Портрет врача

Новая красота

Человек становится другим, только когда становится самим собой

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Похоже, нет ничего милее и нужнее для человека, чем его собственное несовершенство. Гнутые мысли, кривые поступки, да еще и скрутит сколиоз, сгорбится все существо, настрадается, смирится, помудреет. Но что поразительно: если выпрямить его, вытянуть, очистить, вернуть во всю его природную красоту, именно это и будет страшнее всего. Ровное покажется искажением, естественное станет похожим на уродство и обман. Из-за этого парадоксального свойства людей заведующий отделением детской и подростковой вертебрологии Новосибирского НИИ травматологии и ортопедии профессор Михаил Витальевич Михайловский велел повесить в своем отделении зеркало в человеческий рост. Доктор долгие годы лечит позвоночники, выпрямляет людей и хочет, чтобы после всех страданий и вынужденных вмешательств человечество смогло наконец сделать самый сложный в своей истории шаг – обрело способность видеть собственную красоту. Вот что говорит о ней сам профессор Михайловский.

О красоте медицины

Я потомственный врач – в пятом поколении, начиная с прапрадеда. В родне моей все были в основном окулисты и терапевты. Есть и другие специальности. Один мой брат – патофизиолог, есть у меня другой брат в Америке, он сосудистый хирург, а я – первый вертебролог, занимаюсь позвоночником. На самом деле я сначала думал пойти в университет на биофак, в то время очень была модной генетика. Но потом все-таки выбрал мединститут. В молодости, знаете, всегда хочется чего-то героического, поэтому и пошел в хирургию. Разумеется, только потом понял, что в хирургии нет никакого героизма, это просто тяжелая работа. Но я не жалею. На стене института, где я учился, вывешена цитата Гиппократа: «Медицина поистине есть самое благородное из всех искусств». Я не Гиппократ, поэтому не стал бы говорить такого рода вещи. Я занимаюсь медициной не в силу врожденного благородства, а потому, что это просто мое дело, дело моей жизни. Кроме мучений и сомнений медицина дает мне одно главное ощущение – я чувствую себя на своем месте. Скажем, много лет назад у меня в квартире случилось безобразие с сантехникой, и я побежал к слесарям. Слесарь сказал мне: знаешь, сейчас четыре часа, у меня кончился рабочий день. Я ему ответил: знаешь, а когда у меня больной проблемный, я не уйду никогда и никуда, такая штука. Он начал чесать голову. Правда, все равно ушел, но хотя бы задумался.

О красоте позвоночника

Деформации позвоночника, которыми я занимаюсь, таят в себе много особенностей – психологических, ментальных, физиологических. Вот, допустим, привозят человека в приемный покой с прободной язвой. Его не спрашивают, чего он хочет. Ему говорят: либо на стол, либо в могилу. И он это понимает, он же не идиот. Особенно если ему дают расписаться в соответствующей бумаге. А у нас совсем другое. Мы наших больных оперируем не по жизненным показаниям. Они живут со всеми этими мерзостями. Может быть, коротко, иногда с мучениями, но живут. И это очень существенное отличие, это совершенно другая хирургия. Особенно в России. Это именно русская пословица: «Горбатого исправит могила». Ни в одной стране мира такой пословицы нет. Более того – у нас больные со сколиозом до последнего времени не получали даже инвалидности. Ты же, сукин сын, ходишь – так зачем тебе, проваливай. Последствия этого отношения таковы, что мы в вертебрологии технологически отстаем от всего мира – у нас нет традиций, опыта, знаний, наработанного материала, ни черта подобного у нас нет. А в современном мире для решения проблем позвоночника применяются специальные металлоконструкции, все новые и новые. Без них, каким-то иным способом, деформации сегодня не устраняются. И таких конструкций в нашей стране нет. Их приходится покупать, в том числе с помощью благотворительных программ Русфонда.

О красоте денег

Бесплатная медицина бывает только в раю. А у нас на земле она затратна. Операции, которые мы делаем, – это очень дорогое удовольствие. Скажем, несколько лет назад я был в Марселе, взял там за глотку местных ребят, спросил, сколько у них стоит средняя операция по коррекции деформации позвоночника. Двадцать пять тысяч евро. У нас в НИИТО это обходится гораздо дешевле, но все равно не так уж и мало. Государство квотирует наши операции, причем по нарастающей. Когда-то в год было всего десять квот, потом 30, 50, 90, а в этом году – 285 квот. Это хорошая цифра. 285 человек я и мои ребята прооперируем, и для пациентов это будет бесплатно. Но. Остальным придется платить. И тут огромную помощь, особенно детям, оказывают благотворительные фонды, Русфонд. Как вся эта система будет устроена в дальнейшем, я представить себе не могу, но знаю, что, например, методы лечения и диагностики в современном мире развиваются со страшной скоростью, постоянно. Они усложняются, дороговизна их растет экспоненциально. Никакое государство, никакие муниципалитеты, никакие собрания попечителей не в состоянии все это оплачивать. Поэтому в каждой стране мира своя система медицинского страхования, нет двух одинаковых. В Америке, например, 30 миллионов людей вообще не имеют страхового полиса, им в принципе негде лечиться. Так что деньги и медицина – сущности неразделимые. Как гений и злодейство. Как с этим быть? Как-то так.

О красоте ответственности

Врач – человек, который несет ответственность. Не потому, что умеет или хочет. Ему велено это свыше. Я говорю так не потому, что считаю врача сакральной фигурой. Вообще sacrum – это «крестец» по латыни. Стало быть, сакральный – это что-то такое крестцовое, связанное с задницей, простите. А в приличном обществе, знаете, когда-то говорили: так полагается. Вот врачу и полагается нести ответственность. И не перекладывать ее на других – потому что это подло. Все остальное – суета. Временные состояния. Сомнения. Неудачи. Восторг. Ничем этим нельзя заниматься перманентно. Чем можно восторгаться перманентно – если это, конечно, не деятельность нашего президента? Ничем. Так что это все кажущееся. Мне, например, кажется, что я с годами умнею. Но почему тогда я продолжаю делать глупости? Обо всем этом надо бы подумать, но мне некогда. Надо вот читать диссертации, писать отзывы, ехать куда-то в Курган. Так что ответственность – это серьезно, а с остальным особо не раскочегаришься.

О красоте человека

Люди не меняются, нет. Я наблюдаю их давно, но не вижу каких-то особенных перемен. Может быть, изменения, которые происходят в обществе, какой-то отпечаток и накладывают, но он выражается в пустяках. Ну вот сейчас появились татуировки идиотские, читают люди всякую ерунду, вот и все. Может быть, я говорю так из-за специфики своей работы. Ведь большинство моих пациентов – девочки, причем в совершенно особенном состоянии. Они настолько нуждаются в операции, что даже этого уже не осознают. Искалеченное тело четырнадцатилетней девчонки – это трагедия. Но человек так устроен, что не чувствует себя кривым. Он видит себя кривым, знает себя кривым, но физически этого не чувствует. И вот когда в ходе операции за какие-то два-три часа ему изменяют форму тела, только тогда, проснувшись, он чувствует себя кривым. Обязательно, в ста процентах случаев. Поэтому я вот что придумал. Придумал сам. Велел повесить у себя в отделении большое зеркало. Как только девочка сможет встать и ходить, я беру ее за руку и веду к этому зеркалу. Я говорю: посмотри на себя новую, повернись, пошевелись, забудь себя старую, запомни себя такой. И когда она смотрит на себя, удивляется, двигается – возникает обратная биологическая связь. Получается, что не я ее исправил, а она сама, только сама это сделала. Вот на этом и заканчивается реабилитация, начинается новая жизнь. Человек становится другим. Он становится другим только в одном случае – когда становится самим собой.

Фото Сергея Мостовщикова