Жизнь. Продолжение следует

После случившегося

Чтобы вернуться, нужно уметь не уходить

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков
 

Смысл усилий российской медицины и социальных служб сводится к тому, чтобы человек остался в живых после того, как с ним произошла беда. В то же время европейская традиция состоит в том, чтобы человек начал жить так, как будто ничего не случилось. Где-то между двумя этими мирами мы и разговариваем с Олегом Кушаковским, который воспитывает двоих своих сыновей, Марка и Эрика Симоновых.

Четыре года назад семья разбилась на машине, мать мальчиков погибла. Выйдя из больницы, отец начал жить жизнью двухлетнего Эрика, который сильно пострадал – перелом позвоночника, разрыв спинного мозга, черепно-мозговая травма, ушиб легких, перелом бедренных костей. После множества операций в России, двух курсов реабилитации в Германии (их оплатили читатели Русфонда и телезрители «Первого канала»), скитаний по съемным квартирам, Олег рассчитывает наконец переехать с детьми в новое жилье.

Квартира в новостройке будет устроена так, чтобы Эрик чувствовал себя полноценным человеком, а не лишенцем, прикованным к инвалидной коляске. Причем парень вырос таким обаятельным красавцем, что все вокруг, особенно женщины, пытаются облегчить ему жизнь. Отец недоволен – считает, мужчина должен сам со всем справляться. Он также не любит, когда его самого называют «молодцом». Отчего же? У Олега Кушаковского есть на это свои аргументы:

«Родился я в Питере, прожил там девять дней, потом перебрался с родителями в Подмосковье, там и вырос. Поступил в Суворовское училище в Москве, хотел быть военным. Перевелся в Киевское инженерное училище, но не окончил его, передумал. Дослужил, что положено, и окончил Киевский политехнический институт по специальности “прикладная математика”. Удачный получился выбор профессии. Время было непонятное тогда, переходное, но именно программисты оказались востребованными. Так что я был и системным администратором, и успел поработать для кое-каких известных теперь компаний, и между делом успевал создавать сайты в интернете.

С женой мы познакомились на корпоративном мероприятии, поняли, что будем вместе. Вряд ли сейчас имеет смысл рассказывать какие-то еще подробности. Жили мы хорошо. Родился сначала Марк. В тот момент, наверное, нам хотелось приобщиться к европейской культуре. Думали, если дети вдруг куда-то поедут, им с такими именами будет проще. Ну а второго уже Ваней не назовешь, если брат Марк. Назвали Эриком, чтобы они были одного поля ягоды.

В 2011 году мы ехали на машине на дачу. У меня случилась проблема с давлением, я сам по себе гипертоник. Вдруг выключился за рулем, пришел в себя, только когда вокруг уже были люди. Мы переехали через встречную полосу и встретились с березой. Она нас остановила, и получилось все, что получилось. Эрик сильно пострадал. У него была так называемая сочетанная травма. Пострадал спинной мозг, была черепно-мозговая травма, травма легких, шок естественно.

Нам, можно сказать, повезло – попали в хорошую больницу. Таких больниц всего три у нас в России, которые могли бы Эрика вытащить. Сначала его отвезли в Домодедовскую больницу, там быстро сообразили, что это не их пациент, и по линии МЧС вызвали реанимационную бригаду, которая забрала его и Марка в НИИ неотложной детской хирургии и травматологии. А я попал на месяц в другую больницу.

У Марка был перелом руки, его прооперировали, а Эриком занимались серьезно. За две недели порядка десяти или двенадцати хирургических вмешательств. Долго он учился дышать, у него перестали работать межреберные мышцы, ушло время на то, чтобы освоиться в этой ситуации. Через четыре месяца нас выписали. Наверное, я первое время все-таки был просто в шоке и действовал по инерции. Вечером садился на диван и засыпал. Просыпался – и опять все заново. Но потом стал пытаться как-то во всем этом разобраться.

В сущности, я понял одно – чем больше я сделаю для Эрика, тем легче будет мне самому. Так что мы начали понемногу действовать. Стало ясно, что Эрику нужна реабилитация, причем реабилитация социальная. Нужны были специалисты, которые помогут справиться с новой ситуацией и научат в ней жить. Этим великолепно занимаются немцы, надо отдать им должное. Скажем, у нас есть прекрасные специалисты по лечебной физкультуре, которые эффективно помогают взрослым мотивированным людям. Но с ребенком они ничего сделать не могут. Не будет он заниматься спортом в три года. Что вы ему скажете? Например: если ты не отожмешься двадцать раз, то тогда... Что тогда?

А в Германии они делают все в игровой форме. Причем я специально спрашивал врачей: как вы будете с ребенком работать, у вас же языковой барьер? Мне сказали: у нас инструкторы обучены работать с глухими детьми, какой языковой барьер? Нет никаких препятствий. Просто энтузиазм и позитив. Они втягивают ребенка в игру, и он меняется. Играет в какие-то машинки, что-то перекладывает. И так далее. Мы приехали в Германию через девять месяцев после травмы, Эрик просто лежал и с трудом переворачивался с боку на бок. А через три месяца, когда мы уезжали, он уже сидел. После второго курса реабилитации он уже действует как спортсмен – может отжаться, выполнить то или иное упражнение.

Сейчас наши проблемы связаны в основном с адаптацией. Скажем, у любого спинального пациента сложности с органами малого таза – есть проблема с тем, что Эрик сам не ходит в туалет. На нашу жизнь сильно влияет то обстоятельство, что раз в три-четыре часа я должен ставить ему катетер, сам он пока маленький и не может с этим справиться. Работу я, естественно, потерял. С женой у меня был проект в интернете, он какое-то время не давал нам уйти совсем в нищету. А сейчас я перебиваюсь подработками в интернете.

Мы в замечательном детском саду сейчас, ребенок мой ходит в обычную группу, с обычными детьми, это огромное дело. В какой-то момент там даже оказалась хорошая медсестра, которая пошла нам навстречу и по-человечески взялась за работу – сама стала ему ставить катетер. Я немного выдохнул и почувствовал, что могу пойти работать. Нашел даже работу. И в это время медсестра заболела, попала надолго в больницу, ничего не вышло.

Какие у нас прогнозы на будущее? Ничего позитивного нам не говорят. Говорят, нужно готовиться жить в коляске. Но и здесь, и в Германии звучит такая фраза: лет до десяти возможно парадоксальное восстановление организма. Поэтому ищите. Что именно искать, никто не говорит. Видимо, это находится за рамками официальной медицины. Мы ищем.

Еще один существенный вопрос – так называемая безбарьерная среда, которая позволяет ребенку в коляске быть самостоятельным. Пойти куда угодно, сделать все, что нужно – умыться, залезть в холодильник, приготовить себе еду. Я понял, что должен создать Эрику такую среду. Взял кредит в банке, вложился в новостройку, купил квартиру на первом этаже. Дом вот уже построился. Правда, по проекту я заплатил за один метраж, а сейчас БТИ обмерило все по факту и нашло лишних четыре квадратных метра. Как только я за них заплачу, мне выдадут ключи.

Не могу сказать, что я оптимист, но в глубине души живет уверенность, что все в конце концов можно разрешить. Я точно знаю, что мы сейчас не умрем, а значит, справимся со всеми сложными вопросами. Конечно, во всем этом для меня много болезненного. Мне часто говорят люди, мол, вы молодец, стараетесь. Меня это раздражает. Я хочу, чтобы у нас была нормальная семья. Папа, мама, дети. Я бы ходил на работу, зарабатывал. Шла бы обычная жизнь, мне больше всего не хватает именно этого.

В чем мой ресурс? Есть на самом деле одна вещь, которая побуждает двигаться дальше. Успехи ребят. Марку сейчас 13, мы с ним как-то занимались на одних курсах, получили одно и то же задание – написать эссе по пройденной теме. Я написал две страницы. И мне сказали, что я не усвоил материал. А он набросал два предложения. И получилось, что усвоил. Я так не умею. Эрик тоже добился огромных успехов. Значит, мои усилия не проходят даром. Они приносят свои плоды. Подождем».

Фото Сергея Мостовщикова