все мы люди. И тот что-то знает, и у того что-то похожее было. У каждого найдется для тебя своя история, и они помогают. Ну и сами по себе события идут, ты за ними не успеваешь. Вот сказали: рак, а через три дня уже операция. И ты как-то быстро должен все это переварить. А потом ты куда-то выскакиваешь из всего этого и думаешь: что дальше?
Аришка вот для себя пока ничего не решила. Ей еще три года учиться, а потом что? Планы зависят чуть ли не от погоды: то она хочет быть патологоанатомом, то визажистом. А как оно будет? Как-то так. Главное, что у нас есть теперь на это время».
Фото Сергея Мостовщикова
