Лицо без шрама
С песней по жизни
«Из-за сколиоза мама отдала меня на лечебную физкультуру, которая проходила в нашем школьном спортзале. Перед занятиями мы с другими девочками играли в домики, и моим домиком была скамья, на которой штангу жмут. До этого на ней тренировались старшеклассники и оставили штангу с блинами на 70 кило. И в какой-то момент все упало на меня, раздробило нос и кости вокруг правого глаза. Случилось это 30 января 2007 года.
Сама-то я перенесла эту историю легче всех. Не понимала, почему все плачут, почему вокруг меня бегают, почему папа геймбой подарил и еду из Макдоналдса каждый день приносит. Тут надо сказать, что папа с мамой были уже в разводе, я жила с мамой и отчимом, но мама как раз на следующий день после падения штанги родила моего брата, так что ко мне во время болезни ездил папа.
А еще в больницу наш хор приезжал, в котором я пела с четырех лет. У него было такое название, что его произнести всегда стыдно было, – "Веселые горошинки". К счастью, мы его потом переименовали в "Калинушку".
В общей сложности я провела в больницах полтора месяца. Сначала лежала в Морозовской, и там мне все очень плохо и неаккуратно сделали. Нос просто зашили, подняв вверх правое крыло. Вокруг глаза зашили, но так и не собрали осколки. Потом меня перевели в Русаковскую больницу (Детскую городскую клиническую больницу имени Святого Владимира. – Русфонд). Там был замечательный доктор Николай Андреевич Давыдов. Он единственный смог собрать мне кости вокруг глаза без нового шрама на лице – через разрез в десне. Доктора и вариант лечения выбрала бабушка. "Боже мой, никто ее со шрамом замуж не возьмет", – вздыхала она. Бабушка у меня властный человек, работала главбухом, а потом у нее была своя точка в Лужниках, где она шубами торговала. Так что от ее решения у нас в семье многое зависело. Доктор делал операцию чуть ли не 24 часа. Я потом несколько суток отходила. А через неделю меня уже выписали, потому что приближалось 8 марта и надо было освободить больницу перед праздником.
Николай Андреевич сказал, чтобы мы снова пришли, когда мне будет 12 лет, потому что ребенку косметические операции делать нельзя – лицо только формируется. Но когда мне исполнилось 12, оказалось, что доктор Давыдов трагически погиб – разбился на мотоцикле.
Тогда мы отправились в Центр челюстно-лицевой хирургии, Николай Андреевич нам когда-то говорил, что там врачи хорошие. И они действительно взялись сделать мне операцию в три этапа. Сначала на глазу, потом, в 15 лет, – на носу, потом еще одну на носу. Что-то из этого смогли сделать по госквоте, а вот собрать деньги на глаз помог Русфонд.
Родители не стали судиться со школой из-за падения штанги и требовать компенсации, но директор уволил учительницу ЛФК. Она очень хорошая, ее все любили, и она была совсем не виновата, это физрук штангу оставил. И мы с ней, кстати, еще долго потом общались. Но из-за увольнения учительницы в школе меня не особо жаловали, так что пришлось оттуда уйти.
В новую школу я пришла уже со шрамами на лице. Нельзя сказать, что там надо мной прямо сильно издевались. Но за спиной могли назвать Волан-де-Мортом. Было очень обидно. А вообще я нормально жила, была обычной девушкой, не закомплексованной. И в 15 лет, когда у меня все шрамы еще были на месте, с молодыми людьми встречалась. Конечно, сразу после травмы я немного закрылась, говорила о себе в третьем лице. Мама отвела меня к психологу. Я и сейчас к нему иногда хожу.
Но я уже почти забыла, что со мной все это было. Когда вы мне сейчас написали, я даже не сразу поняла, о какой операции речь. Все прошло практически без следа. Нос у меня, если потрогать, не очень ровный, но это незаметно. И на голос, что важно, травма не повлияла. Я ведь пою.
Вообще-то я не собиралась становиться певицей, думала на физмат поступать, у меня все хорошо с математикой было. Но в девятом классе, как раз за два месяца до операции на носу, случилась моя первая любовь. Из-за этого я не готовилась к ГИА и сдала экзамены очень плохо, а год закончила с семью тройками. Так что о переводе в физико-математический лицей пришлось забыть. И тут мама мне сказала: ты же поешь, а рядом есть колледж при Ипполитовке (Государственном музыкально-педагогическом институте имени М.М. Ипполитова-Иванова. – Русфонд). Вот я и пошла поступать на народное пение.
На оценки там не смотрели. На экзамене я спела песню Людмилы Зыкиной. Она у меня одна из любимых певиц, рядом с Уитни Хьюстон. Не могу решить, кто мне больше нравится. Потом на собеседовании спросили, чего мне надо, почему я к ним пришла. И тут я начала говорить, что мечтаю петь, жить без этого не могу, а родители, мол, против, хотят, чтобы я каким-нибудь серьезным делом занималась. Если честно, я сама была от себя в шоке, когда все это говорила. Но иногда надо схитрить. Мне поставили 100 баллов, и я поступила. А потом я поняла, что вообще-то это была правда, что мне действительно больше нравится петь, что физика с математикой мне совсем не интересны, а занималась я ими только потому, что так родители хотели.
Последнюю операцию мне сделали уже в колледже. Там надо было две недели носить специальные силиконовые вставки в нос, но я их только десять дней проносила. Перед выходом на сцену снимала и в столовой тоже – там же все смотрят. Я дурочка была. Но училась отлично.
Как-то в "Вечернем Урганте" Жанна Агузарова рассказала, что, поступив в Ипполитовку, сразу поставила себе цель окончить с красным дипломом, чтобы доказать себе, что чего-то стоит. Я после этой передачи подумала: а я что, ничего не стою? И тоже решила идти на красный диплом. Его в 2018 году и получила.
А дальше был самый худший период моей жизни, никакая штанга и больница не сравнятся. Я со своим красным дипломом была уверена, что сейчас в Гнесинку (Российскую академию музыки имени Гнесиных. – Русфонд) поступлю. Я у них постоянно в конкурсах участвовала, вторые места занимала, они меня к себе звали. Целый год готовилась, занималась с их преподавателем по сольфеджио. В общем, думала, что там все честно и я это всем докажу. Но, конечно, на бесплатное не поступила, а платное отделение там очень дорогое. Я потом узнала, что никаких шансов у меня и не было. Что у них на семь бюджетных мест шли три человека из собственного колледжа, двое ребят со 100 баллами и какие-то целевики.
Я не поступила и пошла преподавать фольклор в музыкальной школе, которую когда-то сама окончила. А для себя решила завязать с народной песней и поступать на эстрадное отделение. Народная песня вообще сейчас не очень-то жива. Хотя мы поем не фольклор, а песни Зыкиной 1950-х годов, где и слова, и мелодия, это сейчас никому не нужно.
Теперь я учусь на вечернем в Институте современного искусства. Это платный институт, и многие про него вообще никогда не слышали. Так как многому я выучилась еще в колледже, у меня только два основных предмета: актерское мастерство, оно хорошее, и сольфеджио, просто ужасное. Думаю перевестись на заочное. На учебу зарабатываю сама, и родители помогают.
В будущем я хочу выступать сольно на эстраде. Но пока я недостаточно хорошо для этого пою. Как-то на 4-м курсе я пела за деньги в доме престарелых. Устроено это так: 20 минут поешь, получаешь 2 тыс. руб. И всем все равно, можно даже слова забыть. Но ты ведь выходишь на сцену, чтобы что-то пробудить в людях, в этом мастерство артиста. А не чтобы 2 тыс. заработать. Так что я потом от таких выступлений отказывалась. Зато этим летом хочу попробовать петь в ресторане обычную ресторанную музыку, Фрэнка Синатру например. Но если попросят, я и "Мурку" не против спеть, я из народа. По меньшей мере три раза в неделю занимаюсь силовыми тренировками. Стараюсь проходить хотя бы 10 тыс. шагов в день. Дело в том, что мы все в нашей семье очень склонны к полноте, а я ведь собираюсь на сцене выступать.
Работаю каждый день, фактически без выходных. По пятницам, субботам и воскресеньям у меня ученики. Кого-то к экзаменам подтягиваю. А в одной небедной семье помогаю готовиться к семейному празднику. Там четыре дочки и их мама песни разучивают.
Кстати, пыталась и сама сочинять. Но моему молодому человеку не понравилось, он сказал, что это похоже на старые песни Валерии. Он у меня академический певец. Мы встречаемся с колледжа. Он еще помнит, как я с силиконовыми вставками ходила.
Он гражданин Армении и сейчас служит там в армии. Это два года в Нагорном Карабахе на первой линии. Вот он как раз сейчас ушел в первый караул на неделю. Но там вроде спокойно, поэтому я, конечно, волнуюсь, но не очень сильно. Стараюсь взять побольше работы, чтобы не было никаких лишних мыслей. А чтобы ко мне никто не приставал, надела на безымянный палец кольцо. Мне осталось ждать еще полтора года».
Фото Евгении Жулановой
