19.08.2011
Теперь есть деньги на лечение Ники Барановой.
Спасибо!
12 августа здесь на сайте, в Газете.ru и на сайтах kommersant.ru, «Эхо Москвы», livejournal.com и Здоровье@Mail.Ru мы рассказали историю девятимесячной Ники Барановой из Калмыкии («Божья роса», Валерий Панюшкин). У Ники злокачественная опухоль – нейробластома заднего средостения. Спасать девочку родные привезли в Петербург, в городской больнице № 31 им придется самим оплатить лечение. Теперь есть чем заплатить! Наши читатели внесли всю сумму (550 000 руб.). Ольга, мама Ники, просила передать огромную благодарность всем, кто помог. Спасибо, дорогие друзья!
12.08.2011
Божья роса
Нике Барановой нужна химиотерапия
Девочке девять месяцев. У нее рак, нейробластома заднего средостения с метастазами в легкие и костный мозг. Однако в городе Элисте, откуда девочка родом, нет детского онколога и почему-то не выдаются квоты на лечение в других регионах России. Родители, стало быть, привезли Нику в Петербург без всяких финансовых гарантий со стороны государства, как иностранку, негражданку России, так что и лечение ей придется оплачивать как негражданке России. К тому же и время упущено: пока родители Ники пытались получить в Элисте квоту, опухоль разрослась и дала метастазы. Валерий Панюшкин рассказывает про Нику тележурналисту Катерине Гордеевой.
– Возможно представить себе столицу субъекта Российской Федерации, в которой нету детского онколога?
– Более того – столицу субъекта Российской Федерации, который беспрестанно хвастается своими конями, шахматами, инопланетянами и поголовьем овец. Не могу себе представить. Первое желание, которое у меня возникает, – позвонить и проверить, действительно ли нету детского онколога в Элисте. Если это правда – я не знаю… Сидит какая-то тетя в министерстве и решает, кто сколько раз и в каком регионе должен заболеть. И Калмыкия как-то выпадает у этой тети из разнарядок. Я давно уже поняла, что система здравоохранения существует у нас по принципу «божья роса». Найди эту тетю, которая придумала, что в Элисте недостаточно детей, чтобы иметь ставку детского онколога, спроси у нее, почему это так, она ответит: «Ну… потому что так». Потому что система существует по принципу «божья роса».
– Что происходит с квотами? Как это так получается, что по всем документам и по всем минздравовским отчетам квот достаточно для всех, но, тем не менее, сплошь и рядом сталкиваешься с детьми, которым квот не хватило?
– Их не только детям не хватает. Недавно заболела моя приятельница, молодая женщина, сорок два года, у нее очень простой рак почки, который надо вырезать и забыть. Она пошла за квотой в июле, ей велели приходить в феврале. Она взрослая женщина, она знает, куда звонить, как скандалить и кого просить о помощи. Но матери детей из провинции очень часто не знают и теряются, даже несмотря на то, что речь идет об их родных детях. Это ужасно. Я считаю, что квоты придумал человек, который хочет ополовинить население страны. Потому что нельзя любить по расписанию, умирать по календарю и болеть по квотам. Я один раз в жизни стояла в очереди за квотой. Эта очередь представляет собой Вавилон, там стоят люди с туберкулезом, с раком и бог знает еще с чем, заражая друг друга своими болезнями и своим горем. Квоты придумал дьявол и, по-моему, я знаю его фамилию.
– Там у себя в Элисте семья Ники Барановой живет в бараке. Год назад у папы открылся туберкулез. Мне почему-то кажется справедливым, чтобы для тяжелобольных людей, детей, по крайней мере, как-то автоматически улучшались бы жилищные условия и выплачивались бы внушительные какие-то пособия. Как по-твоему: болезнь является ли поводом для социальных льгот?
– Болезнь, я думаю, очень часто является следствием социальных невзгод. Заболеть можно и от горя, и от унижения. Вот рождается ребенок, и первое, что он видит – это барак. В стране, которая что-то там в космос запускает. В двадцать первом веке. Это когнитивный диссонанс какой-то или, если по русски говорить – п…ц. Если вы государство, которое говорит, что у него есть демографическая политика, то пусть люди тогда не живут в бараках. Я очень пессимистично настроена. Вряд ли этой семье и подобным семьям поможет государство. Разве что найдется кто-то, кто возьмет эту семью в ладони и начнет им помогать. Очень часто так бывает, когда на семью обрушиваются несчастья, а потом вдруг находится кто-то, берущий на себя роль ангела-хранителя. Это очень нужно семье, на голову которой валятся несчастья одно за другим. Не все же пробивные люди. Несчастья обрушиваются часто на голову людей, которые не способны придушить ближнего. Видимо, у нас в стране идет какая-то борьба за выживание, когда выживают не красивые и умные, а люди с хватательными навыками. У кого нет хватательных навыков – тем достаются несчастья. Такие истории по идее должны вызывать жгучее желание помочь, а вызывают злость и чувство бессилия.
– Случай Ники один из тысячи. Один из тысячи подобных. Тем не менее вот уж пятнадцать лет мы рассказываем не о болезнях и методах борьбы с ними, а о каждом заболевшем ребенке в отдельности. Почему нельзя обратиться к людям со словами: «Вот дети болеют раком и надо им помогать»? Почему мы просим помощи для каждого ребенка в отдельности?
– Потому что если бы жили в стране, где нормально функционируют законы взаимопомощи и заботы, можно было бы развивать тему заботы в целом. Мы очень хотим действовать системно. Но всякий раз, когда собираются деньги на пять месяцев вперед и кажется, что вот сейчас полгода будут обеспечены все больные раком крови дети, обязательно находится ребенок, который выбивается из общего ряда. И хватаешь этого ребенка за ручонку и не успеваешь оглянуться, как в руке у тебя уже пятьдесят таких ручонок. А подушку безопасности мы создать не можем, потому что мы не государство. Потому что подушка – это онколог в Элисте, и ЖЭК, приглядывающий за тем, чтобы никто не жил в бараках. Если бы такие подушки безопасности создавались бы государством, не расползлись бы метастазы у девочки Ники. Государство может, а мы не можем охватить всех. Каждый раз имеем дело с человеком, попавшим в свой личный ад, потому и рассказываем про каждого ребенка конкретно. Сколько бы мы не приводили девочек в министерство, утверждающее, будто квот хватает для всех, сколько бы мы не приводили их со словами: «Смотрите, для этого ребенка не нашлось квоты», система продолжает существовать по принципу «божья роса». Так что в наши дни фраза «если я заболею, к врачам обращаться не стану, обращусь я к друзьям…» – приобрела другой смысл, гораздо более жесткий.
– Ты собираешься снимать фильм про рак? Зачем? Что ты хочешь сказать такого, чего еще не сказано? Как это поможет Нике и детям вроде нее?
– Задач много, но главная одна – объяснить. Мне один консультант моего фильма сказал, что я знаю про рак больше, чем онколог в районной больнице. Рак – это как Вторая мировая война – нет такой семьи в мире, которой бы эта болезнь не коснулась. Но главное, чего не знают люди, – что жизнь после рака существует, что это болезнь, которую в большинстве случаев можно победить. Я хочу объяснить это. Цель утопическая, конечно. Есть социологические опросы, согласно которым 75% россиян не хотят идти к районному онкологу, даже зная, что у них рак. И ситуация особенно осложняется, если районного онколога нет.
Фото Виктора Костюковского
и из личного архива Катерины Гордеевой
Для спасения девятимесячной Ника Барановой
не хватает 550 000 руб.
Заведующая детским онкологическим отделением городской больницы № 31 Маргарита Белогурова (Петербург): «Ника приехала к нам из Элисты. У девочки тотальное поражение костного мозга. Мы начали химиотерапию, пока анализы низкие, у Ники слабость. Обнадеживающий фактор – малый возраст девочки. У детей с нейробластомой в маленьком возрасте больше шансов выжить и излечиться. Лечение предстоит длительное, тяжелое, поскольку нейробластома – это очень злая, агрессивная опухоль».
Клиника выставила счет за лечение Ники Барановой на 550 000 руб. Родные девочки не в состоянии внести такую сумму.
Дорогие друзья! Если вы решите спасти Нику Баранову, то пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято. Деньги можно перечислить в благотворительный фонд «Помощь» (учредители Издательский дом «Коммерсантъ» и Лев Амбиндер). «Помощь» в свою очередь немедленно переведет ваши пожертвования в клинику и отчитается по произведенным тратам. Все необходимые реквизиты есть в Российском фонде помощи. Можно воспользоваться и нашей системой электронных платежей, сделав пожертвование с кредитной карточки или электронной наличностью, в том числе и из-за рубежа. Спасибо.
Экспертная группа Российского фонда помощи
Теперь есть деньги на лечение Ники Барановой.
Спасибо!
12 августа здесь на сайте, в Газете.ru и на сайтах kommersant.ru, «Эхо Москвы», livejournal.com и Здоровье@Mail.Ru мы рассказали историю девятимесячной Ники Барановой из Калмыкии («Божья роса», Валерий Панюшкин). У Ники злокачественная опухоль – нейробластома заднего средостения. Спасать девочку родные привезли в Петербург, в городской больнице № 31 им придется самим оплатить лечение. Теперь есть чем заплатить! Наши читатели внесли всю сумму (550 000 руб.). Ольга, мама Ники, просила передать огромную благодарность всем, кто помог. Спасибо, дорогие друзья!
12.08.2011
Божья роса
Нике Барановой нужна химиотерапия
Девочке девять месяцев. У нее рак, нейробластома заднего средостения с метастазами в легкие и костный мозг. Однако в городе Элисте, откуда девочка родом, нет детского онколога и почему-то не выдаются квоты на лечение в других регионах России. Родители, стало быть, привезли Нику в Петербург без всяких финансовых гарантий со стороны государства, как иностранку, негражданку России, так что и лечение ей придется оплачивать как негражданке России. К тому же и время упущено: пока родители Ники пытались получить в Элисте квоту, опухоль разрослась и дала метастазы. Валерий Панюшкин рассказывает про Нику тележурналисту Катерине Гордеевой.
– Возможно представить себе столицу субъекта Российской Федерации, в которой нету детского онколога?
– Более того – столицу субъекта Российской Федерации, который беспрестанно хвастается своими конями, шахматами, инопланетянами и поголовьем овец. Не могу себе представить. Первое желание, которое у меня возникает, – позвонить и проверить, действительно ли нету детского онколога в Элисте. Если это правда – я не знаю… Сидит какая-то тетя в министерстве и решает, кто сколько раз и в каком регионе должен заболеть. И Калмыкия как-то выпадает у этой тети из разнарядок. Я давно уже поняла, что система здравоохранения существует у нас по принципу «божья роса». Найди эту тетю, которая придумала, что в Элисте недостаточно детей, чтобы иметь ставку детского онколога, спроси у нее, почему это так, она ответит: «Ну… потому что так». Потому что система существует по принципу «божья роса».
– Что происходит с квотами? Как это так получается, что по всем документам и по всем минздравовским отчетам квот достаточно для всех, но, тем не менее, сплошь и рядом сталкиваешься с детьми, которым квот не хватило?
– Их не только детям не хватает. Недавно заболела моя приятельница, молодая женщина, сорок два года, у нее очень простой рак почки, который надо вырезать и забыть. Она пошла за квотой в июле, ей велели приходить в феврале. Она взрослая женщина, она знает, куда звонить, как скандалить и кого просить о помощи. Но матери детей из провинции очень часто не знают и теряются, даже несмотря на то, что речь идет об их родных детях. Это ужасно. Я считаю, что квоты придумал человек, который хочет ополовинить население страны. Потому что нельзя любить по расписанию, умирать по календарю и болеть по квотам. Я один раз в жизни стояла в очереди за квотой. Эта очередь представляет собой Вавилон, там стоят люди с туберкулезом, с раком и бог знает еще с чем, заражая друг друга своими болезнями и своим горем. Квоты придумал дьявол и, по-моему, я знаю его фамилию.
– Там у себя в Элисте семья Ники Барановой живет в бараке. Год назад у папы открылся туберкулез. Мне почему-то кажется справедливым, чтобы для тяжелобольных людей, детей, по крайней мере, как-то автоматически улучшались бы жилищные условия и выплачивались бы внушительные какие-то пособия. Как по-твоему: болезнь является ли поводом для социальных льгот?
– Болезнь, я думаю, очень часто является следствием социальных невзгод. Заболеть можно и от горя, и от унижения. Вот рождается ребенок, и первое, что он видит – это барак. В стране, которая что-то там в космос запускает. В двадцать первом веке. Это когнитивный диссонанс какой-то или, если по русски говорить – п…ц. Если вы государство, которое говорит, что у него есть демографическая политика, то пусть люди тогда не живут в бараках. Я очень пессимистично настроена. Вряд ли этой семье и подобным семьям поможет государство. Разве что найдется кто-то, кто возьмет эту семью в ладони и начнет им помогать. Очень часто так бывает, когда на семью обрушиваются несчастья, а потом вдруг находится кто-то, берущий на себя роль ангела-хранителя. Это очень нужно семье, на голову которой валятся несчастья одно за другим. Не все же пробивные люди. Несчастья обрушиваются часто на голову людей, которые не способны придушить ближнего. Видимо, у нас в стране идет какая-то борьба за выживание, когда выживают не красивые и умные, а люди с хватательными навыками. У кого нет хватательных навыков – тем достаются несчастья. Такие истории по идее должны вызывать жгучее желание помочь, а вызывают злость и чувство бессилия.
– Случай Ники один из тысячи. Один из тысячи подобных. Тем не менее вот уж пятнадцать лет мы рассказываем не о болезнях и методах борьбы с ними, а о каждом заболевшем ребенке в отдельности. Почему нельзя обратиться к людям со словами: «Вот дети болеют раком и надо им помогать»? Почему мы просим помощи для каждого ребенка в отдельности?
– Потому что если бы жили в стране, где нормально функционируют законы взаимопомощи и заботы, можно было бы развивать тему заботы в целом. Мы очень хотим действовать системно. Но всякий раз, когда собираются деньги на пять месяцев вперед и кажется, что вот сейчас полгода будут обеспечены все больные раком крови дети, обязательно находится ребенок, который выбивается из общего ряда. И хватаешь этого ребенка за ручонку и не успеваешь оглянуться, как в руке у тебя уже пятьдесят таких ручонок. А подушку безопасности мы создать не можем, потому что мы не государство. Потому что подушка – это онколог в Элисте, и ЖЭК, приглядывающий за тем, чтобы никто не жил в бараках. Если бы такие подушки безопасности создавались бы государством, не расползлись бы метастазы у девочки Ники. Государство может, а мы не можем охватить всех. Каждый раз имеем дело с человеком, попавшим в свой личный ад, потому и рассказываем про каждого ребенка конкретно. Сколько бы мы не приводили девочек в министерство, утверждающее, будто квот хватает для всех, сколько бы мы не приводили их со словами: «Смотрите, для этого ребенка не нашлось квоты», система продолжает существовать по принципу «божья роса». Так что в наши дни фраза «если я заболею, к врачам обращаться не стану, обращусь я к друзьям…» – приобрела другой смысл, гораздо более жесткий.
– Ты собираешься снимать фильм про рак? Зачем? Что ты хочешь сказать такого, чего еще не сказано? Как это поможет Нике и детям вроде нее?
– Задач много, но главная одна – объяснить. Мне один консультант моего фильма сказал, что я знаю про рак больше, чем онколог в районной больнице. Рак – это как Вторая мировая война – нет такой семьи в мире, которой бы эта болезнь не коснулась. Но главное, чего не знают люди, – что жизнь после рака существует, что это болезнь, которую в большинстве случаев можно победить. Я хочу объяснить это. Цель утопическая, конечно. Есть социологические опросы, согласно которым 75% россиян не хотят идти к районному онкологу, даже зная, что у них рак. И ситуация особенно осложняется, если районного онколога нет.
Фото Виктора Костюковского
и из личного архива Катерины Гордеевой
Для спасения девятимесячной Ника Барановой
не хватает 550 000 руб.
Заведующая детским онкологическим отделением городской больницы № 31 Маргарита Белогурова (Петербург): «Ника приехала к нам из Элисты. У девочки тотальное поражение костного мозга. Мы начали химиотерапию, пока анализы низкие, у Ники слабость. Обнадеживающий фактор – малый возраст девочки. У детей с нейробластомой в маленьком возрасте больше шансов выжить и излечиться. Лечение предстоит длительное, тяжелое, поскольку нейробластома – это очень злая, агрессивная опухоль».
Клиника выставила счет за лечение Ники Барановой на 550 000 руб. Родные девочки не в состоянии внести такую сумму.
Дорогие друзья! Если вы решите спасти Нику Баранову, то пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято. Деньги можно перечислить в благотворительный фонд «Помощь» (учредители Издательский дом «Коммерсантъ» и Лев Амбиндер). «Помощь» в свою очередь немедленно переведет ваши пожертвования в клинику и отчитается по произведенным тратам. Все необходимые реквизиты есть в Российском фонде помощи. Можно воспользоваться и нашей системой электронных платежей, сделав пожертвование с кредитной карточки или электронной наличностью, в том числе и из-за рубежа. Спасибо.
Экспертная группа Российского фонда помощи
