Жизнь. Продолжение следует

Мир непознаваем, причем как в хорошем, так и в ужасном смысле этого откровения. Допустим, мы знаем, что Вика Верич, веселая кареглазая хулиганка двух с половиной лет, идет в детский сад в городе Армавире Краснодарского края. Это банальное событие не таит в себе ничего непостижимого, но только потому, что никто не может видеть целой бездны, скрытой в каждом пустяке. В саду Вику за руку кусает какой-то мальчик, и с тех пор она уже толком не приходит в себя.  →

Эта история вполне подходит для хорошего медицинского триллера. Вообразите себе семнадцатилетнего Кирилла Бакушева, который вот-вот закончит школу в Ростове-на-Дону. Он как следует учится, занимается дзюдо, собирается сдавать экзамены и поступать в институт. Но вот как бы на прощание школа делает ему прививку от свинки – сведений о том, что она была уже сделана раньше, нет в медкарте мальчика (в свое время с родителями он приехал в Ростов-на-Дону из Ташкента, поди знай этот Узбекистан). Вскоре происходит первый приступ – ночью Кирилл что-то бормочет и бьется в конвульсиях. Насмерть перепуганные родители вызывают скорую, просят врачей спасти ребенка, вернуть его чуть ли не с того света, но с этого момента несколько месяцев поиска ясного выхода превращаются в один нескончаемый мрак. →

Существуют, оказывается, так называемые «врачебные дети». Вроде, они обычные, но родились в семье медиков, поэтому болеют по-своему, с особенной какой-то страстью. Все у них не по порядку, с осложнениями, тяжело. Саша Платонова родилась в Воронеже в семье специалиста по болезням почек и эндокринолога. Красивая девочка, чуть не назвали ее Флёр. Сейчас Саше 13 лет, пора думать, не пойти ли в супермодели, но у нее инвалидность, сахарный диабет. Да еще такой, что обычные инъекции инсулина не помогают стабилизировать сахар в крови, нужно устанавливать инсулиновую помпу. И будь ты хоть академиком, трудно понять, откуда у твоего ребенка такое заболевание, которое и взрослые переносят с трудом. И сложно пересмотреть всю свою жизнь, переделать ее так, чтобы хватало на нее сил, терпения, да даже и элементарных денег. →

Могут ли цифры и числа так описать жизнь, чтобы полностью овладеть ею, начать ее контролировать, по своей какой-нибудь прихоти погубить или, наоборот, спасти ее? Вряд ли думаешь об этом в школе, когда пишешь цифры в тетрадку, складываешь и делишь, высунув для успеваемости язык. Даже и потом, когда ничего уже не успеваешь, а язык цифр становится все более навязчивым и начинает рассказывать о сиюминутном и конечном, о наличии и отсутствии, о приобретенном и утраченном, жизнь все равно больше цепляется за слова. Это же из-за них она такая прекрасная, чудовищная, трудная и полная любви. Но не надо обманываться – есть силы, на которые не действуют слова. Они вдруг становятся непонятными, сложными, застревают, путают, молчат. Например, фенилкетонурия. Неизлечимое генетическое заболевание, при котором по непонятным причинам в организме нарушается белковый обмен и быстро, необратимо человек выпадает из реальности, теряет рассудок, мысли, слова. Что может тогда вытащить его оттуда? Только цифры и числа. →

На зеркале в прихожей архангельской квартиры Соловьевых сделана надпись из белых японских иероглифов. Мать семейства Юлия Соловьева никому не говорит, что именно они значат. Может, тут краткая мудрость о жизни, как она загадочна и хороша. Но может, и целое наставление о том, сколько неожиданной печали надо перенести, чтобы испытать обычную радость. Например, знаки на зеркале рассказывают, как у маленькой девочки Даши Соловьевой вдруг начались необъяснимые приступы страха с криком и слезами. Как на магнитно-резонансной томографии(МРТ) удалось найти у нее гамартому гипоталамуса – редкую опухоль в глубине мозга, которая превращает человека в непредсказуемое существо, иногда одержимое вспышками ярости, иногда – внезапного смеха. Как выяснилось, что справиться с такой опухолью умеют далеко не везде. Как через Русфонд удалось собрать деньги на сложную операцию в Японии. И каким все стало, когда не стало страха. Об этом, может быть, говорит нам надпись, но мы не можем этого знать, а Юлия Соловьева не объясняет. Считает, что тот, кому надо, сам все поймет. Так что мы разговариваем не с иероглифами, а с Юлией Соловьевой: →

Наравне с величественной и трагической фигурой Родины-матери, без сомнения, хотелось бы воздвигнуть также и образ бабушки России. Сами знаете: у нас так бывает, что и матери вы не нужны, никуда она не зовет. И отцы-командиры не помогут, пропадает жизнь к чертовой бабушке. А кто ж тогда поможет, к кому бежать спасаться? Правда ведь: только что к бабушке, немыслимой, как сама Россия. Вот, пожалуйста: девочка Ева Щербак из ростовских Шахт. Родилась с наихудшей формой буллезного эпидермолиза. Кожа тонкая, жизнь на волоске, маленькая, хрупкая, никому не нужная, вся в незаживающих болячках, ранах невидимой человеческой войны. Мать от ребенка отказалась, отец переехал в Москву. И что теперь прикажете? Помирать? →

Многим доводилось встретить веселую, самодостаточную, уверенную в себе и красивую в своем бесстрашии перед жизнью женщину. Она и пошутит, когда все унывают, и поможет, когда другие откажут, и накормит, и утешит, вежливо подскажет, ругнется, когда остальным хватит смелости только промолчать, промолчит, когда принято жаловаться. Именно из-за этого, кстати, мало кто понимает, что настоящий жизненный оптимизм стоит на крепком фундаменте из невысказанной печали, нежданных разочарований и невосполнимых потерь. Посмотрите, например, на Анжелику Морозову из станицы Елизаветинской, что под Краснодаром. Ребенок родился у нее с неизлечимым генетическим заболеванием – спинальной амиотрофией Верднига-Гоффмана, из-за которой у мальчика не работает мускулатура ног, шеи и головы. Муж Анжелику бросил, денег не хватало не то что на медицинскую помощь ребенку, даже на жизнь. Но именно там, где многие сдались бы от горя, начинается счастье Анжелики. Мы разговариваем с ней о ее сыне Косте Морозове: →

Жизнь человека не всегда бывает на стороне человека. Само ее зарождение настолько таинственно и темно, что способно испугать, обидеть кого угодно, довести до отчаяния, сломить. Иногда ведь искренне хочется новой, радостной жизни, а все вокруг противится этому, не дает случиться ничему хорошему. Например, долго не удается зачать ребенка. И только после нескольких лет борьбы равнодушия Вселенной с силой желания Человека природа как бы соглашается, дает слабину. Но только для того, чтобы устроить новые испытания. От ребенка нужно избавиться, у него тяжелейший порок сердца, он станет инвалидом, обузой, сомнением, страданием, тоской. Никто и ничто в целом мире больше не поможет: ни слова, ни слезы, ни люди, ни лекарства, ни врачи. Смерть печальна, но вечна. Жизнь коротка и ужасна. Что же следует выбрать? Об этом мы говорим с Романом и Валентиной Калиниными, пока их полуторагодовалая красавица-дочь Соня ;бегает по кухне, залезает в ящики, пытается устроить сковородкам и кастрюлям новую, прежде невиданную ими жизнь. →

Если бы про Павла Рассадина писали книгу, начали бы ее со слов «мальчик рос бледным». Но мы можем сказать то же самое прямо здесь, да еще и добавить, что он вообще всегда был немного вялым ребенком, быстро уставал, один раз в школе упал даже в обморок, и главное – мало говорил. Рос такой тихоня – слова лишний раз не вытянешь. Мать думала, может, станет разведчиком, не выдаст в случае чего товарища врагам, потомки про него напишут книгу. Но писали в основном врачи из поликлиники: анемия, лямблиоз, переутомление от занятий, нужны таблетки, прогулки и сон. Только в десять лет, когда для срочных операций на детском сердце Павел стал уже чуть ли не стариком, выяснилось, что у него серьезный порок – открытый артериальный проток. Действовать надо было как можно скорей, потребовалась внеочередная дорогостоящая эндоваскулярная операция. Тогда про сына начала писать уже мать, Анна Рассадина – попросила помощи в оплате лечения через Русфонд. →