Жизнь. Продолжение следует

Сила слабости

Когда переломы не могут сломать человека

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Плохо оказаться сломленным человеком. Страшно представить себе этот кошмар – вдруг ты становишься беспомощным перед самыми банальными событиями, теряешь способность справляться с обычными капризами судьбы. Для жизни почему-то всегда нужны особые сила и сложности, хотя сама по себе жизнь – всего лишь слабость и простота. Вот, например, Лена Щукина сразу родилась переломанной – у нее несовершенный остеогенез третьей степени. Казалось бы: мир вокруг нее должен обратиться теперь в сплошную печаль, опасения и неизвестность. Но у Лены Щукиной в ее два с половиной года – мудрый спокойный взгляд, добрая улыбка, речь твердого и уверенного в себе человека. Страх оказаться сломленной не управляет ей, не имеет над ней власти с самого рождения. Оказаться рядом с такой редкой силой хрупкого человека – чем не способ научиться без страха смотреть на собственные слабости и страхи? Об этом мы и разговариваем с Надеждой Щукиной, матерью Лены.

«В Нижний Новгород я приехала из Сарова – учиться. Он тогда назывался еще город Горький, был в таком состоянии… Знаете, деревня деревней. Я еще подумала: “Господи, куда я попала?” Но потом привыкла, получила образование специалиста по компьютерной и вычислительной технике, пошла работать в местную телекомпанию “Волга”. Вышла замуж. С мужем познакомились в интернете. Он там искал себе подругу жизни. Созвонились, я услышала его голос и поняла, что это мое. С первого, как говорится, звука. Или уха... Он у меня такой правильный, мудрый человек.

Хотели мы очень ребенка, но не получалось. Пришлось прибегнуть к искусственному оплодотворению. В конце концов вот получилась Ленуся. Радовались мы радовались, ходили-летали. До 24-й, по-моему, недели. Сделала я УЗИ, и тут понеслось – что-то не так и не эдак. Вот ноги. Не то кривые, не то перелом. Стали рыться врачи в книгах своих медицинских – что это такое, какой поставить диагноз. Надо что-то написать, а что писать – не знают. А я сидела и думала, как мне быть дальше. Аборт делать? Или не надо? В таком состоянии нужен совет, как правильно поступить. Но никто не дал мне такого совета. Наверное, они не имеют права говорить, что все будет очень тяжело. Один доктор только сказал, что это, скорее всего, несовершенный остеогенез, от него я впервые это услышала. Но он просто сказал, что это означает длительное лечение ребенка.

Ну вот. Пока я ездила везде и выясняла, что происходит, срок уже большой, надо рожать, а там уж как выйдет. Я стала требовать, чтобы сделали кесарево сечение. Согласились не сразу. Но хорошо хоть, что я настояла на своем. Рожала бы сама – ребенка у меня бы не было.

Родилась Лена уже с переломами, в первый же месяц были еще переломы. Например, она плакала, я ее выкладывала на животик. Думала, болит. Она чихнула и сломала руку. Причем я это поняла только на второй день, и то только благодаря ее бабушке. Мы вдруг все осознали, что дело серьезное. Это ведь тоже важный такой этап – обычному человеку трудно даже поверить, что такое может в принципе происходить, тем более с твоим ребенком. Начали искать варианты, нашли клинику в Москве, где проводят курсы лечения специальными препаратами, обратились за помощью в Русфонд, чтобы собрать денег на эти курсы. Нам повезло в том смысле, что сразу начали этим заниматься. Но и, естественно, хорошо, что рано поняли, как все это эмоционально тяжело.

Это сейчас мне полегче, потому что знаю примерно, что и к чему. А раньше каждый перелом – их было десять – давался нам с мужем с трудом. И я рыдала, а папа наш женские слезы, а тем более детские, переносит с трудом. Но при этом сама Ленуся всегда была жизнерадостной и общительной. Меня это очень поддерживало, спасало. Я поначалу думала, например: ну, как вот во двор выйти с ней? Там же все детки бегают, а она не может. Ну, как выйти? Взять, собраться и пойти. Чтобы она общалась, чтобы все видели, что и такие дети бывают на свете. Надо знакомиться, надо дружиться. И оказывается, что все реагируют совершенно нормально. Бабушки только во дворе иногда косятся, но они из другого поколения. В их время инвалиды по домам сидели и не высовывались.

Посмотрим, как будет все складываться дальше. Встанет она в конце концов на ноги? Надо ли будет делать операцию? Действительно ли в подростковом возрасте возможны позитивные перемены, когда гормоны начнут влиять на организм и все в нем переустраивать? Все вот эти вопросы до сих пор мучают меня. Но не ребенка. Неслучайно в больнице, например, психологически лечат не столько детей, сколько их родителей. Говорят: будьте готовы, будет ломаться, учитесь с этим жить. Это помогает. Ну и, конечно, помогает то, как к этому относится сам ребенок. Спокойствие, понимание и даже какая-то особенная недетская мудрость – все это поддерживает лучше любого врача. А когда вы друг друга поддерживаете, весь этот хрупкий мир, все его страхи и недостатки становятся единственной настоящей силой, которая у вас на самом деле есть».

Фото Сергея Мостовщикова