«Коммерсантъ» №134 [3218] 22.07.2005
НАМ НУЖНА ПРЕЗУМПЦИЯ СОГЛАСИЯ. ИЛИ НЕСОГЛАСИЯ
Михаил КААБАК, зав. отделением трансплантации
Российского научного центра хирургии (РНЦХ) РАМН
В августе начнется повторное судебное рассмотрение печально знаменитого «дела трансплантологов». Как известно, весной 2003 года группа московских врачей была обвинена в приготовлении к убийству человека с целью изъятия у него почки для трансплантации другому человеку. Первый процесс по делу состоялся нынче весной, как раз в 40-ю годовщину первой в стране операции по пересадке почки и в дни юбилейного конгресса трансплантологов. Процесс вышел громким и закончился оправдательным приговором. Но Верховный суд отправил дело на повторное рассмотрение. Тихим, в отличие от конгресса трансплантологов, и этот процесс, скорее всего, тоже не будет.
Первая в СССР трансплантация человеческих органов была проведена в РНЦХ академиком Борисом Петровском. 15 апреля 1965 года он пересадил 19- летнему пареньку почку матери. Парень прожил полгода. С тех пор удалось решить многие проблемы отторжения и совместимости, в стране выполнены тысячи трансплантаций родственных и трупных органов, и человек с чужой почкой живет по тридцать лет, после чего возможна новая пересадка. Успешные трансплантации почки проводятся в Москве, Петербурге, Волгограде, Екатеринбурге, Омске и Уфе. Доктор медицинских наук Михаил Каабак провел свыше 400 таких операций. В последние два года он специализируется на трансплантации почки детям от взрослых родственников.
Как говаривал главный советский классик, лучший способ отметить юбилей — это поговорить о нерешенных проблемах. Для меня лично «дело трансплантологов» является самым ярким в последнее десятилетие выражением всеобщего недоверия и подозрительности в нашем обществе, нашего неумения решать человеческие проблемы по-человечески. Начав операции по трансплантологии на десять лет позже американцев и на восемь — позже французов, мы избежали многих упреков в адрес советской медицины. Но воспользовавшись чужими открытиями, мы отказались от общественных дискуссий, которые непременно сопровождали на Западе начало трансплантаций человеческих органов. Отказ от общественного договора на этот счет мстит теперь нам всем. Уже нет системы, которая решала за всех, во что, как и кому следует верить, а мы продолжаем вести дела по старому, так и не выработав принципов, по которым жить гражданскому обществу.
Не знаю, какой на этот раз вердикт будет вынесен по «делу трансплантологов». Но вне зависимости от решения суда мне представляется, что мы обречены на подобные процессы в будущем, если не будет достигнуто общественного согласия и не появятся внятные и главные правила игры. Я поясню.
Когда полвека назад патриарх трансплантологии Томас Старзл проводил в Мемфисе (штат Техас, США) пересадку печени или почки, то об этом рассказывала вся местная пресса. Жителям докладывали, как гражданину имярек пересадили орган от гражданина имярек, только что погибшего в автокатастрофе. Общественный комитет (учитель, настоятель церкви и другие безусловные нравственные авторитеты) решал, жизнь кого из больных следует поддерживать из городской казны в ожидании донорского органа. Всех в городе и стране чрезвычайно занимал вопрос, имеет ли общество право на использование трупных органов без согласия их владельца. Теперь больше не занимает. В итоге дискуссий появились правила добровольного донорства.
Сегодня во многих странах существуют юридические концепции на это счет, они одобрены Всемирной организацией здравоохранения. Одна из них — презумпция согласия человека на изъятие у него органов в случае смерти. Если нет письменных или иных указаний, что донор против, то считается, что он «за». В других странах действует презумпция несогласия. По ней должен быть документ с собственноручной подписью погибшего о том, что он согласен на изъятие. Нет документа — значит, «против».
Обе презумпции хороши. Мне ближе вторая, как более честная, она прекрасно действует в США. Но американцы нам не указ и бог с ними. В Испании, недавно тоталитарной и по-прежнему очень религиозной стране, над входом в храмы я видел надпись: «Не берите свои органы на небеса. Небеса в курсе, что эти органы нужны здесь!». Испанцы договорились, и в каждом городе мне рассказывали, как один из премьер-министров страны разрешил изъять органы у своего сына, погибшего в автоаварии. Сейчас Испания лидирует в Европе по числу пересадок органов.
Возьмем Латвию, она тоже нашла выход. Допустим, вы против изъятия. А как об этом заявить обществу? Татуировкой на груди? Носить в бумажнике заявление? Но вы, скажем, стали жертвой ограбления, и бумажника при вас уже нет. Латыши создали госбанк данных, где любой может зарегистрироваться как не желающий быть донором. И ввели жесткое условие: врач не может взять органы, если труп не опознан.
В России все пока строго наоборот. У нас стремятся изъять органы у неопознанных. Чтобы не связываться с родственниками. Это, конечно, большая глупость и негодная попытка сохранить трансплантологию на старых условиях без введения гласных правил. Не выйдет, обязательно где-то да прорвет. Хотя бы вот «делом трансплантологов».
Если при прежней власти наш гражданин узнавал от нетрезвого патологоанатома об изъятии органов у родственника и оскорбленный шел жаловаться, то это было совершенно зря. Система действовала строго в интересах народа, и разрешения от народа системе не требовалось. Это была презумпция согласия по-советски, когда мнение донора не интересно. Люди не роптали. И сегодня мы имеем то, что имеем: народ без понятия о правилах трансплантологии. И это порождает самые чудовищные слухи. А гласных правил нет. И люди двинулись в суды. До реальных судебных процессов, впрочем, нигде не доходило, но критическая масса недовольства копилась, и должно было рвануть. И вот новая власть, используя привычные и понятные ей инструменты охраны правопорядка, решила навести порядок в трансплантации.
Я сам стал однажды объектом интереса прокуратуры. История такая. Человек проломил череп тому донору, у которого я вырезал почки, и сел в тюрьму. Но его адвокат быстро смекнул, что к чему в нашем отечестве. Адвокат заявил, что подзащитный никого не убивал. Потерпевшего он лишь погладил, а убили его трансплантологи. И ко мне пришел прокурор. Он выслушал объяснения, посмотрел бумаги и сказал: тухляк полный, ничего у адвоката не выйдет, так что отдыхай пока. Я и отдыхаю. Занялся пересадкой почек малым детям от родственников. Дело очень перспективное, хотя в мире и в России пока большого развития не получило. Как всегда, не хватает бюджетных средств. Минздравсоцразвития по-прежнему интересует число пересадок, но не их качество и продолжительность жизни реципиента. Остро недостает бюджетных средств на препараты, способные удвоить продолжительность жизни ребенка. (См. письмо о 3-летней Марине Бахтиной — «Ъ»).
Беда не столько в том, что «дело трансплантологов» втрое сократило число трансплантаций по Москве в эти два года. Резко ухудшилось качество донорской почки. У взрослого такая почка имеет шанс восстановиться. А вот ребенок с ней не выживет.
Так что нам всем остро необходима общественная дискуссия о трансплантологии. Начать ее должна власть, наше министерство. Именно потому, что для власти защита прав граждан — святая обязанность.
И тогда , может, хотя бы по этому поводу наше расколотое общество наконец договорится?
