Акции

Год назад Катя Михайлова почти не могла ходить, она задыхалась, ей становилось хуже с каждым днем. Российские врачи разводили руками: у нас не делают операции по пересадке сердца такой сложности. Благодаря собранным нашими читателями средствам одно чудо уже произошло: операцию сделали итальянские врачи. Новое Катино сердце прижилось, а девочка не просто стала лучше себя чувствовать, она ожила. Кате обязательно нужно наблюдаться в итальянской клинике еще до июля. Но у Михайловых нет на это средств. И у Кати опять надежда только на вас, дорогие друзья.  →

Девочке три года. У нее сенсоневральная тугоухость четвертой степени. Это значит, девочка не слышит почти ничего, даже с двумя слуховыми аппаратами. Это значит, она не научится говорить, если до пяти лет не имплантировать ей в голову специальные приспособления, изобретение которых превратило глухоту в излечимую болезнь, а немоту по причине глухоты сделало невозможной. В совсем недалеком будущем всех таких детей, как Рита, будут легко лечить. Но пока кохлеарная имплантация - это высокая технология, это очередь на несколько лет, и Рита рискует остаться одним из последних глухонемых людей на земле.  →

Девочке почти четыре года. Кажется, такие страдания, которые достались ей и ее родителям, не бывают за что-то. Бывают только зачем-то. Кажется, эту молодую московскую семью из крохотной хрущевки на Тимирязевской готовят в святые. Как иначе объяснить, что в течение последних полутора лет девочка умирала дважды и дважды была спасена: сначала от вирусного энцефалита, потом – от остеосаркомы, рака бедренной кости?  →

Сейчас Алеше семнадцать лет. Крепкий и высокий, он ощущает себя взрослым и даже состоявшимся человеком. Такому нелегко просить кого бы то ни было о помощи. Но в очень многих жизненных ситуациях без помощи ему не обойтись. Потому что у Алексея нет рук: правой до локтя, левой – чуть ниже. Отечественные протезы помогают, но больше морально, чем реально. Они неловкие и ненадежные. Алеша ездил во Францию и там ему показали другие протезы, такие, что с ними он уж точно о помощи просить не будет. Потому что не будет надобности. Но они дорогие. Мутиным не хватает на французские протезы 35 тыс. евро.  →

Саше пять лет, он болеет с самого рождения, диагноз редкий и тяжелый: симптоматическая височная эпилепсия. Сначала были судороги, потом начались припадки с остановкой дыхания. Каждый раз Сашины родители, Ирина и Александр, обмирают от ужаса: а вдруг дыхание не восстановится? Врачи перепробовали разные лекарства, а болезнь прогрессирует. Между тем, она победима. Но чтобы определить, как бороться, необходимо обследование, которое в России невозможно. Оно возможно в Германии, на это необходимы 25 тыс. евро.  →

Мальчику полтора года. У него тяжелый порок сердца. Когда Ване было два месяца от роду, врачи посоветовали его родителям просто ждать, пока мальчик умрет. И сказали, что ждать недолго. Но родители ждать не стали. Нашли по интернету клинику в Германии, нашли денег на первый этап операции, остались должны. Теперь на второй этап операции - денег нет.  →

Астраханец Артур Еремушкин лежит сейчас в детском отделении онкоцентра в Москве. Он не совсем еще понимает, что лечиться ему тут около года. Что предстоит операция по пересадке эндопротеза на место пораженной раком бедренной кости. Отчаянно смущаясь журналистов, он рассказывает про своих друзей и про секцию карате, которую он ни в коем случае не хочет бросать. И это не мечта, это реально. Но только в том случае, если семья Еремушкиных найдет нереальные для нее деньги 1 млн. рублей на эту операцию.  →

Международная конвенция о правах ребенка гласит: ребенок не может быть разлучен со своими родителями, разве только если родители лишены родительских прав по решению суда. Никто, никогда, ни на каком основании не может запретить родителям и детям быть вместе. Тогда почему, спрашивается, родителям и детям запрещено быть вместе в детской реанимации? Кто придумал эти правила? Какие соображения гигиены могут быть выше соображений любви?  →

Мальчику три с половиной года. У него рано рецидивировавший острый лимфобластный лейкоз. То есть лейкоз вернулся после химиотерапии. И это очень плохо, что лейкоз вернулся быстро - не прошло и двух месяцев. Даже после трансплантации костного мозга быстро рецидивировавшие лейкозы вылечиваются лишь в сорока процентах случаев. Надежда на то, что саратовские врачи, лечившие Дениса, прежде чем он попал в московский Институт детской онкогематологии, ошиблись, и у мальчика не рецидив, а его просто не долечили. Тогда шансов выжить у Дениса больше, чем сорок из ста.  →