12.11.2010
ГЛОБАЛЬНЫЕ РУССКИЕ
Олег АЛЕКСЕЕВ,
генеральный директор корпоративного благотворительного фонда «Ренова»
За три последних года в акции «Благотворительность вместо новогодних сувениров» только по программам Российского фонда помощи (Русфонда) приняли участие десятки компаний Москвы и Петербурга, Казани, Новосибирска, Нижнего Новгорода, Ярославля и Челябинска. 13,7 млн. руб. наших читателей спасли жизни сотен ребятишек из разных регионов страны. Будет ли у акции продолжение нынче? Руководитель Русфонда Лев АМБИНДЕР расспрашивает одного из авторов «сувенирной» акции Олега АЛЕКСЕЕВА о новых тенденциях в развитии филантропии кризисных лет.
* Акция «Благотворительность вместо сувениров» впервые проведена в 2007 году. В 2008-2009 г. она обрела массовый характер. Так, на программы Русфонда компании пожертвовали свыше 13,7 млн. руб. В том числе «Ренова» перечислила в Русфонд более 5,9 млн. руб. на лечение детей с ДЦП. Как заявил тогда «Ъ» Олег Алексеев, «по идейным соображениям»: обществу не хватает толерантности, тема спасения детей с ДЦП наименее востребована читателями. Русфонд использовал эти взносы по программе «совместные дары», и всего на лечение детского церебрального паралича в 2009-2010 г. собрано 34 млн. руб.
– Недавно мне переслали забавную статью из интернета под заголовком «Кому мешают сувениры?». Автор называет инициаторов и прессу «агитаторами в духе незабвенного О. Бендера». Но никто же не ставил вопрос ребром: сувенирные ежедневники или жизнь ребенка?
– Да, забавно. Какой вопрос ребром?! Кому? Я понимаю производителей сувенирной продукции, жаль терять миллионы. Акция вышла и впрямь массовой и что, важно, прозрачной и подконтрольной. В этом году мы несомненно продолжим участие в помощи детям, страдающим церебральным параличом. И я прошу Русфонд, тебя лично, ваших читателей помогать детям не только России, но и Украины, Белоруссии, Казахстана, всем, кто в ней нуждается. Об этом же я прошу и наших друзей, кто уже жертвовал и будет жертвовать в 2011 году. Давайте презрим границы и станем глобальными русскими.
– Глобальные русские? Между прочим, в январе этого года мы вместе с газетой «Ъ-Украина» открыли в Киеве Украинский фонд помощи, аналог Русфонда, те же цели и принципы организации фандрайзинга. Тебе не кажется, что в этот кризис российская благотворительность быстро взрослеет? Каковы они, эти новые тенденции?
– Много чего разного. Возьми Общественную палату, я там закончил свою работу и внимательно следил за формированием нового состава. Отлично, что наши опытные коллеги вошли в палату – Лена Тополева из Агентства социальной информации, Лариса Зелькова из Фонда Потанина. Но с другой стороны, комиссия палаты по благотворительности, которую долго и эффективно вел Владимир Потанин, расформирована. Это выглядит довольно странным. Знаешь, если в нашем обществе и есть консенсус по поводу чего бы то ни было, то это благотворительность. Она уже никого не возбуждает отрицательно. И все согласны, что эта форма социальной солидарности будет иметь только дальнейшее развитие. Появились замечательные фонды и эффективные инициативы, принятые обществом. Стало больше открытости, прозрачности, взаимной ответственности – и меньше контор, которые пытались красть деньги через благотворительность, всяких людей с отмывочными схемами. Благотворительность стала нормальной. Люди перестали сомневаться, поверили, что они вот дают деньги публичной благотворительной организации и деньги идут куда нужно. Все уже привыкли к отчетности и доступности информации. Началась нормальная благотворительность в России и ушла ее политизация. Еще какое-то время всякие структуры пытались политизировать благотворительность: мол, деньги пахнут, будьте бдительны, сегодня они помогают больным, а завтра...? Будто бывает благотворительность хорошая и плохая, своя и чужая, корыстная. Такой образ мысли еще весьма распространен среди тех, кто сам благотворительностью не занимается. В нашем корпоративном благотворительном фонде недавно случился похожий случай. Мы уже два года помогаем Малаховской школе-интернату для слабовидящих детей. Помощь эта разнообразна, а местные чиновники увидели в ней корысть, мол, все неспроста, видать, на собственность нацедились, и стали искать компромат на руководителя интерната. Но все как-то в конце концов разобрались. Благотворительность – это благотворительность, не более того. И вдруг вот такие непонятные действия в Общественной палате. Зачем?
– Этого никто не понял. Многие как раз с работой комиссии Потанина и связывают позитивные перемены во взаимоотношениях филантропов, государства и общества. Но давай вернемся к твоей идее глобальных русских.
– Мы еще очень сильно ориентированы внутрь страны. Нам понятна благотворительность для россиян, а благотворительность для нероссиян – не очень. Но мы встали на правильный путь и пройдем его, может, и небыстро, но уверенно, начнем помогать детям из братских стран, потом – просто нуждающимся. Это типичный путь, его не миновать. Россия пока слабо интегрирована в международное сообщество. Но если наши люди уезжают из нашей страны, они быстро интегрируются, для них проблемы мира становятся такими же общими проблемами, как для их нового соседа, чей род прожил в этом месте сто лет. Что-то должно случиться, чтобы мы вышли мысленно за свои национальные границы и помыслили себя частью человечества. Россия должна ментально глобализироваться. А благотворительность – это понятный, легкий контакт такой глобализации, когда мы откликаемся на трагические события, случившиеся с шахтерами Чили, с жертвами цунами в Таиланде, то ли с голодающими в Африке или еще где-то. Должны научиться откликаться. Это определяет наш человеческий уровень.
Глобализация, это взгляд на мир, как на свой. Это очень важно. Россию впереди ждут непростые времена, прежде всего, связанные с демографической ситуацией, притоком мигрантов. Мы смотрим на это с опаской. Страх естествен, однако преодолеем его только тогда, когда начнем что-то делать. Вот благотворительность – это один из каналов, потому что она не политизирована.
Я знаю, наши люди имеют примерно схожие чувства, в какой-то момент они понимают, в чем разница между домом и чужбиной. Там если ты помогаешь человеку, то, прежде всего, ты помогаешь человеку, а потом уже этот человек обретает цвет кожи, национальность и еще что-то. Если ты не полный, конечно, дурак. Потому что ближний – это не тот, кто по национальности ближе, это тот, кто оказался рядом сейчас и разделяет с тобой сегодняшнюю ситуацию твоей жизни. Мне кажется, что сейчас настало время, мы готовы глобализироваться. Вот вы, Русфонд, попадаете со своими украинскими инициативами в начало этого пути, вам тяжело, но процесс начался. Может быть, он приостановится, но он начался, потом снова запустится. Ситуация созрела, мы можем оказывать благотворительную помощь ближним, которых вычислим не по гражданству, национальности и еще чему-то, а только по тому, что обратились к нам за помощью.
– Что все-таки тебе дает повод говорить о глобальных русских? Не похождения ведь Русфонда на Украине? Тот проект украинцев для Украины, наши лишь менеджмент и технологии.
- В компанию «Ренова» за последнее время пришли новые молодые люди, возраст в границах 35 лет. Большинство учились за границей и уже поработали там. Чем интересны эти люди? Они открыты для благотворительности. Они ее понимают как неотъемлемую часть своей корпоративной жизни. Для них естественно помогать, в них нет нашего безразличия. И для них ближний – это который вблизи. Это часть их жизни и это здорово. Им несимпатичны коррупция и рейдерство, они хотят честно зарабатывать деньги и честно тратить, в том числе и на благотворительность, вести образ жизни, принятый в приличном обществе. Это реальные глобальные русские. Как говорит мой друг Шариф Шукуров: толерантность – это чужелюбие. Согласись, довольно странная штука – любить чужое, которое никогда не будет твоим.
У нас в «Ренове» есть программа личной благотворительности, она развивается, она растет из года в год, все больше наших сотрудников участвуют в ней. Удивительно, но в этом году наши расходы на благотворительность самые высокие за всю историю Группы, а это 20 лет. Смотри, в кризис мы больше тратим на благотворительность, чем до кризиса. Людей, включающихся в этот процесс, во время кризиса стало заметно больше. Тот, кто в кризисной ситуации хочет выжить и выживает, это, как правило, тот, кто помогает другим. В моменты помощи происходит мобилизация его психики и физических сил. Это не я говорю, так наука говорит.
ГЛОБАЛЬНЫЕ РУССКИЕ
Олег АЛЕКСЕЕВ,
генеральный директор корпоративного благотворительного фонда «Ренова»
За три последних года в акции «Благотворительность вместо новогодних сувениров» только по программам Российского фонда помощи (Русфонда) приняли участие десятки компаний Москвы и Петербурга, Казани, Новосибирска, Нижнего Новгорода, Ярославля и Челябинска. 13,7 млн. руб. наших читателей спасли жизни сотен ребятишек из разных регионов страны. Будет ли у акции продолжение нынче? Руководитель Русфонда Лев АМБИНДЕР расспрашивает одного из авторов «сувенирной» акции Олега АЛЕКСЕЕВА о новых тенденциях в развитии филантропии кризисных лет.
* Акция «Благотворительность вместо сувениров» впервые проведена в 2007 году. В 2008-2009 г. она обрела массовый характер. Так, на программы Русфонда компании пожертвовали свыше 13,7 млн. руб. В том числе «Ренова» перечислила в Русфонд более 5,9 млн. руб. на лечение детей с ДЦП. Как заявил тогда «Ъ» Олег Алексеев, «по идейным соображениям»: обществу не хватает толерантности, тема спасения детей с ДЦП наименее востребована читателями. Русфонд использовал эти взносы по программе «совместные дары», и всего на лечение детского церебрального паралича в 2009-2010 г. собрано 34 млн. руб.
– Недавно мне переслали забавную статью из интернета под заголовком «Кому мешают сувениры?». Автор называет инициаторов и прессу «агитаторами в духе незабвенного О. Бендера». Но никто же не ставил вопрос ребром: сувенирные ежедневники или жизнь ребенка?
– Да, забавно. Какой вопрос ребром?! Кому? Я понимаю производителей сувенирной продукции, жаль терять миллионы. Акция вышла и впрямь массовой и что, важно, прозрачной и подконтрольной. В этом году мы несомненно продолжим участие в помощи детям, страдающим церебральным параличом. И я прошу Русфонд, тебя лично, ваших читателей помогать детям не только России, но и Украины, Белоруссии, Казахстана, всем, кто в ней нуждается. Об этом же я прошу и наших друзей, кто уже жертвовал и будет жертвовать в 2011 году. Давайте презрим границы и станем глобальными русскими.
– Глобальные русские? Между прочим, в январе этого года мы вместе с газетой «Ъ-Украина» открыли в Киеве Украинский фонд помощи, аналог Русфонда, те же цели и принципы организации фандрайзинга. Тебе не кажется, что в этот кризис российская благотворительность быстро взрослеет? Каковы они, эти новые тенденции?
– Много чего разного. Возьми Общественную палату, я там закончил свою работу и внимательно следил за формированием нового состава. Отлично, что наши опытные коллеги вошли в палату – Лена Тополева из Агентства социальной информации, Лариса Зелькова из Фонда Потанина. Но с другой стороны, комиссия палаты по благотворительности, которую долго и эффективно вел Владимир Потанин, расформирована. Это выглядит довольно странным. Знаешь, если в нашем обществе и есть консенсус по поводу чего бы то ни было, то это благотворительность. Она уже никого не возбуждает отрицательно. И все согласны, что эта форма социальной солидарности будет иметь только дальнейшее развитие. Появились замечательные фонды и эффективные инициативы, принятые обществом. Стало больше открытости, прозрачности, взаимной ответственности – и меньше контор, которые пытались красть деньги через благотворительность, всяких людей с отмывочными схемами. Благотворительность стала нормальной. Люди перестали сомневаться, поверили, что они вот дают деньги публичной благотворительной организации и деньги идут куда нужно. Все уже привыкли к отчетности и доступности информации. Началась нормальная благотворительность в России и ушла ее политизация. Еще какое-то время всякие структуры пытались политизировать благотворительность: мол, деньги пахнут, будьте бдительны, сегодня они помогают больным, а завтра...? Будто бывает благотворительность хорошая и плохая, своя и чужая, корыстная. Такой образ мысли еще весьма распространен среди тех, кто сам благотворительностью не занимается. В нашем корпоративном благотворительном фонде недавно случился похожий случай. Мы уже два года помогаем Малаховской школе-интернату для слабовидящих детей. Помощь эта разнообразна, а местные чиновники увидели в ней корысть, мол, все неспроста, видать, на собственность нацедились, и стали искать компромат на руководителя интерната. Но все как-то в конце концов разобрались. Благотворительность – это благотворительность, не более того. И вдруг вот такие непонятные действия в Общественной палате. Зачем?
– Этого никто не понял. Многие как раз с работой комиссии Потанина и связывают позитивные перемены во взаимоотношениях филантропов, государства и общества. Но давай вернемся к твоей идее глобальных русских.
– Мы еще очень сильно ориентированы внутрь страны. Нам понятна благотворительность для россиян, а благотворительность для нероссиян – не очень. Но мы встали на правильный путь и пройдем его, может, и небыстро, но уверенно, начнем помогать детям из братских стран, потом – просто нуждающимся. Это типичный путь, его не миновать. Россия пока слабо интегрирована в международное сообщество. Но если наши люди уезжают из нашей страны, они быстро интегрируются, для них проблемы мира становятся такими же общими проблемами, как для их нового соседа, чей род прожил в этом месте сто лет. Что-то должно случиться, чтобы мы вышли мысленно за свои национальные границы и помыслили себя частью человечества. Россия должна ментально глобализироваться. А благотворительность – это понятный, легкий контакт такой глобализации, когда мы откликаемся на трагические события, случившиеся с шахтерами Чили, с жертвами цунами в Таиланде, то ли с голодающими в Африке или еще где-то. Должны научиться откликаться. Это определяет наш человеческий уровень.
Глобализация, это взгляд на мир, как на свой. Это очень важно. Россию впереди ждут непростые времена, прежде всего, связанные с демографической ситуацией, притоком мигрантов. Мы смотрим на это с опаской. Страх естествен, однако преодолеем его только тогда, когда начнем что-то делать. Вот благотворительность – это один из каналов, потому что она не политизирована.
Я знаю, наши люди имеют примерно схожие чувства, в какой-то момент они понимают, в чем разница между домом и чужбиной. Там если ты помогаешь человеку, то, прежде всего, ты помогаешь человеку, а потом уже этот человек обретает цвет кожи, национальность и еще что-то. Если ты не полный, конечно, дурак. Потому что ближний – это не тот, кто по национальности ближе, это тот, кто оказался рядом сейчас и разделяет с тобой сегодняшнюю ситуацию твоей жизни. Мне кажется, что сейчас настало время, мы готовы глобализироваться. Вот вы, Русфонд, попадаете со своими украинскими инициативами в начало этого пути, вам тяжело, но процесс начался. Может быть, он приостановится, но он начался, потом снова запустится. Ситуация созрела, мы можем оказывать благотворительную помощь ближним, которых вычислим не по гражданству, национальности и еще чему-то, а только по тому, что обратились к нам за помощью.
– Что все-таки тебе дает повод говорить о глобальных русских? Не похождения ведь Русфонда на Украине? Тот проект украинцев для Украины, наши лишь менеджмент и технологии.
- В компанию «Ренова» за последнее время пришли новые молодые люди, возраст в границах 35 лет. Большинство учились за границей и уже поработали там. Чем интересны эти люди? Они открыты для благотворительности. Они ее понимают как неотъемлемую часть своей корпоративной жизни. Для них естественно помогать, в них нет нашего безразличия. И для них ближний – это который вблизи. Это часть их жизни и это здорово. Им несимпатичны коррупция и рейдерство, они хотят честно зарабатывать деньги и честно тратить, в том числе и на благотворительность, вести образ жизни, принятый в приличном обществе. Это реальные глобальные русские. Как говорит мой друг Шариф Шукуров: толерантность – это чужелюбие. Согласись, довольно странная штука – любить чужое, которое никогда не будет твоим.
У нас в «Ренове» есть программа личной благотворительности, она развивается, она растет из года в год, все больше наших сотрудников участвуют в ней. Удивительно, но в этом году наши расходы на благотворительность самые высокие за всю историю Группы, а это 20 лет. Смотри, в кризис мы больше тратим на благотворительность, чем до кризиса. Людей, включающихся в этот процесс, во время кризиса стало заметно больше. Тот, кто в кризисной ситуации хочет выжить и выживает, это, как правило, тот, кто помогает другим. В моменты помощи происходит мобилизация его психики и физических сил. Это не я говорю, так наука говорит.
