Жизнь. Продолжение следует

Есть такое выражение: «человек уходит из жизни». Еще немного, и тут его больше не будет. Но, оказывается, вовсе не обязательно говорить так только про смерть. Вот, допустим, Маша Раменская из Новосибирска жила себе спокойно до 14 лет, занималась танцами, проводила время в компании подруг – и тут вдруг как будто ее подменили. Силы пропали, Маша вытянулась, похудела, начала сторониться людей, ушла сначала в себя – а потом стало ясно, что она как будто специально прячется от жизни, намеренно уходит из нее. Семья рабочая, заводская, стали разбираться, что к чему. Выяснилось: у девочки проблема с грудной клеткой. Ребра прогнулись, справа образовалась впадина. Как будто в какую-то зловещую яму, в эту впадину сразу провалилось будущее девушки, вся ее красота, характер, силы и надежды. Надо было оттуда как-то выкарабкиваться, хотя врачи и говорили: способа нет. Но как знать – может, по большому счету никакого способа и не надо, если есть надежда, характер, силы и красота. Ради них, собственно, и не стоит уходить из жизни. Об этом мы разговариваем с Машиной мамой Натальей Криворотовой. →

Юра Карпов буквально на днях в первый раз сказал «мама». Почти два года от него не слышали ни слова, а теперь – пожалуйста, Юра сидит в коляске, преспокойно сосет леденец на палочке и ясно произносит: «Мама». Та самая мама, которая не боялась даже преступников и была первой в Новосибирске женщиной – оперуполномоченной уголовного розыска, но оказалась беспомощной перед обычными врачами. Та мама, которой сказали в роддоме, что сын ее не просто родился без правого уха, но еще и оказался полностью глухим. Та мама, которая обошла в родном городе всех специалистов, чтобы разобраться в проблеме. Та мама, у которой есть мечта добраться чуть ли не до Америки, чтобы сделать ребенку операцию по восстановлению ушной раковины и слухового канала. Та мама, которую зовут Наталья Щербинина и о которой Юра Карпов так теперь и говорит: «Мама». Та мама, которая говорит теперь так. →

Аслан Мамажанов неделю провел между жизнью и смертью. Он был совсем еще маленький парень, всего какие-нибудь полтора месяца от роду, а хирурги уже вскрыли ему грудную клетку. Надо было привести в порядок сердце со сложным пороком, но дела пошли не очень хорошо. Сердце во время операции не выдерживало, его перезапускали, оно слишком отекло, поэтому грудину решили не закрывать. На этом приключения Аслана не закончились: начали отказывать почки, возник риск кровоизлияния в мозг. Будущий мужчина как будто бы не решил еще, справится ли он с этими неприятностями, надо ли ему самому вмешиваться во всю эту суету. Неделя. Так сказали врачи. Семь бесконечных, немыслимых дней. Если парень пройдет через них – все у него будет хорошо. Конечно, теперь, когда Аслану уже почти год и он рвется ходить, чтобы разобрать по частям квартиру и съесть все горячие узбекские лепешки, которые покупает бабушка, ясно, как он решил для себя вопросы с жизнью. Но как, в какой бездне провела те самые семь дней мама Аслана Роксана Мамажанова, она ему, наверное, уже и не расскажет: найдутся дела повеселей. Но чтобы в принципе не забыть о том, что в каждой короткой минуте есть своя бесконечность, этот рассказ выслушаем все мы. →

Тот, кто говорит, что хотел бы ощутить всю полноту жизни и испытать чудо ее непредсказуемости, – либо Бог, либо плохо информирован. Вот тогда для глубины картины творения несколько красок из жизни Олега Самойленко из Великого Новгорода. В два года у мальчишки заболел живот, и его положили в больницу с расстройством желудка. Через некоторое время из-за недосмотра врачей Олег Самойленко умер под капельницей. Восемь с лишним минут он провел в состоянии клинической смерти. Ребенка спасли, но мать забрала его домой парализованным инвалидом.  Удивительно, но парень стал понемногу выкарабкиваться. Он двигался, сам ел, появилась надежда, что дела пойдут получше. Но после второй клинической смерти никаких надежд не осталось даже у врачей: в реанимации сказали, что началась агония, ребенка не будет уже к утру. Одна мать не сомневалась в сыне. Она верит в него до сих пор. И когда кормит через зонд, и когда гуляет, и когда рассказывает своей младшей дочери Вите про ее двенадцатилетнего теперь уже брата. Это слова об удивительной полноте жизни и чуде ее непредсказуемости. Вот как Ольга Самойленко говорит эти слова. →

Вот, пожалуйста, обычная по нынешним временам история, которая еще недавно могла закончиться печально. В Омске живет Аня Степина, ходит в школу, занимается спортивной гимнастикой. К 12 годам она уже чуть не кандидат в мастера спорта и собирается на соревнования в Барнаул, когда врач на медицинском осмотре вдруг слышит в сердце Ани Степиной странные шумы. Это что такое? Проводят обследование, делают УЗИ, выясняется, что это врожденный порок, которого никто раньше не замечал, – дефект межпредсердной перегородки, срочно нужна операция. А что такое операция на сердце? Не горе, конечно, но беда: больница, ножи, хирурги, реанимация и непонятный, как водится, результат. Такой вот пессимизм из прошлого, который сегодня превратился в обычный прагматизм. Иди найди приличные деньги, оплати окклюдер – специальный зонтик для латания отверстий, – и дело, считай, сделано. Через бедренную артерию окклюдер вводят в сердце, час, и человек спасен, здоров и может делать, что захочет, – гимнастику или уроки. Цена вопроса – воспоминания о том, что во все это невозможно поверить. Этим мы и занимаемся с Аниной матерью Юлией. →

У Снежанны Каратаевой всё должно было получиться красиво. И сама она Снежанна, и дочери у нее – Виталина и Дана, даже кошки – и те как с картины в галерее нездешних искусств: Мона, Симона, Персефона и Декабрина, она же Ася. Могло бы, должно было выйти идеально, но жизнь, какой ее ни вообрази, всегда оказывается проще и грубей. Младшая дочь Дана умерла от лейкоза, не успела толком вырасти и заговорить. Пытались спасти ее, искали донора костного мозга, но не нашли. Отец сдать стволовые клетки отказался, попробовала мать. Не помогло. Жизнь не вернулась за девочкой, и она ушла. Что было делать с этой огромной серой печалью в селе Ермаковском Красноярского края, что думать посреди немыслимых гор, озер и лесов. Выть от несправедливости и пустоты, от того, что на зарплату в десять тысяч рублей толком не поставить даже памятника на могиле ребенка? Удавиться? Отчаяться? Озвереть? Вот она последняя правда, которая предназначена всякому неравнодушному, ждущему сердцу: нет никакого способа справиться с безразличием и жестокостью мира. Кроме, конечно, искренней к нему любви. И вот Снежанна Каратаева решила сказать миру его правду. Она начала объяснять односельчанам, что такое костный мозг, где он вообще находится, за что отвечает и как важно сдать анализ крови и войти со своим фенотипом в Национальный регистр доноров костного мозга, который создает Русфонд. 36 ермаковцев уже сделали это. Много это? Да бездна. Иногда и одного человека достаточно для чуда, для того, чтобы знать: жизнь, она, да, проще и грубей любых о ней представлений, но зато ее можно спасти. Об этом мы и разговариваем со Снежанной Каратаевой. →

Вике Козловой исполнилось восемнадцать. Теперь она стала тем самым человеком, которого когда-то назвали Викторией Викторовной – в сущности, Победой Победовной: девушкой, в жизни которой в два раза больше радости, удачи и сил. А как иначе совладать с тем, что Виктории Викторовне досталось? С первых мгновений все у нее пошло наперекосяк: в роддоме Вике повредили шейный отдел позвоночника. Потом она пыталась расти как все, но врачи обнаружили у нее болезнь Верднига – Гоффмана – генетическое отклонение, при котором отнимаются ноги и есть риск потерять способность дышать и глотать. В восемь лет Вике поставили другой, более гуманный диагноз: врожденная структурная миопатия центрального стержня, то есть вернули способность жить, но приковали к инвалидному креслу и пообещали проблемы с позвоночником, мышцами и суставами. Что же со всем этим делать? Да веселиться. Путешествовать. Кататься на лошадях. Просто нужно было, чтобы надо всей обычной печалью восторжествовала и радовалась победа. Победа Победовна. О ней мы и разговариваем с мамой Виктории Викторовны – Ириной Минеевой. →

К двум годам Настя Зуйкова начала говорить слишком уж непонятно, а к трем все запуталось совершенно. Она почти оглохла, даже слуховые аппараты помогали не особенно. Как знать – может, все это время надо было и слушать-то только ее, а не врачей, да было уже не разобрать. Или Настя сама не договаривала чего-то о своей судьбе. О том, что предстоит пережить еще, когда в Москве на консультации у заезжих американских врачей вдруг выяснится, что на среднем ухе у нее растет холестеатома – опухоль не всегда опасная, но в Настином случае агрессивная. И вот болезнь напала на ребенка, на всю семью, чтобы все поменять здесь, сломать целый мир вместе со всеми его прежними привычками, надеждами, правилами, Богом и людьми. Чего ей удалось добиться? Об этом мы разговариваем с Настиной мамой Екатериной. →

Север делает из воды лед, изо льда – проблемы, из проблем – человека. Десять месяцев зимы, ветер, холод и снег. Что за судьбы забирает себе это белое молчание, какие оставляет следы? Например, у Даши Дудко на правой ноге – загадочное красное пятно. Когда она родилась, нога кровоточила, никто не мог разобраться, в чем дело. Оказалось, это редкое заболевание, синдром Клиппеля – Треноне, при котором не функционируют глубокие вены, а весь кровоток принимают на себя поверхностные. Все внутри приходит в странное, непредсказуемое, как в жизни, движение. То самое, что привело на север, в Ханты-Мансийск, Дашину маму с Алтая, а ее отца – из Белоруссии. То, из-за которого два раза в год приходится срываться с места, добираться в клинику в Израиле, чтобы при помощи специальной манипуляции выводить из строя мелкие вены и нагружать работой крупные. То, благодаря которому Даша хотя и прихрамывает, но растет и учится на бухгалтера. То, о котором мы говорим с мамой Даши Натальей Нургалеевой. →