Общество

От диагноза до приговора

Кто и как защищает права пациентов в России

В Москве пациенты чаще всего обращаются с жалобами на ошибки дантистов (частных), хирургов и акушеров-гинекологов. В регионах дел по стоматологии, наоборот, почти не бывает, а вот в гинекологии и акушерстве ошибок много по всей стране. В столице медицинские дела тянутся дольше всего, в среднем от двух до пяти лет, но дел таких меньше, чем в регионах. Как устроена защита прав пациентов в России, выяснял Русфонд.

13 декабря 2013 года семья Дмитриевых (фамилия изменена) – родители и двое детей – попала в аварию. Во время метели машину занесло на встречную полосу, никто не пострадал, кроме семилетнего Паши, у которого была травма от детского ремня безопасности. На осмотр в больницу мальчик пришел своими ногами и говорил родителям, что ему надо успеть сделать домашнее задание на понедельник. В больнице у Паши нашли небольшое внутреннее кровотечение и провели простую операцию. Мальчик чувствовал себя отлично, врачи говорили, что Новый год он будет встречать дома. Но через несколько дней Паша впал в кому и больше из нее не вышел.

Как покажет следствие, остановка сердца и последующая кома наступили из-за ошибки медсестры, которая ввела ребенку слишком большую дозу обезболивающего «Наропин». В мае 2018 года Паша скончался, не приходя в сознание. Ему было одиннадцать лет.

«Руководство больницы все отрицало, нам даже не объяснили, почему он впал в кому – сказали, что, наверное, была травма головы во время ДТП, – вспоминает бабушка Паши. – И только потом другие медсестры нам рассказали, что произошло: им совестно стало. А руководство знало все, ведь эту девушку ругали. Она только закончила училище и всего три месяца работала». Судебное разбирательство по этому делу шло больше четырех лет. Сейчас, после смерти ребенка, дело будет переквалифицировано в уголовное. Семье выплатили компенсации в общей сложности на 3,5 млн руб. Отец Паши на компенсацию подавать не стал, он до сих пор чувствует себя виноватым: за рулем в тот день сидел он.

Никто не защищен

Делом семьи Дмитриевых занимался юрист Евгений Козьминых, основатель Пермского медицинского правозащитного центра – одного из первых учреждений в стране по защите прав пациентов. Кузьминых сам больше десяти лет проработал врачом: «Я своими глазами видел, что ни врач, ни пациент не защищены в правовом смысле: и на врача могут подать необоснованную жалобу, и пациенты не получают компенсацию морального вреда за ошибки врачей. Тогда, в 1997 году, системы просто не было. Суды принимали противоположные решения. Чтобы создать практику, мы и обращались в Верховный суд, и выступали в Госдуме, и писали статьи для прессы». Центр частный и защищает не только пациентов, но и медицинских работников. Бывают ситуации, когда по одному делу обращаются обе стороны, тогда приходится выбирать.

За 20 лет работы в Пермском крае и соседних областях у организации прошло больше 350 судебных разбирательств. По статистике центра, около 20 исков в год от пациентов к медучреждениям, половина из них – летальные случаи. В большинстве случаев (около 65%) иски на врачебные ошибки удовлетворяют. Самая большая сумма по Пермскому краю – 3,5 млн руб. за ампутацию руки пятилетней девочке.

Кто помогает пациентам?

Юристов по медицинскому праву в России не так много, а разобраться самостоятельно пациентам практически невозможно. К тому же защита пациентов – далеко не прибыльный бизнес, поэтому лишь несколько организаций в стране занимаются такими делами на общественных началах. Среди них некоммерческий фонд «Содействие» и «Лига защитников пациентов», действующая с 2000 года. Сейчас организация работает благодаря финансовой помощи фармацевтических компаний. Глава Лиги Александр Саверский рассказывает, что еще в 2004 году средняя сумма компенсации за смерть была 4,5–5 тыс. руб., но за время практики «Лиге защитников» удалось добиться увеличения всех выплат.

В 2009 году был создан Всероссийский союз пациентов, который объединил общественные организации, отстаивающие интересы пациентов. У Союза есть горячая линия для юридической помощи гражданам в защите прав на охрану здоровья. Правда, в самом Союзе эту помощь не оказывают, а направляют людей в профильные организации по заболеванию. Именно на эту линию Союзу был выдан президентский грант. Поскольку в Союз входит всего 16 узкопрофильных организаций, реальную помощь могут получить единицы.

«Мы не занимаемся конкретикой, мы либо отправляем в профильные организации, либо рассматриваем эти вопросы сами. Часто к нам обращаются по поводу проблем с лекарствами – отсутствие, долгая невыдача… Или с жалобами на навязывание платных услуг, на сроки ожидания помощи, – рассказывает президент Всероссийского союза пациентов Юрий Жулев. – Мы объясняем человеку, как защитить свои права, но у нас нет своих юристов, мы не подаем иски и не ходим в суды».

Кроме того, существуют частные юридические фирмы, занимающиеся медицинскими делами и помощью пациентам. Такие услуги стоят больших денег, которых у пациентов чаще всего нет.

С чем приходят в суд?

По словам Александра Саверского, в столице пациенты чаще всего обращаются с жалобами на ошибки дантистов (частных), хирургов и акушеров-гинекологов. В регионах дел по стоматологии, наоборот, почти не бывает, а вот в гинекологии и акушерстве ошибок много по всей стране.

В Москве медицинские дела тянутся дольше всего, в среднем – от двух до пяти лет, но и дел таких меньше, чем в регионах. «Пять лет, 50 судебных заседаний, 43 допроса, восемь медицинских экспертиз – так выглядит статистика по одному из дел. И таких много. И ты каждый раз проходишь этот путь вместе с родственниками, удерживая их от того, чтобы бросить какую-нибудь гранату и взорвать все. Поэтому мы не берем деньги за защиту пациентов, ведь тогда родственники будут позволять себе в суде все что угодно», – объясняет Саверский.

Уголовные дела в регионах открываются один-два раза в год, остальные – гражданские иски, которые разрешаются в течение 6–12 месяцев. «В Москве лучше оснащение, снабжение. И кадры квалифицированней. В регионах лечат хуже, прямо скажем, поэтому пациенты судятся чаще. Может быть, в регионах население более активное, а может, в столице чаще заключаются мировые соглашения по договоренности сторон. В Санкт-Петербурге, Перми, Екатеринбурге, Новосибирске, Башкирии случаев судебного разбирательства намного больше», – описывает ситуацию основатель Пермского медицинского правозащитного центра.

Для того чтобы обратиться в суд, пострадавшему пациенту необходимо доказать, что ошибка действительно была и причинила вред здоровью. Для этого нужно за собственный счет сделать медицинскую экспертизу. Только на основании заключения комиссии суд может принять дело на рассмотрение. Стоит экспертиза от 50 тыс. руб. в регионах до 160 тыс. руб. в Москве. В случае победы истец может взыскать расходы на экспертизу и адвокатские услуги. «Бывает, что на консультацию приходят люди и говорят, что денег на экспертизу у них нет. Хотя я вижу, что иск обоснованный и у дела есть перспектива, но однозначно предугадать исход нельзя. Очень многие как раз из-за этого не судятся», – добавляет Евгений Козьминых.

Откуда берутся деньги?

На сегодняшний день самая большая компенсация в российской практике была выплачена в 2016 году жительнице Южно-Сахалинска, чей 18-летний сын впал в кому из-за укола лидокаина. Размер выплаты составил 17 млн руб. Решение было вынесено Приморским районным судом Санкт-Петербурга, причем годом ранее та же судья назначила другую рекордную компенсацию в 15 млн руб. за смерть ребенка. Таких крупных выплат – единицы, хотя дел с летальным исходом достаточно много.

Запрашиваемая сумма зависит от нескольких факторов, в том числе от возраста пострадавшего или умершего из-за врачебной ошибки. Чем моложе пациент, тем она больше. Кроме того, оцениваются потери человека за время восстановление здоровья после медицинской ошибки и моральные страдания.

Если иск гражданский, то деньги выплачивает медицинское учреждение, в таких случаях также разрешено брать средства из Фонда медицинского страхования. Врач, совершивший ошибку, чаще всего никаких финансовых потерь не несет и может еще много лет продолжать работать в той же больнице. Хотя Трудовым кодексом в таких случаях предусмотрено взыскание с врача, но оно не должно составлять больше одной его зарплаты. Уволить сотрудника из-за ошибки и вовсе нельзя по Трудовому кодексу. Если же выигрывается уголовное дело, то с врача могут взыскать всю сумму компенсации.

«Бывает так, что врач набедокурил в одной больнице, уволился, а потом всплывает в другой больнице, потом – в третьей. И главные врачи знают, что он сделал в прошлой больнице, но берут, потому что некому работать, особенно в райцентрах и деревнях. Сейчас мало кто идет на врача, потом лечить нечем, расходных материалов нет, и врачи бегут из медицины, приходится брать первых попавшихся, а это лодыри, бывают алкоголики, некомпетентные люди. В Москве намного лучше зарплаты, поэтому и лучшие кадры там», – описывает ситуацию в регионах Евгений Козьминых.

Хроническая помощь

В России также работают организации, оказывающие юридическую поддержку пациентам с хроническими вирусными заболеваниями (например, ВИЧ, гепатит, туберкулез). Всего в стране работают несколько таких фондов: «Е.В.А.», «СПИД-центр», «Пациентский контроль», Международная правозащитная группа «Агора». В эти организации обращаются при нарушении прав не только в стенах больницы, но и за ее пределами. Чаще всего дела касаются разглашения врачом диагноза пациента, непредоставления необходимых лекарств, отказа в приеме на работу или в опеке.

Фонд «Е.В.А.» с 2009 года помогает женщинам с хроническими заболеваниями. Столкнувшись с несправедливостью из-за своего диагноза, пациентки могут анонимно задать вопрос специалистам центра и получить консультацию. Только за первый квартал 2018 года за юридический помощью обратились больше 200 человек. «Пациентский контроль» и «СПИД-центр» занимаются проблемами, возникающими при предоставлении терапии людям с ВИЧ. Их общая цель – снижение стигматизации людей, живущих с хроническими заболеваниями. «Агора» работает с делами о нарушении прав человека, одно из направлений – защита прав людей с ВИЧ. Одно из их самых резонансных дел организации – увольнение пилота «Аэрофлота» после обнаружения у него ВИЧ-инфекции.

Этим организациям приходится самостоятельно искать источники финансирования, но пока что в России не многие готовы оплачивать их работу. Часто им помогают международные фонды, реже – фармацевтические компании. В обоих случаях возникают проблемы. Например, получение иностранного финансирования становится основанием для признания НКО, занимающегося борьбой с ВИЧ, «иностранным агентом». По этой причине с 2014 года закрылись организации ЭСВЕРО, Фонд имени Андрея Рылькова, омский фонд «Сибальт» и энгельсский фонд «Социум».

«Полностью независимых организаций нет. Если фонд не получает ни международный, ни государственный грант, остается краудфандинг, а собрать деньги на юридическую помощь таким образом – сверхсложная задача», – говорит Денис Годлевский, директор по связям с общественностью в Европе Фонда помощи в области СПИДа AIDS Healthcare Foundation (AHF).

При сотрудничестве с фармацевтическими компаниями фондам необходимо внимательно следить за соблюдением договоренностей о невмешательстве в их деятельность. «С гражданскими активистами часто так бывает: возьмешь деньги у фармы, сделаешь что-то хорошее, а в результате попадаешь в неприятную ситуацию, когда компании начинают диктовать свои условия», – добавляет Александра Волгина, ВИЧ-активистка и сотрудница Глобальной сети людей, живущих с ВИЧ (GNP+).

Иллюстрации Настеньки