Жизнь. Продолжение следует

Что мы делаем

Так получилось. Нет выбора. Это судьба?

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Верно ли то, что мы делаем? Какой во всем этом смысл или хотя бы толк, если отбросить вечные «надо» – «так получилось», «нет выбора» и «это судьба»? Вот у Вадима и Ольги Япаровых из Оренбурга старший сын Даниил. У него детский церебральный паралич, так получилось. Родился недоношенным, врачи делали, что могли, но это, как говорится, судьба. Выбора теперь нет, придется всю жизнь ходить за парнем, таскать его по больницам, делать массажи и процедуры, искать деньги на хорошие инвалидные коляски или дорогостоящие курсы лечения. Допустим, несколько раз помогут добрые люди, благотворители Русфонда. Понятно, что и родители постараются, сколько хватит сил. Но как разобраться – будет от этого и есть ли от этого толк? Ведь ребенок не выздоровел, не спасся, не пошел, толком даже не заговорил.

Будете думать об этом, не забудьте одну важную деталь. Все-таки он заговорил. После одной из процедур Даниила привезли домой. И вдруг он начал наизусть рассказывать стихи, которые родители без особенной надобности или надежды читали ему с самого детства. Он выучил их все, просто не мог дать им волю. Вот оно: ни одно наше дело, поступок или даже мысль не возникают и не совершаются просто так. Все они оставляют следы, которые прячутся за «так надо». Скрыты от нас тем, что получилось, запутаны отсутствием выбора, обмануты судьбой. Об этом мы и разговариваем с матерью Даниила Ольгой Япаровой.

«Я родилась в Таджикистане, в городе Душанбе. В начале 1990-х годов были там мятежи, война и все такое прочее. И мы большой своей семьей переехали в деревню, в Оренбургскую область. Три моих брата и мама с папой. Папа у меня уже умер, к сожалению, а братья – кто куда разъехались по своим делам, своей жизнью живут. А я вот поехала сюда, в Оренбург, учиться. Закончила здесь одиннадцатый класс. Хотела поступить в медакадемию и стать хирургом. Но не набрала баллы, поступила в медицинский колледж на фельдшерское отделение. Закончила с красным дипломом. Потом устроилась на работу. У нас здесь есть областная больница в городе, даже две. И я вот в первую устроилась, в гастроэнтерологию.

Проработала там процедурной медсестрой в общей сложности двенадцать лет с перерывами на декретные отпуска – у меня сейчас трое детей. А параллельно еще поступила заочно учиться в педагогический университет на специальность “педагог-психолог”. Потому что встретила мужа, он уже учился там. Он меня, так сказать, подтянул, заинтересовал.

На втором курсе родила я Даню. Очень тяжелая беременность была. Токсикоз, все такое. Были опасения, что не доношу. Лежала в больнице на сохранении. Но, к сожалению, не помогло. На тридцатой неделе я его родила. Кесарево сечение, тоже тяжело все было. Родился он очень маленький, сорок сантиметров, кило пятьсот пятьдесят. Его выхаживали целый месяц в перинатальном центре. Потом выписали. Диагноза у нас тогда не было. Просто я начала замечать задержку в развитии. Не держит голову ребенок, например. Не поднимается. Не переворачивается. Не сидит. Лежит и смотрит в точку. В пять месяцев улыбнулся в первый раз. А так – плачет и все. Ну, и к году все это в комплексе собралось, ему поставили диагноз ДЦП.

Куда деваться? Надо лечиться. Было трудно. Муж только окончил университет, был еще не на ногах, я медсестрой работала, получала маленькую зарплату. Помогали нам тогда родители мужа. Их уже, к сожалению, нет. Посещали мы всех специалистов в городе, делали все процедуры, не вылезали из больниц. Нам говорили: нужно родить еще одного ребенка, чтобы этот за ним тянулся в развитии. Такая теория. Вроде, должно помочь.

И вот забеременела я Ярославом, даже не планировали мы, само все вышло. Получилось само и то, что случайно познакомились с одной женщиной, она нам рассказала про Институт медицинских технологий в Москве. Средства на лечение, сказали, можно попросить через Русфонд собрать. Я написала письмо, отправила бумаги, нам собрали деньги на целых три курса. Когда мы поехали в первый раз, Дане было почти четыре года, он не разговаривал, держал очень плохо голову, не сидел, руками ничего не брал и постоянно плакал.

И вдруг, когда мы вернулись домой после первого курса, он заговорил! Не отдельными словами, а появилась речь! Вот тогда, плохо выговаривая, он и начал нам рассказывать стихи из детских книжечек и песенки. Мы ими его успокаивали, а он их, оказывается, запоминал. И начал выдавать целыми порциями. Я была, честно говоря, в шоке. Мы вдруг начали друг друга понимать. Он научился реагировать, объяснять, что ему нужно, стал с нами общаться. Сейчас ему уже десять лет, он ходит в специальную школу, в третий класс, сам ест, пишет на компьютере.

Я думаю, что одна только способность помогать друг другу многое меняет в жизни. Например, у меня золотой муж. Он мягкий человек. Он поддерживает меня. Что надо – все сделает, всегда даст мне отдохнуть. И я делаю, что могу. Например, у моего мужа старший брат, ему 44 года, он инвалид. В детстве попал в аварию, у него травма головы. Когда-то его мать была опекуном, а теперь я ухаживаю. В доме у него надо каждый день убраться, приготовить ему поесть, покормить, присмотреть. По сути, у меня еще один ребенок, четвертый, кроме, значит, Даниила, Ярослава и Полины, младшей моей дочери.

Но я считаю, дети для того и нужны, чтобы не только ты их поддерживал. Придет время, и они поддержат тебя и друг друга. Они и сейчас мне помогают. Но я считаю, в будущем, когда каждый из них вырастет и станет нормальным человеком, они не оставят своего брата, помогут ему. Это, я думаю, главное, что передается по наследству. Что же еще передавать?»

Фото Сергея Мостовщикова