Жизнь. Продолжение следует

Любовь и порок

Чтобы слушать свое сердце, нужно слышать чье-то другое

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков
 

Сердцу, говорят, не прикажешь. А хочется. Особенно – когда оно болит. Татьяне Меркушевой с детства велели быть осторожней, вести себя тихо, не перенапрягаться, потому что в сердце ее нашли порок. Но Таня слушала себя, а не врачей. Занималась баскетболом, бегала, чувствовала себя хорошо. Сердце дрогнуло потом, когда Таня встретила водителя междугороднего автобуса, полюбила его и у них родилась дочь Милана. Порок дочери оказался гораздо более серьезным: в сердце у нее нашли открытое овальное окно, а также клапанный и подклапанный стенозы (сужения) легочной артерии. Cтало ясно, что не обойтись без сложной операции, для которой понадобится особый дорогостоящий сосудистый биопротез – гомографт.

Теперь, когда Милана носится по квартире, рисует, выдувает мыльные пузыри и воспитывает куклу Машу, когда позади обследования, больницы, поиски денег, обращение за помощью к людям через Русфонд, Татьяна Меркушева выглядит счастливым спокойным человеком, который действительно сумел излечить сердечные раны. Выходит, сердцу-то прикажешь. Просто, чтобы унять свою боль, нужно узнать чью-то другую:

«Я родилась в Ростовской области, а в Ростов перебралась, когда поступила в университет. Хотела стать физиком, но работаю не по специальности – в пенсионном фонде, специалистом по взысканию задолженностей. Сейчас я, правда, в декрете, вот-вот должна родить второго ребенка, тоже девочку. С мужем моим мы познакомились в автобусе, он у нас водитель. Я ехала к родителям в гости, а он как раз был на этом рейсе. Ехать четыре часа, так что разговорились, начали встречаться, дружить. А потом решили сойтись и жить вместе. Брак у него не первый, есть уже взрослые дети, но мы общаемся с ними, они часто у нас бывают.

С Милой вышла такая история. В полтора месяца поставили нам диагноз “клапанный стеноз”. Сказали, есть проблема с клапаном, но она решается нехирургическим путем, с помощью так называемой баллонной пластики. И мы какое-то время жили надеждой на это. Просто ждали, когда Мила подрастет. В два года нас положили на обследование перед операцией. Посмотрели ребенка, и врач отказался – Мила была слишком маленькая и по росту, и по весу. Предложение было такое: давайте еще потянем. Ну, давайте потянем.

Как это сказывалось на жизни? Миле все время не хватало кислорода. Она девочка подвижная, от этого у нее все время появлялась сумасшедшая одышка, она синела, видно было, что ей тяжело. Я спрашивала у врачей: что мне делать? Мне говорили: все равно не давай ей сидеть, пусть двигается. Она и двигалась, мы много ходили с ней пешком, делали зарядку, она даже подтягивалась на турнике. А в августе пошли на очередной осмотр и ультразвуковое исследование показало, что все у нас стало намного сложней. Сказали, что и с легочной артерией все плохо, нашли подклапанный стеноз. Почему так вышло – кто его знает. Мы предполагаем, что виновата ветрянка, которую подхватила Мила. Все шесть дней у нее была температура под 40, так что, может быть, болезнь сделала проблемы с сердцем более тяжелыми.

Врачи стали думать, что делать. Выходило, нужна срочная операция на открытом сердце, правда, хорошо, что без остановки. Но для того, чтобы скорректировать строение сердца, потребовался особый имплантат – гомографт. Это, как я понимаю, специально созданный из биологических тканей индивидуальный протез, который в нашем случае состоит из легочной артерии и клапана. И вот саму операцию нам сделали по полису ОМС, а на гомографт не было квоты, нужно было искать на него деньги. С ними нам помог Русфонд.

Операция шла семь часов. Я потом расспрашивала Милу, что она в это время чувствовала. Думала, она мне скажет, что видела какие-нибудь мультики. А она говорит: мама, там было много света, и ты меня держала за руку. И знаете, удивительно: я сначала была в церкви, проплакала там три часа, а потом все время сидела в коридоре больницы и действительно мысленно держала Милу за руку. И вот на следующее после операции утро она уже говорила с врачами и сказала им: я сделаю все, что вы мне скажете, только давайте-ка отпустите меня поскорее домой.

Такой вот характер. Наверное, в меня. Мне в детстве врачи ставили диагноз “брадикардия” и даже хотели вшить в сердце стимулятор. Категорически запретили мне заниматься спортом. Мама меня держала строго, но мне хватало сил и хитрости – я тайком убегала и занималась баскетболом. А потом, когда все стало известно, я сказала: мама, если не буду заниматься, просто-напросто умру. Поверь мне, я буду все делать по самочувствию. И она поверила мне. А я верю своей дочери. Мне кажется, для сердца это лучшее лекарство».

Фото Сергея Мостовщикова