Жизнь. Продолжение следует

Питерская коммуналка – длинный коридор, двенадцать дверей. Полумрак обстоятельств. Картонные коробки жизни, тумбочки, стулья, в конце – надежда, яркое окно. Общие для всех туалет, ванная и кухня. Разные для каждого судьбы. Первая дверь налево – комната Юлии Деевой. Здесь две кровати, школьный стол, кресло, книжные полки и игрушки. Когда у Юли родился сын Альберт Москаленко, он уже не дышал. Тяжелые роды, все устали, перепугались, действовали как попало. Мальчик умирал. Альберта вытащили с того света в реанимации, перевели на искусственную вентиляцию легких. Сейчас ему уже семь, пошел в первый класс. Но ходит за руку с матерью, у Альберта – детский церебральный паралич. →

Здоровому человеку трудно представить, как развивается глухота. Наверное, в один из дней что-то незаметно, но окончательно меняется. Становится чуть больше тишины. Той самой тишины, которой иногда так хочется человеку и которой он совсем не знает. Один раз показав себя, она начинает расползаться как чернильное пятно на бумаге. Забирает себе сначала сущие мелочи, из которых устроен мир. Лишает его подробностей, безделиц, невидимых границ. Потом тишина останавливает время. Ничто больше не может иметь привычную природу, оставаться в прежнем порядке вещей: вопрос-задумчивость-ответ. Некого и нечего становится слышать, незачем и невозможно отвечать. Оставшись в тишине, больше нельзя ее нарушить. Выражать себя теперь можно только тишиной. →

Если все до ужаса плохо, очень хочется, чтобы стало хорошо. Это наиболее желанный сценарий, не так ли? Но странно: именно он часто кажется самым скучным и неправдоподобным, особенно если приходится узнавать о нем из книжек, фильмов и газет. Гораздо более честной представляется жизнь, в которой все было изумительно правильно, как вдруг превратилось в кошмар. Тогда вот она, подлинная драматургия – в подмосковной Лобне, в семье Ильи Райвича и Вероники Подвербной. Он – детский стоматолог, она – стюардесса «Аэрофлота». Молодые прекрасные люди, красивая любовь. Она приходит к нему на прием в стоматологию, возникает дружба, потом чувство, начинается роман. И вот уже картины безмятежной совместной радости: благополучная семья, просторная квартира с эркером в кирпичном доме на улице Ленина, долгожданный сын по имени Лев. Счастье! Длится оно три дня. Прививки. Менингит. Реанимация. Гидроцефалия. Изменение формы черепа. Больницы. Врачи. Операции. Обращение за помощью в благотворительные фонды. Специальный ортопедический шлем. Неизвестные последствия для организма ребенка. →

Видимо, человеческая слабость способна проявить всю свою естественную мудрость и красоту только среди сильных людей. Лиза Лисова пришла совсем беззащитной в настоящий мир боли. Вся была переломана – это началось еще в утробе матери. Сколько было переломов, никто не считал. Диагноз поставили сразу – «несовершенный остеогенез». Лечения нет. Дольше пяти лет не протянет. Вызвали психологов матери и отцу, чтобы обсудить, возьмут ли они такого ребенка. →

В отличие от принца Датского, всякая приличная бабушка не терзает себя мучением: быть ей бабушкой или не быть. Она просто живет, причем не при дворце с Гильденстернами и Розенкранцами, а рядом с поселком Запрудня, в месте под названием Соревнование. Это где-то на окраине Московской области, под Дубной и Талдомом, на правом берегу канала имени Москвы. Из 138 человек населения – два внука: 16-летний Даниил и 14-летняя Настя Кардаш. Плюс огород, а также добрая сотня знакомых и друзей. Быть или не быть – не вопрос. Бабушка и накормит, и оденет, и утешит. Мир куда-то катится, родители, в сущности, всегда как тени – появляются, уезжают, сходятся и расходятся, а бабушка остается. Захочется есть – покормит. Захочется спать – уложит. Случись что серьезное – потащит по больницам, заставит ходить по врачам. →

Сейчас мы не можем в точности знать, какими видит события своей жизни семилетний Егор Посельский. Сказать по правде, нам вообще пока не дано проникнуть в его мир, и именно эта тайна Егора способна дарить окружающим его людям огромную радость, отнимать у них покой, давать силы и доводить до слез. Семь лет живет Егор Посельский, и за это время он был уже в Лондоне, Белгороде, Москве, Севастополе и Петербурге, катался на лошадях, плавал с боевыми дельфинами, встречался и с мудрыми, и с равнодушными людьми, оказывался и в отчаянно беспомощном положении, и в ситуации, когда ему помогали через Русфонд совершенно незнакомые люди. →

Все происходит и существует одновременно. Даже то, чего не надо бы, тоже может и хочет быть. Радость и болезнь, нужда и танцы, конфеты и молитвы – все это жизнь, пускай иногда и не наша. Об этом мы разговариваем с протестантским священником Александром Белоусовым в церкви на окраине подмосковного Щелкова. Кирпичный дом Божий не слишком похож на храм, скорее на большой клуб на ухоженном дачном участке. В зале для собраний общины стоят белые и черные кожаные диваны, на стене почему-то нарисован Лондон под грозовыми тучами. В помещении, где проходят службы – ряды кресел, как в кинотеатре, и витраж. Мы сидим на кухне, за ней – несколько жилых комнат для семьи священника. Все это смотрится основательно, но жизнь не дает человеку привыкнуть к ее благополучию. Священника переводят на другое место, в Муром, чтобы не одолевали соблазны, не стало лень, не было бы слишком уж просто служить. И надо собираться, перебираться, смиряться. А семья тем временем большая – жена и пятеро детей. →

Митя Кравченко из Костромы до пяти лет был как обычный мальчик – бегал, веселился и играл. Правда, мать еще тогда считала, что бегал немного тяжеловато, как будто бы с трудом. Ну что вы волнуетесь, бросьте – говорили ей знающие люди. Он станет десантником, это уж точно. →

Встань на мое место – часто говорят друг другу люди, как будто это возможно. Допустим, вы младшая дочь в семье из пяти детей. Живете в деревне страшнее лишней мебели, хуже пыли. Мать считают ненормальной – нарожала, не может справиться. И вот приезжают вас отнять от этой матери, везут в медвежий угол, в глушь, в детский дом. Там надо теперь жить – одной, выкарабкиваться, спастись… →