Слишком серьезный человек
Миша Куприянов как способ победить уныние
Рубрику ведет Сергей Мостовщиков
Как только Михаил Эрдалович Куприянов появился на свет, мать поняла, что это слишком сердитый и серьезный человек. То ли у него были как-то особенно сдвинуты брови, то ли казалось, что на лбу видна какая-то непонятная шишка и именно она прямо с рождения делает ребенка суровым и даже мрачным мальчишкой. Мать потерла пальцем лоб сына, спросила у врачей, что это за наваждение, но ее успокоили – ничего серьезного у Михаила Эрдаловича нет, что оказалось скорее мудростью, чем правдой. Жизнь действительно бывает и проще, и мрачнее любых диагнозов врачей. Михаил Эрдалович действительно оказался не таким уж суровым парнем, а очень даже сообразительным весельчаком. Но повозиться с ним пришлось основательно. Неправильное строение головы, угроза глухоты и слепоты, вставление в череп специальных рассасывающихся пластин. Насколько все это было серьезно – об этом мы разговариваем с мамой Михаила Эрдаловича Ольгой.
«Я родилась и живу в Арзамасе. Город очень старый, небольшой. Говорят, когда-то он был богатый, способствовала торговля, а сейчас от всего этого остались только церкви, церквей у нас больше, чем во всех городах вокруг. Я здесь и выросла, и училась. Мечтала стать педагогом в начальных классах, хотела заниматься с маленькими детками. Но потом, когда отучилась на бюджете, оказалось, что учителя получают очень мало. Пришлось переквалифицироваться в бухгалтера. Бухгалтером я всю жизнь и проработала в местных тепловых сетях.
Жизнь оказалась не то чтобы простая. У меня две дочери, Алиса и Маша, они живут со своим папой, мы видимся по выходным. Он очень обеспеченный человек, и мы при разводе решили, что так будет лучше, – он сказал, что я со своей бухгалтерской зарплатой двоих девчонок не вытяну. Пришлось согласиться. Не хочу ничего плохого про него говорить, хотя он нашел себе другую, но он о моих детях заботится, мы обошлись и обходимся без скандала.
Миша у меня родился от другого мужчины, он турок, работал по контракту в Нижнем Новгороде, там мы с ним и познакомились. Сейчас он живет в Москве, мы у него бываем несколько месяцев в году, Мише с ним весело, интересно. Но потом мы ругаемся, я уезжаю, а потом снова возвращаюсь. Видимо, я не обидчивая.
Мишины проблемы я заметила еще в роддоме. Мне его в первый раз принесли, он был в пеленке, видно одно только личико. Я подумала: что такое? Он какой-то сердитый прямо мальчик. Думаю: разглажу я ему брови, чего он такой. Потрогала, а там шишечка. Стала задавать вопросы. Но в роддоме кто что знает? Бесполезно. Поэтому после выписки я сразу же пошла к хирургу. Хирург сказал: я вообще никаких проблем не вижу – такая у него форма черепа, ничего страшного.
Я пошла домой, успокоилась. День-два проходит, я думаю: нет. Начинаю читать в интернете, какие там ужасы написаны, ночи не сплю. Иду опять к хирургу, он мне говорит: раз уж вы так беспокоитесь, вот вам направление в Нижний Новгород. Я еду туда, это наш областной центр. Там девушка молодая, нейрохирург. Посмотрела и говорит: наблюдаться, наблюдаться и наблюдаться. Приезжайте ко мне в пять месяцев. А лучше в семь. Будем смотреть, какой у вас прогресс.
Ладно, опять я уехала. Но все равно не могу успокоиться. Характер у меня вообще спокойный, я стесняюсь всего, боюсь. Но тут ребенок! Поехала опять в Нижний. На этот раз попался нейрохирург-мужчина. Говорит: надо вас срочно на компьютерную томографию. Сделали срочно, за деньги. Он посмотрел – и сразу диагноз: неправильная форма черепа, вам нужна операция, лучше не затягивать, иначе не будет места для развития мозга, последствия тяжелые. Но направление я вам дать не могу, нужно вам ехать в Москву, самим созваниваться и договариваться. Было нам три месяца тогда.
Как ехать в Москву с маленьким ребенком? Что там искать? Слава богу, был октябрь, еще было тепло. Поехала на машине в клинику Бурденко. Мама меня отговаривала, но я все равно собралась. Нашла все, пробилась на прием. Нас посмотрели и говорят: нужна полная реконструкция черепа. Время терпит, но только до восьми месяцев, потом будет неэффективно. Сама операция бесплатная, надо только оплатить специальные германские саморассасывающиеся пластины. Как их будут вставлять, куда, врач мне сказал: вам лучше не знать. Озвучил мне только сумму.
Я растерялась. Что мне было делать? Квартиру продать? А где я буду жить? Машину? Даже если продам, я такую сумму даже далеко не наскребу. Мне сказали: вы не переживайте, обратитесь в Русфонд.
Это было для меня непонятно. Чужие люди! Почему они должны помочь именно нам? Но знаете, когда нас показали по телевизору, произошли невероятные вещи. Скажем, у меня были две подруги. Они мне позвонили и сказали: почему ты побираешься? Я говорю: а я у вас разве хоть что-нибудь просила, хоть рубль? И все, говорю, девочки, вы мне больше не звоните. А другие просто звонили и спрашивали: куда перечислить деньги.
В итоге нужную сумму собрали очень быстро. Приехали в Москву. Вокруг другие дети, другие мамочки. Мамочки плачут, я тоже с ними начала. Но потом подумала: а смысл? Я никак не помогу этим ребенку. И как только подумала, нам начало везти. Скажем, операцию нам сделали прямо на второй день, а многие ждали очереди по неделям.
Получилось как. Вечером нам сказали: с пяти утра не кормить, будем готовиться к наркозу. Как можно семимесячного ребенка не кормить? Я его везде и носила, и в окно мы с ним смотрели, и отвлекала его как могла, терпели до последнего. И вот хотели взять на операцию вместо нас другого мальчика, а мама его не выдержала и покормила его. И все, забрали в операционную нас.
Я вообще благодаря этой истории научилась радоваться. Я узнала, что у меня все получается, что я могу добраться куда надо, добиться всего, чего хочу. Я ведь, как и все, всегда боялась, что со мной может случиться что-то вроде того, что со мной в итоге и случилось. Но я столкнулась с этим и поняла: справиться можно со всем, если только справиться с собственным унынием. И я пока справляюсь».
Фото Сергея Мостовщикова
