Проявление проблем
Особенный ребенок, попадая в школу, демонстрирует ее несовершенство
Инклюзия с минусом
У девятилетнего Феди Назарова расстройство аутистического спектра (РАС). Федя учится в московской школе №2123 имени Мигеля Эрнандеса во втором классе, куда его приняли с радостью. Однако, чтобы учеба стала возможной, его родителям в первый год обучения пришлось самостоятельно оплачивать работу специалиста по прикладному анализу поведения (ПАП). Дело в том, что других детей с похожими потребностями в первом классе не было.– Школьное финансирование при таком раскладе оказалось невозможным, – объяснила мама мальчика Вероника Назарова.
Специалист по ПАП адаптировал образовательную программу под Федины особенности, занимался с ним математикой и другими предметами в специально оборудованном маленьком пространстве, где мальчик мог и отдыхать. Здесь для Феди поставили пуфик, стол, стул. Тьютора, который сопровождает Федю на уроки в класс к другим детям, учебное заведение взяло на баланс самостоятельно.
На второй год обучения Феде приходится учиться уже без специалиста по прикладному анализу поведения, потому что родителям оплачивать его работу затруднительно. В школе мальчик работает с тьютором и педагогом-дефектологом, больше времени проводит в классе с другими детьми. Отсутствие специалиста по ПАП для родителей Феди – минус в создавшейся ситуации. Но обо всем остальном Вероника Назарова рассказывает с воодушевлением: для мальчика школа стала местом развития, ему нравится учиться. Руководство искренне было заинтересовано в том, чтобы учить ученика с РАС, учителя стараются как могут.
Школьная история Феди Назарова, несмотря на имеющийся минус, выглядит оптимистичной. А вот история сына Юлии Губаревич из Подмосковья не похожа на инклюзивную. У мальчика особенности развития эмоционально-волевой сферы, синдром дефицита внимания и гиперактивность. Перед тем как искать для сына школу, родители получили рекомендацию специалистов обучать ребенка в сопровождении тьютора, сочетать индивидуальное обучение и групповую работу в классе.
Семья обратилась в подмосковную школу по прописке. Директор отказать в приеме не имел права, однако опыта обучения детей с особенными потребностями в учебном заведении не было. Родители мальчика предлагали администрации помощь в создании условий для учебы своего сына – например, за свой счет оплатить курсы школьных педагогов по специальной инклюзивной программе или организовать занятия по прикладному анализу поведения прямо в школе. На все предложения школа отвечала отказом, но могла предложить только тьютора, чьи обязанности возлагались на классного руководителя обычного класса.
Юлия Губаревич решила оставить сына на надомном обучении, о чем школу оповестила. После этого семью навестили сотрудники органов опеки и комиссии по делам несовершеннолетних. Они пришли узнать, почему родители нарушают права своего ребенка, не пуская его в школу. В школу, где нет условий для полноценного образовательного процесса, во время которого мальчик с особенностями мог бы учиться и не мешать товарищам.
Запрос и воля
– Если есть запрос от родителей, мы обязаны по закону обеспечить возможность детям учиться, – ответил на этот вопрос директор школы №1465 имени адмирала Н.Г. Кузнецова Артур Луцишин.
У школы Кузнецова есть опыт создания и развития инклюзивного пространства – восемь лет учебное заведение работает по инклюзивной модели «Ресурсный класс», которая востребована не только в Москве, но и других российских регионах. Технология создана совместно с экспертами некоммерческой организации «Центр проблем аутизма», которые также взяли на себя задачу обучения педагогов.
Однако инклюзия строится не только на профессиональных навыках учителей, тьюторов и других необходимых специалистов – тут важны и родительский запрос на инклюзию, и административная воля. В этом смысле школа Кузнецова – работающая модель трехстороннего взаимодействия. Артур Луцишин также отмечает и поддержку столичного департамента образования – для московских школ работает проект «Ресурсная школа»: благодаря ему выдается целевая субсидия на инклюзивное обустройство и никто не требует отчетов, потому что о проблемах чиновники узнают по обращениям от родителей.
Главная движущая сила в развитии школьной инклюзии – все-таки желание директора идти навстречу родительским запросам. Об этом во время круглого стола говорила Елена Багарадникова, руководитель региональной общественной организации помощи детям с РАС «Контакт»:
– За год к нам за консультацией обращается около 500–600 родителей – они все говорят об образовании. Кто-то не знает даже, в какую школу обратиться, кто-то – на что ребенок имеет право, где-то школа не дает возможности родителям участвовать в выстраивании образовательного маршрута для детей. Успех возможен там, где директор идет навстречу родителям.
Что делать, если желания развивать инклюзию у школьной администрации нет?
– Сложно заставить людей полюбить инклюзию, – говорит Юлия Губаревич. – Можно продавить ситуацию, но в итоге перемены будут формальными и инклюзия не будет работать.
Президент Центра проблем аутизма Екатерина Мень считает, что с любым чиновником от образования можно договориться – важно искать мотив, который на него может повлиять:
– Мы используем прикладной поведенческий анализ для обучения детей с РАС, но он работает индивидуально для каждого человека – может, стоит использовать его и в диалоге с теми, от кого зависит продвижение инклюзии в образовательной среде.
Поможет только инклюзия
За восемь лет только двое родителей резко высказались против инклюзии в школе имени адмирала Кузнецова.– Конфронтацию удалось преодолеть, – кратко резюмирует Артур Луцишин.
Причем преодолеть конструктивно – противники стали сторонниками совместного обучения детей с разными возможностями.
Луцишин называет инклюзию «благодатным педагогическим проектом» для всех детей, которые учатся в школе, и для всех педагогов. Цель проекта – не только повысить качество образования для каждого ребенка, но и изменить школьную атмосферу, сделать ее «атмосферой принятия и доброжелательности».
Откуда берутся родители, протестующие против детей с инвалидностью в одном классе со здоровыми школьниками? Участники круглого стола сошлись во мнении: противники инклюзии протестуют не против нее как таковой, а против ее неверного понимания и формального подхода, ее неверного устройства.
– Там, где инклюзия устроена хорошо, от родителей вы услышите одно. А там, где ребенка c особенностями привели в класс и бросили, услышите совершенно другое, – считает Екатерина Мень.
– Если инклюзивное образование хорошо организовано, это плюс всем, – подтверждает Артур Луцишин.
– Если кто-то в инклюзивной школе страдает, значит, что-то идет не так, – делает вывод Юлия Губаревич.
Главный довод противников инклюзии: когда в школе появляется особый ребенок, система начинает сбоить. Отсюда вывод: чтобы всем снова стало хорошо, особого ребенка не должно быть в школе. Однако в этом случае мы имеем дело с логической ошибкой – «после этого» не означает «вследствие этого».
Ребенок с особенностями становится лакмусовой бумажкой для того, что уже плохо или неправильно работало в школьной системе, отмечает Екатерина Мень. Могут вылезти проблемы с травлей сверстников, агрессивным поведением учителей по отношению к школьникам. Дети с инвалидностью не приносят с собой проблем – они их проявляют. Вопрос тут только в том, есть ли желание систему преобразить.
– Российское школьное образование сейчас находится в кризисе, – говорит она. – Я уверена, что из него вытащить школу могут только инклюзивные процессы. Особые дети будут локомотивами выхода из кризиса и повышения качества школьного образования для всех.
Фото Евгении Жулановой
