Жизнь. Продолжение следует

О чем плакать

Сахарный диабет – не только сплошная горечь

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков
 

Слезами горю не поможешь, но иногда можно помочь не только горю, надо помочь себе. Как же не плакать, когда есть о чем? О мечтах, которые не сбылись. О любви, которая прошла. О ребенке, который тяжело заболел. О матери, у которой обнаружили рак. О прошлом, которое исчезло. О будущем, которого не увидеть и не понять. Как со всем этим справиться, если не плакать? Плакать. Просто вытереть потом слезы и жить. Как получится, как следует, как хотелось бы. Как это делают Ксения и ее четырехлетняя дочь Ева Карташова, внезапно заболевшая сахарным диабетом.

Ева катается на карусели, таскает по песку игрушечного ослика, скатывается с горки, а потом сама измеряет себе уровень сахара в крови. Мы разговариваем с Ксенией о слезах и радости на детской площадке во Владивостоке:

«Владивосток – классный город, я люблю его очень. Я такая приморская девушка, без моря не могу. У меня вид из окна дома на бухту Золотой Рог, я родилась с этим видом и никогда не хотела бы уехать отсюда. Так что училась рядом с домом в школе, потом поступила в Дальневосточный государственный технический университет на специальность “радиосвязь, телевидение и коммуникации”. Наверное, думала, что буду в телевизоре, звезда. А потом поняла, что это техническая специальность, надо чертить, паять. Технарь из меня никакой, поэтому ушла. Поработала год в службе сервиса в торговом центре. В семье особо не верили в мое образование. Наверное, мама хотела, чтобы я просто встретила богатого мужчину. А я очень хотела учиться, поступила во Владивостокский университет экономики и сервиса, окончила его, получила диплом.

Еву я родила в 21 год. У родителей моих как-то не очень сложилось, поэтому я мечтала о своей семье, о детях, для меня это было самым важным. Мы познакомились с отцом Евы, быстро все завертелось-закрутилось, я забеременела. Но я так понимаю, мать его была против меня, а она очень большое влияние имеет на сына. Так что в свидетельстве о рождении ребенка в графе “отец” стоит прочерк. Она мне говорила в свое время: так даже лучше, будешь мать-одиночка, тебе больше будет положено всяких выплат и льгот. Ну да. 720 рублей ежемесячно. Стоило оно того?

Но вот так все получилось. Родилась девочка, я об этом мечтала, чтобы первой была именно девочка. И было два варианта имени. Я хотела назвать Кирой. А мне все сказали: как корабль назовешь, так он и поплывет... Кира. Ну, тогда был вариант Ева. Ева – это жизнь. И, кстати, когда все это случилось, когда она лежала в коме, я плакала над ней и говорила: Ева, я тебя не просто так назвала, живи, пожалуйста. Это нам помогло.

Ей было восемь месяцев, мы жили тогда на съемной квартире, было лето, был июнь. Ева вдруг стала очень много пить, очень сильно потела, запах появился такой технический. Потом я только поняла, что это был ацетон, началась интоксикация. Так продолжалось неделю или десять дней. Пошли мы к врачу, нам надо было как раз делать прививку. Я все рассказала, так и так. Врач говорит: а вы витамин D ей даете? Я говорю: как бы лето, зачем? Вот и весь разговор. Померили температуру и отправили на прививку. Была пятница. В субботу и воскресенье ее начало рвать, ничего не кушала, стала задыхаться, как будто что-то застряло в горле, зрачки огромные.

Я перепугалась. В понедельник взяла ее в охапку и побежала в соседнюю поликлинику. Они давай ее смотреть, говорят: у вас или пневмония, или ангина, или отит, давайте ее в инфекцию, есть на улице Океанской кафедра детской педиатрии, поедете? Я говорю: конечно! Кафедра! Поедем! Приехали. Долго нас принимали, собирали анализы, но это еще было не так страшно. Страшно, какие там были тараканы. Я таких никогда не видела. Мне сказали: ребенку обязательно завязывайте шапочку, смотрите, чтоб тараканы не залезли в нос и в уши. Боже мой…

Не знаю, как мы прожили эту ночь. Ева лежала вся холодная, синюшная, не ела, не пила. А нас лечили от ангины и отита. 20-кубовым шприцем набирали фурацилин и делали ей полоскания горла. Неделю я не спала вообще. И как-то пришел врач, скал мне: выпаивайте ее водой. Я начала выпаивать ее через шприц, через каждые 15 минут. Она порозовела, ожила. Наутро пришли медсестры, забрали ее в процедурную и выгнали меня оттуда. Это теперь я мама, повидавшая виды, теперь я никогда не выхожу, когда меня выгоняют. А тогда я неопытная была, доверяла врачам. Вышла. Звонит свекровь и паникует, говорит: ты что! Они там не найдут вену, сделают ей капельницу в голову, это опасно, иди туда. Ну, я и пошла. Захожу, а Ева вообще сухая, губы потрескавшиеся, задыхается. Смотрю, капельница и бутылка глюкозы. Через год я только поняла, что ребенка могли просто убить.

Не знаю, как она выкарабкалась. Ночью стало совсем плохо, принесли кислородную маску. На следующий день в обед вызвали бригаду скорой помощи, устроили консилиум, отправили нас в другую инфекционную больницу. Целый день занял этот переезд, опять анализы, осмотры. Только в десять вечера они проверили сахар в крови и увидели, что норма превышена почти в шесть раз. Сказали мне: у вашей дочки сахарный диабет. И все, я совсем потерялась. Что такое сахарный диабет? Я помнила только, что у меня в школе учительница была по истории, Анна Акимовна, ее уже нет в живых. Царствие ей Небесное. Вот у нее был диабет. И я помню только, что она все время ходила к медсестре колоться, ее трясло всю, доводили ее в школе. То есть я не знала, какая это страшная болезнь на самом деле. Видела только, что у врачей паника на лице, они не знают, что делать, это не их профиль, не инфекция.

Я чувствовала, что может случиться самое плохое, готовилась к этому. Уже была ночь, и я слышала, как реаниматолог звонит куда-то и кричит: вы что, не понимаете, что ребенок до утра не доживет?! В итоге опять приехала скорая помощь, отвезли нас в эндокринологию, там нам повезло, была отличная смена реаниматологов, спасибо им большое. Они отнеслись к нам по-доброму, откачали ее за несколько часов.

Но целый год после этого мы приходили в себя, жили на повышенных сахарах, Ева вся желтая стала. Видно, печень не справлялась. Год этот ушел на то, чтобы хотя бы понять, с какой болезнью мы имеем дело, разобраться в ней. Но сахар в крови все равно не стабилизировался. Она у меня такой живчик, бегает без конца, носится, как угорелая, собирает вокруг себя компании. Сахар постоянно скачет. В конце концов мы обратились в Русфонд за помощью, чтобы купить и установить инсулиновую помпу.

Я, конечно, пока еще не могу работать, думать о своем будущем, еще больше стала занята с ребенком. Сидеть с ней некому, у мамы моей нашли онкологию, она проходит курс химиотерапии. Иногда чувствую, что устала. Спать хочу, не могу, молюсь, прошу, чтобы хотя бы ночь поспала. Честно скажу, я плачу. Я вообще, наверное, по характеру плаксивая. Но мне кажется, это правильно. Надо выплакать все. Чтобы осталась радость, благодарность за каждый прожитый день. Чтобы остались силы, терпение. Чтобы было понятно – со всем этим можно и нужно жить.

Не надо обижаться ни на себя, ни на ребенка, считать, что это какое-то наказание. Бог это допустил. Значит, это не просто так. Например, знаете, диабет – это прежде всего дисциплина. Это осмысленная, тщательная жизнь, которой надо гордиться, а не стесняться. Бывает, спрашивают на улице или в кафе: а что у вас, диабет?! Боже мой! Да как вы с этим живете? Да нормально мы живем. Счастливо, очень хорошо».

Фото Сергея Мостовщикова