Жизнь. Продолжение следует

Веронике Ермаковой из Самары шесть лет, но, в принципе, любого дня ее жизни достаточно для доказательства всей непредсказуемой красоты нашего мира. Ведь многое на этом свете кажется людям естественным и объяснимым. Но чем больше здорового реализма, тем страшнее и болезненнее обстоятельства, в которых ничего нельзя понять. Вероника Ермакова – редкое и ясное воплощение отсутствия какой-либо ясности. Никто не знает, что с ней, не берется дать определение происходящему внутри этой загадочной девочки. По непонятным причинам внезапно у нее возникает третий круг кровообращения, кровь начинает двигаться по организму, как ей заблагорассудится, раздувает и повреждает сосуды, вызывает внутренние кровотечения. И пока в мире есть один только человек, который с этим справляется, – немецкий доктор Вернер Люк. В Берлине под его руководством Веронике провели уже несколько операций, поставили шунты, удалили селезенку и желчный пузырь, привели в порядок сосуды пищевода и желудка. Звучит все это пугающе, как бездна, а выглядит прекрасно, как Вероника Ермакова, которая радостно живет в бездне красоты и любви. О ней мы и разговариваем с ее отцом Вадимом Ермаковым и матерью Юлией Малыгиной: →

Если противоречия между людьми – драка или война, то противоречия внутри человека – болезнь. В этом смысле Сережа Туркин из Самары слишком рано стал противоречивым человеком. В полгода у него заподозрили рак крови, в год окончательно подтвердили диагноз, в полтора сделали неродственную пересадку костного мозга, в три начались осложнения – трансплантат выступил против хозяина. Нечто новое и тайное начало действовать внутри. Сначала один глаз поменял цвет, потом на коже появились непонятные следы. Чтобы примирить две разных сущности в одном теле, кровь приходится периодически обрабатывать при помощи специальной процедуры – экстракорпорального фотофереза. И когда Сережа и Сережа найдут общий язык внутри Сережи, еще неизвестно, Сережа ли получится у них. Во всяком случае Ольга Просвиркина, мать противоречивого человека, не исключает, что ей, может быть, придется называть его как-нибудь иначе. Например, Зергиус Туркин. Но, кажется, это совсем не печалит, а даже и радует ее. Вот она смотрит, как непонятный разноглазый мальчик дерется со своим старшим рассудительным братом Сашей, как потом они обнимаются и садятся вместе читать букварь, и она садится, тихо улыбается тайне жизни людей, обычно скрытой от всех нас одними только противоречиями. О них мы сейчас и говорим: →

Когда он решил заглянуть в наш мир, многие здесь были растеряны и даже напуганы. Он родился в коконе, вылуплялся из него, как какая-то тайная, вечная рыба из мелкой икры человеческих дней. Веки вывернуты, рот открыт. Врачи не решались разговаривать с матерью целые сутки. Не знали, как быть. Но именно она оказалась первой, кто узнал его. Это был ее ненаглядный сын Владик Фиранский. Просто его скрывало от людей мистическое генетическое заболевание – ихтиоз. Кожа при ихтиозе сохнет и становится похожей на рыбью чешую. Круглые сутки о ней надо заботиться – увлажнять и смазывать специальными кремами. Недосмотрел, отвлекся – и обычное течение жизни превращается в огненную реку страданий. Говорят, редчайший случай. Но мир, увы, всегда выражает всего себя в одной какой-нибудь уникальности, а уникальность, к счастью, описывает собой целый мир. Ведь разве и все мы без любви и внимания не становимся похожи на молчаливую испуганную рыбу, спрятавшуюся в тине дней? И разве не прекрасен Владик, когда его видят, знают и любят таким, какой он есть? Об этом мы рассуждаем с его матерью Светланой Фиранской: →

Когда пытаемся объяснить или хотя бы понять любовь, все-таки мы уверены, что это сила, которая в чем-то выражается. В поцелуях, объятиях, слезах, головокружении, бессоннице, клятвах, криках, запахах, прикосновениях, ужасе или счастливом забытье. Но что если любовь никак не проявляет себя, если она невидима? Может ли она существовать сама по себе, без каких-либо условий, и быть при этом явной, действенной и сильной? →

В сказках приходится жить счастливо и умирать в один день, хотя в жизни все наоборот – сначала нужно бы умереть, а потом попытаться в один прекрасный день стать счастливым. Евгения Качалина не должна была жить, начиная прямо со дня своего рождения. Пневмония, потом заражение крови – шансов не было никаких. Потом случилось счастье: девочка каким-то чудом выкарабкалась, выросла и вышла замуж. Как в сказке. Но только потом все повторилось, как в жизни. Первый ребенок умер, второй родилась девочка по имени Вика. К 13 годам Вику Качалину так скрутил сколиоз, что она должна была стать горбуном, калекой, инвалидом – проще было сразу умереть. И вот только теперь, когда красавица Вика выпрямилась и смотрит по сторонам, как царевна, когда по квартире, как ученый кот, бегает слева направо и справа налево ее младший брат Александр Сергеевич, когда в дачном поселке, где живет семья Качалиных, улицы называются Грациозная, Облачная, Кондитерская и Имбирная, мы разговариваем с Евгенией Качалиной о счастье. →

История рождения и спасения девочки по имени Вероника Гора – это история танца ее родителей, красивого, трудного и непредсказуемого. Никогда ведь не знаешь, куда заведет танец жизни, особенно если он исполняется в паре. Общее дыхание, один ритм на двоих, рука на талии, локоть отведен, первый шаг, второй – и мир начинает кружиться, он весь уже зависит только от изящного наклона тела и верного поворота головы, и даже сама музыка звучит как будто для исполнения желаний. Но что это? Танец никак не заканчивается, нет способа остановиться, все меньше силы продолжать. Ритм становится беспощадным, музыка – безжалостной. Федор и Виктория Гора долго не могли завести ребенка, три раза делали ЭКО. Наконец родилась девочка с тяжелым пороком сердца. Врачи считали: сделать ничего нельзя. Но у музыки желаний на этот счет были свои ноты. Потребовались три операции на открытом сердце, последняя – в клинике в Германии. Стоила она денег и сил, которые просто так не натанцуешь. Какой апломб нужен был, чтобы правильно выполнить все возможные па? Федору и Виктории виднее. Они танцевальная пара. О танце, который они исполняют, мы и разговариваем: →

Все мы пассажиры железной дороги судьбы. Вагон проблем, цистерна счастья, плацкарта воспоминаний, электрички любви – все это куда-то едет, воет, стучит, и хочется однажды остановиться, пересесть, передумать, да как это сделать на ходу, пока мелькают незнакомые реки, сугробы и леса, гаснут за темным стеклом бесконечности звезды станций уходящего дня. Кто там остался? Что делает? Почему это место предназначено именно ему? У кого есть ответ? Да вот хотя бы у Юлии Быченко. Когда-то ее жизнь остановилась, показалось, что высадили с поезда судьбы. Сын Дима заболел непонятной болезнью – начались какие-то приступы и судороги, он стал как бы оболочкой, из которой забрали родной и понятный смысл, а его место заняла мрачная пустота. Что было делать выпускнице железнодорожного техникума? Она стала дежурной по станции, на которой ее бросили пропадать. И скоро все поезда и составы, электрички и тепловозы стали двигаться, послушные только ей одной. Они делали свои остановки, чтобы привезти нужные известия. Они уходили дальше, чтобы помочь. И они возвращались, чтобы в конце концов вернуть матери то, без чего она осталась тут одна, – ее собственного сына. Остановимся же и мы на минутку на этой станции, узнаем у дежурной, что тут теперь и как: →

Это только в России эпилепсию по-простому называют падучей, а в Древней Греции, например, считали божественным вмешательством. Античный человек как бы оказывался схвачен, пойман или застигнут некоей немыслимой силой, отчего сам оставался без сил. Может быть, это вообще было своего рода сообщение свыше – настолько искреннее и запредельно простое, что обычный, запутанный человеческой жизнью мозг не был в состоянии понять его, чем и вызывал припадок беспомощности. Но, может быть, все было совсем наоборот – больной сам страдал приступами жалости к миру людей, его трясло от того, что никто здесь никогда не понимает того самого главного, что надо знать о сути и природе явлений и вещей. Как бы то ни было, но, например, у современной Насти Петровской из Брянска ничего не смогли выяснить даже врачи – ни в России, ни в Германии, где с помощью Русфонда девочке сделали сложную операцию на головном мозге. Обещали только: может быть, теперь Настя будет нормально идти по жизни без падучей, может быть, научится говорить и сама все расскажет. Но если и вправду существует божественное вмешательство, мы должны просто верить: о главном никогда не говорят – о нем знают или просто догадываются. Так что пока Настя гуляет по парку и со смехом качается на качелях, мы с ее мамой Светланой Петровской пытаемся схватить, поймать или хотя бы застигнуть тайны простого человеческого бытия: →

Непонятно почему, но мужчинам всегда чего-то не хватает, хотя в мире есть все, что нужно. Наверное, мир, состоящий из одних только мужчин, был бы миром страдальцев, инвалидов и калек. И в нем в печали жил бы Витя Микешин, который в силу никому не известных причин родился без кисти на левой руке. И хотя говорят, что из любой ситуации можно найти выход, все-таки для начала эту ситуацию должна оценить женщина. Вот она поплачет, пожалуется, поймет, что выхода никакого нет, а потом вытрет слезы, улыбнется и решит, что ничего другого и не надо – и так все красиво и хорошо. И это будет и выход, и спасение, и решение, и начало нового мира, где мужчина всегда найдет себе место, даже если не может сидеть, стоять и ходить. Об этом мире мы и разговариваем с мамой Вити Ксенией Микешиной: →