Рот до ушей

Клоунский костюм и врачебный халат

Артем Костюковский,
специальный корреспондент Русфонда

Наш специальный корреспондент АРТЕМ КОСТЮКОВСКИЙ продолжает говорить с людьми младше 45 лет, то есть такого возраста, который позволяет стать донорами костного мозга. Знают ли они о донорском регистре? Готовы ли сами стать донорами? Сегодня на эти вопросы отвечает актриса, координатор спецпроектов благотворительного фонда «Доктор Клоун» ЯНА СЕКСТЕ.

• Яна Сексте родилась в Риге. В 2002 году окончила Школу-студию МХАТ (курс О. Табакова и М. Лобанова). В 2002–2005 годах работала в Рижском русском театре им. Михаила Чехова. В 2005 году принята в труппу московского театра-студии под руководством О. Табакова. Занята в ряде спектаклей в МХТ им. А.П. Чехова. Лауреат премии «Триумф» (2006). Снималась в фильмах «Небесные жены луговых мари», «Небесный суд», «Жить», «Оттепель» и др. Один из организаторов движения больничной клоунады в России. На волонтерской основе работала доктором-клоуном в Российской детской клинической больнице в Москве, в 2013 году стала координатором спецпроектов и членом правления благотворительного фонда «Доктор Клоун».

• Больничная клоунада – социально-культурная реабилитация детей в больницах и хосписах посредством арт-терапии и игротерапии. Профессиональные больничные клоуны впервые появились в США в 1986 году. В мире существуют несколько десятков организаций больничной клоунады, как волонтерских, так и профессиональных. В России работают около десяти таких организаций – в Москве, Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону, Орле, Чебоксарах, Казани, Томске.

– Как больничная клоунада появилась в вашей жизни?

– Мы с актером Максимом Матвеевым были волонтерами в одном благотворительном фонде. Периодически что-то привозили-отвозили, общались с детьми. Однажды в час ночи позвонила координатор волонтеров и рассказала, что есть девочка, у которой трахеостома (отверстие в дыхательном горле, куда помещается специальная трубка. – Русфонд), что она не может говорить, у нее из-за этого жесточайшая депрессия. Она отказывается общаться с мамой, с врачами, лежит, отвернувшись к стене, круглыми сутками. И никто не знает, что с ней делать. И что мы должны приехать в костюмах клоунов и попытаться ее развеселить. Я начала объяснять, что мы этим никогда не занимались, что совершенно не знаем, как это делается. Координатор выслушала и сказала: «Значит, завтра в половине первого в НИИ имени Бурденко». И повесила трубку. Всю ночь мы придумывали, как оденемся, что будем говорить. Помню, утром ехали, а я думала: «Господи, что за бред, у нас же ничего не выйдет». А через несколько часов я уже понимала, насколько эффективно работает больничная клоунада. Постепенно мы начали интересоваться, узнавать про этот вид помощи. Так и закрутилось.

– Девочку удалось развеселить?

– Да, она уже через полчаса смеялась. Правда, беззвучно, насколько позволяла эта трахеостома, ходила с нами за руку и созывала детей из других палат.

– Полчаса – это много или мало? Сколько обычно уходит времени на то, чтобы расшевелить ребенка?

– Бывает, ты только пришел, а дети видят тебя через стеклянную дверь и рвутся с радостными воплями. И ты понимаешь, что свою работу уже сделал. А бывает так, что ребенок в первый раз вообще посмотрит в твою сторону только во время четвертого или пятого визита.

– Больничные клоуны – это всегда актеры?

– Стараемся брать актеров, чтобы легче понимать друг друга, говорить на тренингах на одном языке. Но все-таки это очень специфическая деятельность, иногда даже очень хороший актер не может работать больничным клоуном. И наоборот, прекрасным клоуном может стать человек не из нашей профессии. Например, юрист или ученый. У нас есть такие.

– Вы часто работаете с тяжелобольными детьми. Как клоуну не выгореть эмоционально? С одной стороны, не принимать все чересчур близко к сердцу, с другой – не зачерстветь?

– Существует такая теория: больничного клоуна, в отличие от тех же волонтеров, защищает костюм. Это не человек, это его роль. Там, с детьми, нахожусь не я, актриса Яна, а доктор Янка, мой образ. А потом мы смываем грим, переодеваемся и спокойно идем домой.

– И что, работает эта теория?

– Никогда не работает! У каждого клоуна есть «свой» ребенок. Причем я считаю, что это не мы выбираем его, а ребенок выбирает кого-то из нас. И если история этого ребенка заканчивается трагически, не все могут с этим справиться, кто-то уйдет. А кто-то останется, но будет работать дальше уже с другой мотивацией, у него уже не будет наивного стремления спасти весь мир и всех детей. Когда у меня это произошло, больничный психолог посоветовал мне не появляться в больнице в течение полугода, хотя я рвалась туда. Сказал: ты можешь доказать, что ты сильная, но мой опыт говорит о том, что ты придешь еще два-три раза – и уйдешь уже навсегда. И я взяла паузу. Хотя сначала все-таки приехала в больницу, но просидела полчаса в машине, не смогла выйти и уехала обратно.

– Вы слышали про наш регистр доноров костного мозга?

– Да, конечно. Помню, я была удивлена, когда узнала, что в России нет такого регистра, что доноров ищут только за рубежом. И обрадовалась, когда узнала, что он создается.

– Вы не задумывались о том, чтобы стать потенциальным донором костного мозга?

– Более того, я хотела им стать. Но выяснилось, что по медицинским показаниям не могу быть донором ни крови, ни костного мозга. Но я всех призываю сдать кровь на типирование. Знаете, я не раз видела родителей, только что узнавших о страшном диагнозе их ребенка. Они сначала не могут поверить, осознать. Им кажется, что беда может случиться с кем угодно, только не в их семье. Но жизнь так устроена, что помощь может потребоваться любому. И если не найдется донор, человек может спросить себя: а сам-то ты что-нибудь сделал, чтобы помочь другим, сам-то ты в регистре? Ведь это так просто – спасти чужую жизнь. И я не понимаю, как можно отказаться от такой возможности. Да, я хотела спросить: а у вас кому-нибудь уже нашелся совместимый донор?

– Недавно в НИИ им. Р.М. Горбачевой была проведена десятая по счету трансплантация костного мозга от донора из нашего регистра.

– Как говорил кот Матроскин: ура, заработало!