СРЕДСТВО ОТ СМЕРТИ

«Коммерсантъ» №082 [2451] 17.05.2002

СРЕДСТВО ОТ СМЕРТИ

Дорогой читатель, сейчас специальный корреспондент "Ъ" ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН будет просить денег для благополучного, престижного, московского и, может быть, лучшего в стране родильного дома. Не думайте, будто корреспондент сошел с ума. Просто пора научиться давать деньги не самым бедным, а тем, кто умеет работать.

Это Клиника акушерства и гинекологии в начале Пироговской улицы в Москве. Вы же знаете, как устроена Пироговская улица. Она устроена, как жизнь. У нее в начале роддом, а в конце — кладбище. Глупо будет, если я скажу, что достойно нужно не только умирать, но и рождаться?

Клиника принадлежит Московской медакадемии им. Сеченова (бывший 1-й Мед). Это огромное учреждение, немаленькие фонды, но на всех не хватает. Восемь лет назад клиника была оборудована по последнему тогда слову техники, но техника каждый год произносит какое-нибудь новое слово. Тогда помогала Наина Ельцина. Сейчас Людмила Путина занимается все больше образованием, а пластиковая крышка кювеза, инкубатора для недоношенных младенцев, открывается и закрывается десять раз в день.

— Даже в реанимации с этим лучше, — говорит мне заведующая отделением врач неонатолог Ольга Паршикова. — В реанимации кладут ребенка в кювез на десять дней, а мы, может быть, кладем на несколько часов, а потом кювез нужно вымыть, и он ломается, и крышка падает, и хорошо, что у нас было только медсестричке по ноге, ужас подумать, если бы по младенцу.

Мы сидим в кабинете Паршиковой, пьем кофе и едим торт. У них сегодня очаровательная молодая женщина невропатолог уходит в декрет. Поэтому торт. У меня возникает странное и любимое чувство, что вокруг меня жизнь, что тут вокруг все подряд рождаются, выздоравливают, выживают. Ольга Паршикова говорит, что в роддоме могут работать только холерики. Схватил, побежал, вылечил, заметил, не пропустил, завел остановившееся было крохотное детское сердечко величиной с пятак. Жизнь вокруг. За восемь лет у доктора Паршиковой не умер ни один младенец. Она приняла двадцать тысяч родов. Это поселок городского типа.

Она говорит, что их работа незаметна. Ребенок родился, закричал, и у всех счастье. Мамаша лежит с дурацкой улыбкой, папаша пошел выпивать, а проблемы на самом деле только начинаются. Дело в том, что в клинику акушерства и гинекологии первого меда здоровые женщины ложатся редко.

— Здоровая может и в поле родить, — говорит Паршикова. — У нас рожают немолодые женщины, женщины с диабетом, женщины после искусственного оплодотворения. Вы представляете, сколько она выстрадала из-за этого ребенка? Его нельзя терять. Да никакого нельзя терять.

В кабинете полно народу. Врачи собрались проводить молоденькую коллегу в декрет. У них тут генетик, ультразвуковик, как они это называют. У них по отделению приказ брать у всех подряд новорожденных на анализ кровь из пуповины, чтобы не травмировать лишний раз ребенка и уже заранее знать группу крови и концентрацию в крови какой-то там дряни, которая вызывает желтуху новорожденных.

— Подумаешь желтуха, говорю я, — она же сама проходит?

— Если легкая, то проходит. А если, — Парщикова опять называет умным словом это вызывающее желтуху вещество — концентрация его выше нормы, то начинает разрушаться кора головного мозга. Ребенок может вырасти дураком, попросту говоря.

Для лечения желтухи нужны специальные лампы. Они стоят по $2550 каждая. Их надо много. Они ломаются.

— Что ж там стоит-то две тысячи?

— Не знаю, — говорит Паршикова. — Лампа. Я же ничего в этом не понимаю.

Она может на глаз в третий день от рождения отличить естественно родившегося ребенка от ребенка, родившегося кесаревым сечением. Она может по звуку дыхания определить, что у ребенка неправильно сформирован пищевод и дыхательные пути, и если начать его кормить, то он захлебнется и умрет, а если срочно прооперировать, то будет здоров. Она по движению ручек видит, что у младенца проблемы с сахаром в крови. Или что акушеры пропустили перелом ключицы, которая может проткнуть легкое, и тогда смерть. Но смерти нет. Смерти здесь нет. Медсестра стучит Паршиковой в стекло послеродового бокса. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что у ребенка там за стеклом остановилось сердце. Двух минут достаточно, чтобы ребенка интубировать, реанимировать и подключить к аппарату. Я видел их. Они смешные. Глупые родители боятся, что их детей перепутают, а перепутать нельзя. Лица очень разные. Серьезные, как будто малыши собрались на какое-нибудь заседание. Паршикова всех помнит. Вот у этого проблемы с дыханием, у этого с сердцем, у этого с почками. Она говорит:

— Вы понимаете, у новорожденных резервы организма бешеные. Мы их стараемся даже не лечить медикаментами. Им надо только немножко помочь, и тогда в эти первые семь дней они сами справятся с незаметными болезнями, которые иначе станут пороком сердца, пиелонефритом, да мало ли чем еще. Часто просто достаточно положить ребенка в кювез, посветить на него лампой и дать жидкости.

Вот он ребенок в кювезе. В теплом пластиковом домике, голый, под этой лечебной лампой за две тысячи долларов. В вену на лбу младенцу введена тоненькая иголка, и специальная машинка медленно-медленно надавливает на шприц, вводя в кровь какой-то медикамент.

Вы скажете, что в других родильных домах вообще нету ни кювезов, ни лечебных ламп, ни специальных машинок, давящих на шприц?

Ужасно, конечно, что нету. Но у вас не хватит денег накупить оборудования для всех российских роддомов. Помогите хотя бы здесь, на Пироговке. Потому что со всей России женщины с проблемными беременностями едут сюда.

Модернизация отделения новорожденных обойдется в $56 665.

По расчетам клиники акушерства и гинекологии ММА имени Сеченова, отделению новорожденных необходимы: