Раскрыть CAR-T
Израильская клиника Хадасса собирается развивать в России инновационный метод лечения рака
В клинике Хадасса Медикал, открытой два с половиной года назад в Сколково (Москва), работают российские врачи. Но специалисты основной Хадассы, той, что в Иерусалиме, с ними постоянно общаются, обучают и часто бывают в Москве. В пандемию приехать не удавалось, так что у Полины Степенски накопилось здесь множество дел. Несколько дней подряд она вела прием пациентов, в перерывах без конца решала какие-то вопросы, общалась с врачами и провела для них семинар о развитии Хадассы в России. Думаю, самая важная среди тем – терапия CAR-T. После семинара я расспросил об этом Полину подробнее.
CAR-T (Chimeric Antigen Receptor T-cell) – это переделанный T-лимфоцит. Т-лимфоциты врачи забирают из организма и удивительным способом обучают борьбе с каким-то из видов рака. Делается это, если коротко, так: в ДНК лимфоцитов встраивается ген, кодируюший рецептор, который, в свою очередь, будет распознавать раковые клетки, побуждая лимфоцит их уничтожать (в интервью Михаила Масчана, заместителя директора НМИЦ детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева, об этом рассказывается более развернуто и понятно).
Затем T-лимфоциты вводят обратно в организм. Препарат – индивидуальный для каждого пациента, это именно его лимфоциты. А рецепторы, которые к нему «приделываются» при переработке, – стандартные, разработанные для нескольких видов онкогематологических заболеваний. Во многих странах метод уже включен в систему государственного здравоохранения.
Полина Степенски: Мы забираем клетки у наших пациентов с лимфомами и лейкозами и отправляем на «переделку» в компании, которые уже поставили этот процесс на поток, – Novartis, Gilead. Обратно получаем готовый продукт для лечения. Это терапия последней линии, она не для каждого, но те, кому она требуется, получают ее бесплатно. Переработка клеток стоит 1 млн шекелей (примерно $300 тыс. – Русфонд). Дорого, но государство платит.
А. К.: Кто в России будет столько платить за лечение методом, который у нас еще даже не зарегистрирован?
П. С.: Я представляю себе процесс переработки клеток, он может стоить в десятки раз меньше. Компании‑первопроходцы включают в цену расходы на разработку и исследования, а мы пользуемся готовым. Поэтому хотим создать в России свое предприятие по переработке клеток. Здесь этой технологией занимается НМИЦ имени Дмитрия Рогачева, наши врачи ездили смотреть, как они это делают. Там работают с детьми, а мы хотим то же сделать для взрослых.
А. К.: Почему вы не организуете такое производство в Израиле?
П. С.: А зачем? Раз процесс налажен и наше государство согласно платить иностранным компаниям по миллиону шекелей за пациента.
А. К.: Сколько стоит «фабрика лимфоцитов»?
П. С.: Несколько миллионов шекелей. Это будут наши собственные вложения.
А. К.: С российским Минздравом вы это обсуждали?
П. С.: Я этой сферой не занимаюсь. А когда в Израиле пришлось подавать документы в наш минздрав, мне помогала специальная компания, специализирующаяся на работе с регулятором. В результате процесс занял десять месяцев, очень быстро для нашего минздрава.
А. К.: Вы собираетесь использовать CAR-T для чего-то еще помимо лейкозов и лимфом?
П. С.: Следующая цель – миелома. Это уже наш собственный проект, тут мы работаем с T-клетками по собственным технологиям. Обработка происходит в Израиле, и вот такое предприятие мы строить в России в ближайшее время не будем. В Израиле сейчас идут клинические исследования. Возможно, граждане России тоже могут в них участвовать, но государство оплачивает участие только израильских граждан.
А. К.: Каковы результаты CAR-T?
П. С.: Долгосрочная выживаемость – примерно 30%. Но это пациенты, у которых без CAR-T было бы 0%.
Хадасса обещает реализовать российский проект в течение ближайших двух лет, а пока готовит оборудование, обучает персонал, ведет переговоры о технологиях переработки T-лимфоцитов с немецкой компанией Miltenyi Biotec. С ней же сотрудничает и НМИЦ имени Дмитрия Рогачева. CAR-T здесь занимаются уже почти пять лет. Но до сих пор такое лечение пациенты могут получать только по решению консилиума – как бы в виде исключения. «Я рад всякой попытке в этой сфере, – говорит замдиректора НМИЦ Михаил Масчан. – Круто, если это сделают для взрослых. В последние годы не слышал о серьезных успехах в продвижении этого метода в России, хотя во множестве стран он уже доступен как стандартный метод терапии. Мы сильно отстали. Возможно, даже навсегда».
Фото Жанны Фашаян
