21.11.2014
Проценты доброты
Размышления о настоящем и будущем российской благотворительности
Евгений Гонтмахер,
экономист
В наше время, когда информационный поток регулируется Марсом, появление рейтинга благотворительности, подготовленного Русфондом («Русфонд.Рейтинг», «Коммерсантъ» от 24 октября с.г.), смотрится сюрреалистически. Конечно, на всякой войне есть место и для милосердия, но в данном случае речь идет о чем-то более серьезном, глубинном: растерял ли наш народ среди жестокостей 90-х и потребительского бума 2000-х исторически присущую ему способность сопереживания чужой беде?
Цифры, полученные Русфондом в ходе массового опроса – 16 449 респондентов из 54 крупнейших регионов России, – меня, занимающегося социалкой еще со студенческой скамьи, приятно удивили. За последний год 73% россиян помогали незнакомым людям (подавали милостыню, отдавали одежду, покупали еду), 46% жертвовали на благотворительные цели, 34% были волонтерами. И это на фоне пока еще слаборазвитой инфраструктуры милосердия! Соответствующие льготы для бизнеса весьма скромны, закон «О меценатстве» вступил в действие всего лишь несколько дней назад, в благотворительные фонды перечисляли деньги менее четверти опрошенных. При этом лишь немногие из жертвователей вспомнили, какому именно фонду они помогли.
Надо не забывать, что большая часть нашего населения, несмотря на очевидный социальный прогресс 2000-х годов, все еще живет менее чем скромно. Средний класс, который располагает реальной свободой выбора, как потратить свои деньги и свободное время – это не более 20-25% россиян. А ведь все приведенные в рейтинге цифры участия в благотворительности – существенно выше. Можно, конечно, сказать, что, кинув 50 копеек нищему, ты уже попадаешь в те 73%, которые помогают незнакомому человеку. Но дело ведь не в сумме, а в самом факте такого поступка. В следующий раз нищему могут достаться уже не копейки, а рубли.
Еще одно важное наблюдение: из тех 46%, кто жертвовал на благотворительные цели, оказывается, чуть ли не две трети отдавали деньги на лечение больных детей. Можно ли это считать признаком недоверия людей нашему здравоохранению? Тут есть повод для серьезного общенационального разговора.
Крайне интересен и региональный срез рейтинга Русфонда. Наиболее отзывчивые на чужую беду люди, как оказывается, живут в многонациональном Дагестане – далеко не самой богатой части нашей страны. В первую пятерку, помимо Дагестана, вошли также многонациональные территории: Саратовская область (русские, казахи, татары, немцы и др.), Башкортостан (башкиры, татары, русские и др.), Краснодарский край (русские, армяне, украинцы и др.) и Оренбургская область (русские, татары, казахи, украинцы и др.). Это позволяет верить в то, что традиции добрососедства разных этносов и религий у нас сохраняются.
Отвлекаясь от нерадостных будней и неясных экономических перспектив, можно представить, каковы были бы масштабы российской благотворительности, если бы средний класс составлял половину населения, что нормально для развитой страны, и существовала «индустрия милосердия» (эффективное законодательство плюс реально работающие в этой сфере институты).
Но жизнь отрезвляет. Даже по официальным прогнозам ближайшие годы будут для нашей экономики весьма непростыми. В частности, материальные возможности большей части россиян могут ухудшиться. Даже если завтра наша власть найдет золотой ключик, открывающий волшебную дверцу, за которой начинается экономический рост (хотя бы процентов на пять в год), открывшийся путь будет непрост и займет не один год. Будут ли в таких условиях все те же 73% помогать незнакомым людям? Будут ли все те же 23% россиян жертвовать в благотворительные фонды? Будут ли меценаты все так же поддерживать культурные программы? Будет ли бизнес, у которого снижается прибыль, по-прежнему помогать деньгами тем, кому не повезло?
Вся надежда на то, что добрых людей в России всегда было и будет, я верю, большинство.