Пансионат с секретом
Как благотворители помогли больнице в Екатеринбурге ускориться
– У нас в Москве при НМИЦ имени Дмитрия Рогачева уже довольно давно существует «Русское поле» – сначала это был санаторий, сотрудничавший с Рогачевкой, а с 2014 года он стал ее филиалом. Вы с него брали пример?
– «Русское поле» – реабилитационный центр. Туда едут уже после того, как лечение закончилось. У нас тоже есть реабилитационный центр, загородное подразделение ОДКБ. А пансионат – это другое. Здесь происходит долечивание. Ребенок получает ровно то лечение, которое получил бы, лежа в больнице. Не больше и не меньше.
– А в чем тогда смысл?
– Возьмем для примера наш блок ТКМ. Раньше дети здесь лежали в среднем по два месяца. В герметичных боксах со сложной системой вентиляции, потому что при трансплантации требуется стерильность – человек временно, пока костный мозг приживается, оказывается лишен иммунитета. А теперь, если мы понимаем, что трансплантат прижился – это могут быть 25–27-е сутки после пересадки, – мы уже на 30–32-е сутки можем выписать ребенка в отдельную комнату в пансионате. Он там будет вместе с мамой. Рядом – медицинский блок. Если что-то случится, можем очень быстро на каталке перевезти в реанимацию.
За счет такой схемы мы смогли в полтора раза увеличить пропускную способность трансплантационных боксов. Построить новые боксы было бы на порядок дороже.
– Сколько вы теперь делаете ТКМ?
– В 2024 году сделали 47 трансплантаций, это большая цифра. До открытия пансионата никогда не доходило даже до 40. А количество боксов не изменилось – по-прежнему шесть. Речь не только о трансплантации. Мы лечим и сóлидные опухоли (опухоли вне кроветворной системы. – Русфонд). Занимаемся и гематологическими заболеваниями, не требующими трансплантации. Разные бывают случаи, но схема общая: есть этап активной терапии, когда идет воздействие химиопрепаратами на опухоль, потом реанимационный этап, затем дети попадают в отделение, и следом мы уже можем перевести их в пансионат – в том же здании есть дневной стационар, необходимый для долечивания.
– То есть на других отделениях вашей больницы появление пансионата тоже сказалось?
– У нас сейчас в онкоцентре примерно 900 госпитализаций. Это именно госпитализации, детей на самом деле меньше, потому что некоторые попадают к нам и два, и три, и четыре раза. Благодаря открытию пансионата – я так скажу, может, грубовато – оборот вырос на 30 процентов. Ну а кроме того, детки в пансионате могут находиться в более удобных условиях, приближенных к домашним. В основном они из других городов и даже из других регионов. Когда мы разгрузили стационар, он тут же снова заполнился пациентами. У нас Уральский, Сибирский, Дальневосточный округа. Есть и Приволжский. А могут быть в пансионате и дети из Екатеринбурга, которые, например, живут в далекой от нас части города. Бывают детки с ограничениями подвижности, им тоже было бы тяжело каждый день приезжать в дневной стационар из дома. Кстати, мы пускаем в пансионат и родителей, у которых ребенок еще в больнице. Бывает, здесь живут месяцами или по очереди приезжают мама, бабушка, папа.
Раньше нам фонд «Подари жизнь» помогал – снимал квартиры неподалеку от больницы для только что выписавшихся деток. Но в пансионате безопаснее. Вентиляция работает, мы следим за чистотой, и, если что, больница совсем рядом. У нас в пансионате 36 палат, сблокированных по три – одна кухня на блок. В каждой палате – родитель и ребенок.
– Как все это сказалось на стоимости лечения? Можно посчитать?
– Конечно, есть экономия. Наверно, можно ее посчитать. Но пансионат в любом случае себя оправдывает – например, если сравнить с открытием дополнительных площадей в больнице. Квадратный метр в пансионате в несколько раз дешевле, чем в больнице. И раз в десять дешевле, чем в блоке для трансплантации. Во всем мире присутствует такая система в разных вариациях. У больниц могут быть, например, договоры с какими-то частными домовладениями: они предоставляют жилье для пациентов в ночное время, а госпиталь платит.
– Штат пришлось увеличить?
– Да, в дневном стационаре ведь тоже доктора. Часть перешла туда из онкоцентра. Но если больше случаев сдаем, нам и фонд ОМС больше денег платит.
– Как родилась идея и откуда деньги?
– Это целая история. Мы это придумали вместе с Ксенией Хохряковой (ныне Нефедова. – Русфонд), президентом фонда «Верь и живи!», и пошли к Игорю Алексеевичу Алтушкину (основатель Русской медной компании, 49-й в списке российских миллиардеров Forbes 2025 года. – Русфонд). Понятно, что без него вряд ли что-то получилось бы. Строительство пансионата площадью 4 тыс. кв. м обошлось в 367 млн руб., 218 млн предоставил Фонд святой Екатерины (соучредитель Игорь Алтушкин. – Русфонд). Среди благотворителей также «Ривьера Инвест», ЗАО «Таганский ряд», ООО «Принцип», фонд «Верь и живи!».
– А государство, региональные власти?
– Это уникальный проект – благотворители скинулись и построили вот такую вещь.
– Собираетесь как-то расширять пансионат, достраивать?
– Расширять не планируем, мощность пансионата соответствует потребностям онкоцентра. Людям нравится, хорошие отзывы дают.
Фото предоставлено ОДКБ
