Высокотехнологичная железяка

Кате Поповой нужно раздвинуть позвонки

Девочке пять лет. У нее совершенно правильная, прямая, ровная спина. Но это потому так, что девочка носит корсет, и в позвоночник ей вставлена высокотехнологичная железяка VEPTR. Полтора года назад у Кати был горб, а теперь нету. Это была сложная операция, и ее оплатило государство. Проблема только в том, что девочка растет и железяку надо раздвигать время от времени. Это тоже сложная операция. Первый раз надо было раздвигать в июле прошлого года. Государство, отдадим ему должное, оплатило и это. Теперь надо раздвигать в апреле-мае. Но на этот раз государство говорит, что у него нет денег. То есть, может быть, будут, а может быть, не будет – ждите. А ждать нельзя.

Катя не знает, что у нее искривление позвоночника. Она же никогда не видела себя со спины и уж тем более не видела своих рентгеновских снимков. Года в полтора, когда девочки начинают вертеться перед зеркалом, искривление было почти незаметно внешне, настолько незаметно, что даже доктор в поликлинике в качестве терапии советовала Катиным родителям «напоминать, чтобы держала спинку ровно». Это оказалась не очень действенная терапия. Искривление прогрессировало. Но изменения происходили так медленно, что Катя не замечала их, вертясь перед зеркалом. А родители молчали, не хотели пугать.

И Катя не поняла даже, что ей сделали три операции. Ну, ездили в Новосибирск из Томска. Ну, лежали там в больнице. Ну, приходил, конечно, доктор, но доктор не делал больно, а больно делала медсестра. Это ведь медсестры делают уколы. Поэтому к медсестрам Катя относится с опаской, а к докторам просто с подозрением.

Там в больнице Катя много раз засыпала и просыпалась в окружении привычных своих плюшевых медведей. И однажды она не заметила, что, пока она спала, в спину ей вставили высокотехнологичную железяку. А мама предпочла не объяснять.

Зато мама объяснила Кате, что вот доктор полечил ей спину, и теперь, пока спина заживает, много чего нельзя. Нельзя, например, бегать и прыгать. Нельзя падать. (Катя однажды не послушалась, упала и сломала два ребра. Пришлось опять ехать в Новосибирск и опять делать операцию, а Катя опять путешествие заметила, а операцию – нет.) Нельзя долго сидеть, а надо ложиться время от времени, чтобы спина отдыхала. Нельзя толкаться и драться…

Можно зато, соблюдая все вышеперечисленные запреты, ходить в детский садик. Катя ходить в детский садик любит, но по вечерам обсуждает с мамой, как трудно в детском садике соблюдать запреты доктора, полечившего спинку. Разве же можно, говорит Катя, долго не сидеть, если вся группа сидит, например, и лепит что-нибудь из пластилина? Да и где лечь? Лежат ведь на кровати в спальне, а из спальни все уходят после тихого часа, и никто в спальню просто так не возвращается. Так что же – на пол ложиться? Не толкаться и не драться тоже очень сложно, потому что в детском садике всякому ведь случается и потолкаться и подраться.

Довольно много времени уходит у Катиной мамы на то, чтобы разбирать все эти противоречащие медицинским предписаниям ситуации с девочкой и с детсадовским персоналом. Но получается объяснить.

Медицинские проблемы настолько находятся вне Катиных интересов, что даже со своими плюшевыми медведями девочка играет в торжественные чаепития, в школу и в магазин, а в доктора почти не играет. Тем более что у плюшевых медведей нет позвоночника, и играть с ними в сколиоз совершенно невозможно.

Разумеется, однажды придется девочке все объяснить. Я бы, честно говоря, начал объяснять все сразу в меру понимания ребенка. Говорил бы про горбик, когда горбик стал появляться. Говорил бы про операцию, когда ее сделали. Говорил бы про высокотехнологичную железяку, вставленную в спину. Мне кажется, девочке нелегко будет осознать все это сразу, когда она подрастет и во время очередной поездки в Новосибирск догадается наконец, что в больнице не только медсестра делает уколы, но и доктор тоже делает же что-то, пока Катя спит.

Мне кажется, Катиной маме трудно будет объяснить девочке все сразу. Но это не мое дело. Они сами как-нибудь разберутся. Переживут как-нибудь вместе осознание и принятие болезни. Придумают, как относиться к металлическому инородному телу, навсегда вмонтированному в позвоночник девочки. Погрустят вместе о том, что нельзя заниматься художественной гимнастикой и балетом, или чем там еще хотят заниматься девочки в старшем дошкольном возрасте. Они сами как-то обнадежат друг друга, что в остальном можно ведь жить нормальной жизнью: учиться, работать, любить, быть любимой, развлекаться, путешествовать… Можно даже зачать и выносить здорового ребенка. Они как-то сами поговорят обо всем этом. И я уверен, что Катина мама, когда придет время, как-то объяснит девочке, почему не рассказала все сразу.

Но есть одна вещь, которую нельзя объяснить. Как это может быть, что у государства то есть деньги на лечение ребенка, то нету? Как возможно, что на первый этап лечения есть деньги, на второй этап тоже есть, а на третий этап – нету? Что случилось? Цены на нефть упали? Кризис в стране? Квоты на лечение – они, что, подобны атмосферным осадкам, которых в один год выпадает много, а в другой мало? Это нельзя понять. Я вот взрослый дядька, а не понимаю. И Катя вырастет – тоже не поймет.

Валерий Панюшкин
Фото Якова Андреева
и из архива семьи Поповых

Для спасения Кати Поповой не хватает 822 803 руб.

Заведующий клиникой детской и подростковой вертебрологии Новосибирского НИИТО Михаил Михайловский рассказывает: «У девочки врожденный кифоз – неправильно развитый позвонок приводит к тому, что позвоночник постепенно складывается пополам. Если бы мы вовремя не остановили этот процесс с помощью инструментария VEPTR, последствия были бы ужасающими – у Кати могли развиться множественные осложнения. После установки раздвижной металлоконструкции девочка хорошо себя чувствует, нормально развивается. Но пока Катя растет, необходимо удерживать позвоночник в правильном положении, а когда рост закончится, зафиксировать его. Этапные операции по раздвижению конструкции нужно повторять не реже, чем каждые шесть-восемь месяцев. Недешево, но другого выхода нет».

Клиника НИИТО выставила счет на следующие пять корректирующих операций на 822 803 руб. У Катиных родителей таких денег нет.

Дорогие друзья! Если вы решите спасти Катю Попову, пусть вас не смущает цена спасения. Любое ваше пожертвование будет с благодарностью принято. Деньги можно перечислить в благотворительный фонд «Помощь» (учредители Издательский дом «Коммерсантъ» и руководитель Русфонда Лев Амбиндер) или на банковский счет Катиной мамы – Светланы Федоровны Поповой. Все необходимые реквизиты есть в Российском фонде помощи. Можно воспользоваться и нашей системой электронных платежей, сделав пожертвование с кредитной карточки или электронной наличностью, в том числе и из-за рубежа.

Экспертная группа Российского фонда помощи