13.05.2019
Ленара Иванова: «У нас все летает»
Башкирский опыт перевода социальных услуг из госсектора в некоммерческий пока мало востребован в России
Ленара Хакимовна курирует социальный блок, прежде руководила министерством труда и социальной защиты республики. В России она стала широко известна в 2014 году, когда «в одночасье» – так показалось ее критикам – вывела из государственного сектора часть учреждений социального обслуживания, создав взамен сеть НКО. С тех пор в республику ездят за опытом. Президент Русфонда Лев Амбиндер беседует с Ленарой Ивановой об НКО как равноправном субъекте экономики, об осознании во власти и обществе правомочности некоммерческих организаций.
Лев Амбиндер: Как случилось, что высокопоставленная чиновница предпочла государственному сектору некоммерческий?
Ленара Иванова: Во-первых, я не всю жизнь была чиновницей – я прежде 19 лет работала в профсоюзах, а это расширяет кругозор и дает свободу мышления. И потом, я весьма подробно изучала европейский опыт организации социального обслуживания населения. Практически повсюду власть лишь устанавливает стандарты, а оказанием услуг заняты, как правило, негосударственные организации. В результате – конкуренция, творчество, рождение новых услуг и, как итог, экономия бюджета и рост уровня удовлетворенности населения.
У нас, как и в других регионах, существовали государственные комплексные центры социального обслуживания населения (КЦСОН). Совокупный бюджет учреждений соцобслуживания на год – 2 млрд руб., в том числе 500 млн руб. на социальную помощь на дому, – серьезные деньги. В каждом КЦСОН по несколько отделений: социальной помощи на дому (ОСП), детский приют, дом престарелых, реабилитационный центр. Став министром, я поняла, что это плохо управляемые центры. Они были объединены по территориальному принципу, а надо бы по функциональному. Но как такое хозяйство переформатировать?
И тут читаю статью коллеги – министра социального развития Пермского края Татьяны Абдуллиной – о том, как они с 2013 года перевели в негосударственный сектор услуги на дому. Звоню ей – да, отвечает, по закону о госзакупках отдали эту услугу на рынок. Еду с командой в Пермь. Что там смутило: аукционы выигрывала одна и та же компания. То есть Пермь заменила государственную монополию монополией частной? Но монополия исключает конкуренцию и развитие, а я была убеждена: все решит конкуренция внутри отрасли.
Прямо по дороге из Перми я и придумала НКО-модель. Не всю, конечно, – контуры. Надо преобразовать государственные ОСП в некоммерческие организации и устраивать ежегодные конкурсы на субсидии. Запустили для начала два пилота – в одном из городских округов и в трех районах республики. В итоге у нас все летает, создана модель, которая отлично работает и развивается.
Л. А.: Насколько я понимаю, вы же сами и создавали эти НКО?
Л. И.: Что значит сами? Да, мы выдвинули условия, чтобы учредителями НКО стали представители самих получателей услуг – пенсионеров, инвалидов. Ими и стали руководители советов ветеранов, обществ инвалидов, районных и городских муниципалитетов – все люди уважаемые. А непосредственно оказанием услуг в НКО занялись бывшие работники отделений соцпомощи на дому. И у нас все получилось: ни единой жалобы от населения, ни одного соцработника в обоих пилотах не потеряли. В 2015 году мы вывели из государственного сектора все социальное обслуживание на дому. Получилось 59 некоммерческих организаций – и столько же их хозяйственных обществ в форме ООО. Они оказывают дополнительные услуги, в том числе и не признанным нуждающимися в соцобслуживании обычным людям. Одновременно мы выстроили сеть государственных учреждений по функциональному принципу: 10 межрайонных центров «Семья» с сетью детских приютов и 21 стационарное учреждение с домами престарелых. Создали сеть реабилитационных центров. А КСЦОН мы все закрыли. Без споров, без жалоб и сутяжничества. При этом люди абсолютно все устроены.
Кстати, 100 млн руб. госбюджета сэкономили, пустили их на развитие всей отрасли социального обслуживания.
Л. А.: Вот так прямо без сучка без задоринки все получилось?
Л. И.: Что вы, многое приходилось корректировать по ходу. Но все сложилось. Для меня самым главным было не потерять доверие бабушек. Чтобы не сказали: как ушло обслуживание частникам, в НКО, так сразу какую-то дрянь развели… На первом же пленуме совета ветеранов нашлись критики: зря соцзащиту раскурочили. Я спрашиваю: есть вопросы по обслуживанию? По обслуживанию, отвечают, вопросов нет. Глава республики на совещании глав администраций спросил совсем провокационно: «Народ ропщет?» Тишина. Помню, как холодом меня обдало. И один восклик: «Да лучше стало!» И все, у меня от сердца отлегло.
Л. А.: Злые языки утверждали, будто то была простая смена вывески.
Л. И.: Это обидно – неправда же. Но на обиженных воду возят, а караван идет. Самое интересное началось потом. Я верила, что НКО начнут развиваться без подсказок, сами. И началось же! Организации, созданные при НКО, к примеру, стали оформлять медицинские лицензии. Теперь и с сиделкой помогут, и парикмахера пришлют, и окна помоют бабушке на Пасху, и уберут территорию спецтехникой, которую сами приобрели на гранты. Выявили, например, потребность молодых мам на два-три часа оставить ребенка, чтобы к врачу наведаться или в магазины. Организовали специальные курсы подготовки – и вот вам новая услуга «Кратковременный присмотр и уход за детьми до трех лет», или, как мы ее проще называем, «Передышка». Сегодня они как предприниматели уже автомобили и тракторы в лизинг берут.
Понимаете, конкуренция, угроза неполучения субсидии – то есть то, чего нет в государственных учреждениях, – сделали свое дело.
Созидательная доброта соцработников, их энергия, предложения новых услуг и сервисов держат эти НКО на хорошем уровне.
Л. А.: Вы говорите о конкурсе субсидий, который можно и не выиграть. Что это означает для конкретной НКО?
Л. И.: Любая активная НКО может перехватить услуги в любом муниципалитете республики. Поэтому каждая из этих организаций старается работать максимально эффективно. К примеру, субсидию одной НКО выиграла НКО другого муниципалитета. Горожане так и получают социальную помощь, только качеством повыше. А вот у победителя вырос оборот, это дорогого стоит.
Я горжусь той своей работой. НКО этой модели не отличить теперь от традиционных НКО с многолетней историей: такие же инициативные. Даже президентские гранты выигрывают.
До сих пор помню свое удивление, когда в 2004 году в нью-йоркском Фонде помощи вдовам и сиротам гражданской войны (основан в ХIX веке) я узнал о структуре его бюджета. Это огромный учебный комбинат для людей с ограниченными возможностями и эмигрантов: изучают ходовые профессии и правила трудоустройства. Основу бюджета этого фонда в $120 млн составляли субсидии администраций всех уровней, от районного до федерального. И только 7% давал фандрайзинг.
Это было поразительно, ни о чем подобном у нас 15 лет назад и разговоров не было. Правда, и функции наших НКО были иными. Но ситуация меняется. Появились НКО-сервисы – и гранты, особой популярностью пользуется президентский. В 2018 году заговорили о государственном соцзаказе для НКО. Но в Госдуме после первого чтения поправок к закону об НКО все почему-то застопорилось. В башкирском минтруде за четыре года побывала половина регионов страны. Всем нравятся башкирские НКО социальной помощи на дому. Но до внедрения дело редко доходит. Говорят, уже и задание Правительства РФ есть: 10% социальных услуг перевести из госсектора в некоммерческий. Очевидно, что такой перевод возможен по инициативе сверху, то есть чиновников.
Где, на каком уровне не хватает воли?
Лев Амбиндер
Фото Тимура Шарипкулова
