Жизнь. Продолжение следует

Все люди – Авдоничевы

Все наши болезни – жизнь человечества

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Все мы в каком-то смысле братья Авдоничевы, Леонид и Кирилл. Загадка жизни всех нас привела сюда, в фактический и метафорический Нижний Новгород, но каждому предназначила что-нибудь свое. Кирилл безмятежен и бодр, Леониду приходится помучиться: ему достались все напасти – и печень больная, и катаракта у него, и чуть ли не глухота. Один все схватывает на лету, но не придает этому значения, другому повторяй все по сто раз, зато уж если запомнил, то навсегда. Кирилл хитер и спокоен, Леонид простоват и нежен. Один справляется сам, вокруг другого – люди, которые хотят и умеют помочь. Как при всем этом оставаться счастливыми, дружными и небесполезными братьями-близнецами – вот вопрос к человечеству на все его времена. Его мы и обсуждаем с матерью Леонида и Кирилла Екатериной Карпенко:

«Нас в семье трое детей – двое мальчишек и я средняя, девочка. Семья заводская, мама и папа работали на ГАЗе. Так что когда окончила школу, пошла в автомеханический техникум, думали, может, и я устроюсь на завод – технологом. Отучиться-то отучилась, даже закончила с красным дипломом, но потом пошла в Волго-Вятскую академию государственной службы. Там готовят и юристов, и финансистов, а мы были специалисты по государственному муниципальному управлению. Но, пока училась, начала свою карьеру в страховой компании, так там и проработала десять лет. А сейчас сижу дома с детьми – в сад отвести, к репетиторам, логопеды у нас, дефектологи, врачи и так далее.

Я была замужем. Познакомились просто. У брата моего старшего была свадьба, и на свадьбу приехал друг. Сам он нижегородский, но просто после армии остался в Москве, жил там. Ну вот. Начали мы с ним общаться, дружить, потом встречаться. Поженились. Но потом, к сожалению, разошлись. Тяжелая такая началась жизнь, он сам ее такую выбрал. А я считаю, приоритет – это все-таки дети. Тянуть вместе с ними еще мужика взрослого, бороться за него я была не согласна.

С детьми получилась вот какая история. Когда мы узнали, что это близнецы, были, конечно, удивлены. Сразу двое! У меня была почему-то уверенность, что это две девочки, Кира и Аня. Но когда выяснилось, что это мальчики, я довольно долго думала, как быть. Кирилла я почему-то долго называла Илюшей, я же знала, где он лежит, они же местами там в животе не меняются. И вот я его называла Илюшей, а Леню не знала как назвать. А когда он родился, когда получилось это все, я подумала: Леонид – «сын льва». И не лев, не такой прямо большой, а вот сын льва, Леонид. Красиво. А Кириллу имя выбрал муж. Я ему дала на выбор три варианта – Илья, Кирилл или Борис. Вот он и выбрал.

Еще до родов врачей пугало, что близнецы однояйцевые, плацента у них одна на двоих и они будут ее делить. Так и получилось. На 38-й неделе пришлось экстренно меня кесарить – Леня уже был настолько слаб, что не дышал. Бедняжка, ему сильно досталось, все на него свалилось. Начала отказывать печень, он весь был зеленый, два месяца мы с ним пролежали в больнице. Потом в год и восемь месяцев у него обнаружили катаракту обоих глаз, три раза мы ездили в Москву оперироваться, ему ставили искусственные хрусталики. Потом обнаружилась у нас тугоухость. Столько он всего перенес! Взрослый человек от всего такого, наверное, уже бы умер. А дети – они удивительно сильные, умеют выкарабкиваться. Желания, воли к жизни у них много.

Леня какое-то время ходил без слуховых аппаратов. Просто занимался с логопедом-дефектологом, потому что у него были проблемы с речью. То, что он что-то там иногда недослышит, не поймет, – это было не главной задачей. В четыре-пять лет начали учить с ним буквы, а он их не запоминает. Меня это дико злило. Только что букву прочли, через пять минут его спрашиваю, а он ее не помнит. Мне логопед-дефектолог объяснял, что это нормально, что Лене надо действительно тридцать пять раз повторить, такая особенность. И если он запомнит – он запомнит как следует. Так и жили. Но теперь Лене исполнилось семь лет, скоро в школу, и к школе нам посоветовали носить хорошие слуховые аппараты. Но детей я воспитываю одна, затраты и так большие, тем более мне пришлось уйти с работы. Так что купить аппараты нам помог Русфонд, иначе не получалось. Разница колоссальная – заметно, что он теперь и ведет себя, и чувствует себя по-другому. И ему легче, и с ним становится проще.

Хотя, конечно, Ленька – он в принципе человек простой. Кирилл похитрее. Может начудить что-нибудь, накуролесить, а Лене сказать: Лень, пойди разберись с этим, сделай что-нибудь. Леня пойдет и сделает. Например, как у нас бывает. Подходит Леня и говорит: мам, дай мне, пожалуйста, свой телефон. Я ему говорю: передай Кириллу, что не дам. То есть он его ко мне засылает. Ленечка – он, получается, подобрее.

Я вот смотрю на них, обоих, и понимаю, что счастлива. Двое детей, и такие оба разные! Ну да, есть проблемы, но для чего мы еще рождены? Чтобы справляться, чтобы тянуть тех, кто рядом с тобой. Наверное, я в этом смысле бываю даже слишком жесткой. Мне моя мама иногда говорит: ты ведешь себя со своими детьми, как мачеха. Ну а что мне делать – плакать? Я все, наверное, выплакала в роддоме, когда узнала, что случилось. А потом подумала – ну кому я помогаю этими слезами? Где-то я услышала фразу такую... Она пришлась прямо, что называется, в тему. Очень мне понравилась. Такая примерно: плакать над тем, что можно изменить, нет смысла, а над тем, чего не изменить, нет смысла плакать. Что-то в таком вот роде. Поэтому я так и считаю: если никто не умер, будем жить. И добиваться от этой жизни всего, чего в ней не хватает».

Фото Сергея Мостовщикова