Жизнь. Продолжение следует

Железное сердце

Болезнь, несчастье, любовь и новые сапожки

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Жизнь, бывает, так прижмет, что хоть вой. Как быть с ней дальше? И ведь не у кого спросить. Но есть ведь. Вот хоть у Натальи Янишевской из села Вольно-Надеждинского Приморского края. Муж и дочь у нее умерли от рака, вторая взрослая дочь из дому не выходит – она инвалид. На руках еще внуки – Дима и Даша Лепчук. У Даши нейрофиброматоз. Это опухоль, из-за которой язык стал расти так, что создал угрозу жизни ребенка, не говоря уж о том, что сделал девочку изгоем. Четыре раза мотались через всю страну в Москву на операции, а теперь, пожалуйста, новая напасть. Даше понравился одноклассник, делят его с другой такой же модницей-первоклашкой, надо бы приодеться в красивые сапожки: хочет отбить мужчину и ходить с ним в столовую за ручку. Как быть дальше? Об этом мы и разговариваем с Натальей Янишевской.

«Я родилась в Приморском крае, в городе Лесозаводске, здесь езды на машине часов пять. Теперь не осталось там больше никого. Два брата умерли, отец-мать умерли. Вот одна сестра во Владивостоке живет, другая в Чите, в Забайкалье. А я в 16 лет, получается, ушла из дома. Окончила в Уссурийске сельскохозяйственный техникум и поступила работать сюда, под Владивосток. Была товароведом, потом инженером по запчастям поставили меня, хотели сделать замом, но я отказалась, было уже не до этого.

С мужем познакомились мы здесь, в деревне. Я получила от организации квартиру, а он через дорогу жил с родителями. Работал на железной дороге всю жизнь, 40 лет, а вот два года назад умер. Сначала дочь Надя, четыре года назад, а потом он. И теперь вот живу с двумя внуками и дочерью-инвалидом. Такое несчастье.

Знаете, до восьми месяцев мы у Даши ничего не замечали. Ребенок как ребенок. А потом смотрим: сосет бутылочку, а язычок набок, не помещается во рту. И постепенно он увеличивался, увеличивался. Дочь уже в это время болела, у нее был рак легких. Успела она с Дашей в больнице немного полежать, там ребенку поставили диагноз "нейрофиброматоз". Сказали: вот будет ей лет одиннадцать или четырнадцать, тогда будете лечиться, а сейчас нет.

А я когда с дочерью ездила в онкологию во Владивосток, смотрю – объявление: челюстно-лицевой хирург. Записались. И пока дочь лежала, съездили с мужем, показали Дашу. Врач посмотрел и говорит: нужна срочная операция. Познакомил нас с Русфондом, дал телефон. Я поговорила – и нам помогли, направили в Москву лечиться. Слава богу, вовремя. У нее уже язычок такой большой был, в нее все тыркали, показывали пальцем. Четыре раза я моталась с ней в Москву на операции. А дочь умерла, не увидела даже, как все красиво сделали. Такая шустрая теперь эта Даша стала, взрослая. Бабушка, наверное, чокнется с ней.

Пацан у нас, Димка, он какой-то вроде спокойный, тихий, не видно его, не слышно, а эта разговаривать любит, песни петь, гулять, а учиться не хочет. Любовь у нее уже, в первом классе. Давай, говорит, баба, мне новые сапожки, он, наверное, со мной пойдет сегодня в столовую вместе за ручку. Соня у нее еще подружка, вот они с ней этого Данила и делят. Вот какие у нас дела.

Я сама себе поражаюсь, как я все это выношу. Считайте, с молодости у меня проблемы. Старший ребенок больной, ей вот сейчас уже 36 лет, а она все со мной, все со мной, привязанная я к ней. Потом другая дочка замуж вроде вышла, но случилась с ней сначала беда, а потом вот с моим мужем. Как я со всем этим испытанием? Наверное, характер такой. Я все время стараюсь сделать другим лучше, чем себе. Так и получается.

Представляете, такая прямо судьба. Вот он за легкие всегда боялся, всю жизнь, муж мой. Всегда болел и всегда проверялся. И нас заставлял. И вот у дочки рак. Ой, он так переживал, так плакал. Плачет и плачет. На кладбище все время ездил. Я уж говорю: ну что ты так убиваешься, оттуда уже не вернешь, а нам надо с тобой внуков поднимать. И вот, считайте, два с половиной года прошло, он еще работал, до последнего. На пенсии уже был, но работал, в котельной. И то рука заболит, то спина. Ему говорят: мышцы застудили. Ходил-ходил, а потом поехал, сделал МРТ – и пожалуйста, рак. На том же месте, как у дочки, судьба какая-то.

После второй химии плохо ему стало. Температура была. Вызвала скорую. Послушали его, сказали: все нормально, уехали. А он переживал очень. Здоровый был он мужик, высокий. Говорит: вот я буду, как Надя, лежать, ну как ты будешь со мной, ты же меня даже не перевернешь. И вот, представляете, отошла я ненадолго, звонит мне, говорит: все, я буду помирать. Я ему: с ума сошел, что ли. И все. Прибежала, а он умер. Бог прибрал, наверное, чтоб и он, и я не мучились.

Он у меня такой был – переживал за всех. У меня характер, наверное, другой, я держусь. А не держусь, так не подаю вида. А он, видите… На тебе. Такая у меня жизнь. Вот думаю, прожить еще лет десять, поднять хоть одного ребенка. Железное сердце и железный характер нужны для всего этого. Ну и Даше новые сапожки».

Фото Сергея Мостовщикова