Сергей Мостовщиков

Есть такое выражение: «человек уходит из жизни». Еще немного, и тут его больше не будет. Но, оказывается, вовсе не обязательно говорить так только про смерть. Вот, допустим, Маша Раменская из Новосибирска жила себе спокойно до 14 лет, занималась танцами, проводила время в компании подруг – и тут вдруг как будто ее подменили. Силы пропали, Маша вытянулась, похудела, начала сторониться людей, ушла сначала в себя – а потом стало ясно, что она как будто специально прячется от жизни, намеренно уходит из нее. Семья рабочая, заводская, стали разбираться, что к чему. Выяснилось: у девочки проблема с грудной клеткой. Ребра прогнулись, справа образовалась впадина. Как будто в какую-то зловещую яму, в эту впадину сразу провалилось будущее девушки, вся ее красота, характер, силы и надежды. Надо было оттуда как-то выкарабкиваться, хотя врачи и говорили: способа нет. Но как знать – может, по большому счету никакого способа и не надо, если есть надежда, характер, силы и красота. Ради них, собственно, и не стоит уходить из жизни. Об этом мы разговариваем с Машиной мамой Натальей Криворотовой. →

Юра Карпов буквально на днях в первый раз сказал «мама». Почти два года от него не слышали ни слова, а теперь – пожалуйста, Юра сидит в коляске, преспокойно сосет леденец на палочке и ясно произносит: «Мама». Та самая мама, которая не боялась даже преступников и была первой в Новосибирске женщиной – оперуполномоченной уголовного розыска, но оказалась беспомощной перед обычными врачами. Та мама, которой сказали в роддоме, что сын ее не просто родился без правого уха, но еще и оказался полностью глухим. Та мама, которая обошла в родном городе всех специалистов, чтобы разобраться в проблеме. Та мама, у которой есть мечта добраться чуть ли не до Америки, чтобы сделать ребенку операцию по восстановлению ушной раковины и слухового канала. Та мама, которую зовут Наталья Щербинина и о которой Юра Карпов так теперь и говорит: «Мама». Та мама, которая говорит теперь так. →

В свои 83 года профессор Виталий Рогинский мог бы спокойно кормить в парке голубей и колотить сучковатой палкой по батарее, чтобы соседи громко не слушали рэп. Но Виталий Владиславович ходит на работу – делает сложные операции детям, выправляет им лица, челюсти и черепа, а потом разбирает бумаги, проводит совещания, учит подчиненных правильно принимать решения и кашлять, пишет стихи, а в свободное время берет ружье, собаку и идет охотиться. Можно сказать, что по большому счету работа Рогинского состоит в том, что он каждый день помогает человечеству сохранить лицо. Это верно хотя бы даже и по формальным причинам. Профессор не просто именитый хирург, он еще и руководитель известной столичной клиники детской челюстно-лицевой хирургии, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ. Но все же это буквальная трактовка Рогинского. Чтобы как следует оценить его роль в формировании облика современного человека, нужно послушать, как Виталий Владиславович рассуждает о судьбе, детях, собаках, руках, мозгах, смерти, гуманизме, деньгах и проверенных способах не сморкаться в кулак. →

Аслан Мамажанов неделю провел между жизнью и смертью. Он был совсем еще маленький парень, всего какие-нибудь полтора месяца от роду, а хирурги уже вскрыли ему грудную клетку. Надо было привести в порядок сердце со сложным пороком, но дела пошли не очень хорошо. Сердце во время операции не выдерживало, его перезапускали, оно слишком отекло, поэтому грудину решили не закрывать. На этом приключения Аслана не закончились: начали отказывать почки, возник риск кровоизлияния в мозг. Будущий мужчина как будто бы не решил еще, справится ли он с этими неприятностями, надо ли ему самому вмешиваться во всю эту суету. Неделя. Так сказали врачи. Семь бесконечных, немыслимых дней. Если парень пройдет через них – все у него будет хорошо. Конечно, теперь, когда Аслану уже почти год и он рвется ходить, чтобы разобрать по частям квартиру и съесть все горячие узбекские лепешки, которые покупает бабушка, ясно, как он решил для себя вопросы с жизнью. Но как, в какой бездне провела те самые семь дней мама Аслана Роксана Мамажанова, она ему, наверное, уже и не расскажет: найдутся дела повеселей. Но чтобы в принципе не забыть о том, что в каждой короткой минуте есть своя бесконечность, этот рассказ выслушаем все мы. →

Тот, кто говорит, что хотел бы ощутить всю полноту жизни и испытать чудо ее непредсказуемости, – либо Бог, либо плохо информирован. Вот тогда для глубины картины творения несколько красок из жизни Олега Самойленко из Великого Новгорода. В два года у мальчишки заболел живот, и его положили в больницу с расстройством желудка. Через некоторое время из-за недосмотра врачей Олег Самойленко умер под капельницей. Восемь с лишним минут он провел в состоянии клинической смерти. Ребенка спасли, но мать забрала его домой парализованным инвалидом.  Удивительно, но парень стал понемногу выкарабкиваться. Он двигался, сам ел, появилась надежда, что дела пойдут получше. Но после второй клинической смерти никаких надежд не осталось даже у врачей: в реанимации сказали, что началась агония, ребенка не будет уже к утру. Одна мать не сомневалась в сыне. Она верит в него до сих пор. И когда кормит через зонд, и когда гуляет, и когда рассказывает своей младшей дочери Вите про ее двенадцатилетнего теперь уже брата. Это слова об удивительной полноте жизни и чуде ее непредсказуемости. Вот как Ольга Самойленко говорит эти слова. →

Вот, пожалуйста, обычная по нынешним временам история, которая еще недавно могла закончиться печально. В Омске живет Аня Степина, ходит в школу, занимается спортивной гимнастикой. К 12 годам она уже чуть не кандидат в мастера спорта и собирается на соревнования в Барнаул, когда врач на медицинском осмотре вдруг слышит в сердце Ани Степиной странные шумы. Это что такое? Проводят обследование, делают УЗИ, выясняется, что это врожденный порок, которого никто раньше не замечал, – дефект межпредсердной перегородки, срочно нужна операция. А что такое операция на сердце? Не горе, конечно, но беда: больница, ножи, хирурги, реанимация и непонятный, как водится, результат. Такой вот пессимизм из прошлого, который сегодня превратился в обычный прагматизм. Иди найди приличные деньги, оплати окклюдер – специальный зонтик для латания отверстий, – и дело, считай, сделано. Через бедренную артерию окклюдер вводят в сердце, час, и человек спасен, здоров и может делать, что захочет, – гимнастику или уроки. Цена вопроса – воспоминания о том, что во все это невозможно поверить. Этим мы и занимаемся с Аниной матерью Юлией. →