«Диагноз "рак"
еще ни о чем
не говорит»

Беседа вторая

На этот раз АЛЕКСАНДР МЯСНИКОВ рассказывает нашему специальному корреспонденту ОЛЕГУ ОДНОКОЛЕНКО о том, почему на Западе диагноз ставят точнее, хотя в одной Москве томографов больше, чем во всей Швейцарии, а также почему законодательство поставило пациентов частных клиник и государственных больниц в неравное положение.

– Вот вы, Александр Леонидович, с пониманием относитесь к лечению за рубежом. А Минздрав, похоже, нет. За последние три года бюджет для оплаты зарубежного лечения ни разу не был исполнен. В 2011–2012 годах Минздрав тратил по 100 млн руб. при бюджетных обязательствах в 177 млн. А в 2013 году за 11 месяцев было использовано лишь 50 млн. На сегодня, возможно, и больше, но тенденция понятна.

– Послушайте, я же не Минздрав…

– Русфонд тоже не Минздрав. Но у нас отбоя нет от желающих пройти курс лечения в зарубежных клиниках. Причем это, поверьте, не прихоть.

– Охотно верю. Но должны быть показания для лечения за рубежом. Если мы у себя не в состоянии помочь больному, тем более, если речь о ребенке, какие могут быть возражения? Далек от мысли, что все упирается в экономию бюджетных средств – так запросто можно потерять веру в человечество, а не хотелось бы.

Я думаю, здесь вот в чем дело. Если больного считают безнадежным здесь, то он безнадежен и там – за границей. Чудес не бывает, поверьте мне. Но попробуйте объяснить это родителям! И какие бы они ни были наши благотворительные фонды – это их последний шанс. А разве есть другой? И я бы бился до последнего, не дай, конечно, бог оказаться в подобной ситуации. При этом есть и такое мнение, будто некоторые фонды спекулируют на неизлечимо больных детях и якобы дискредитируют отечественную медицину сообщениями о сборе средств для их лечения за рубежом. Все возможно. В семье, как говорится, не без урода. Но ведь все мы люди, почему тогда не предположить, что сотрудники благотворительного фонда искренне верят, что можно помочь даже в, казалось бы, безысходной ситуации? Суровая реальность и призрачная надежда… Но все-таки надежда! И, честно говоря, я не знаю, как расставить акценты в этой ситуации…

– Почему призрачная? В 2013 году Русфонд при помощи «Коммерсанта», «Первого канала», десятков региональных газет и телестудий собрал 586 млн руб. для оплаты лечения 202 детей в зарубежных клиниках. 43 ребенка из них были онкобольными. Шестеро скончались, но 37 из 43-х ребятишек живы, и это медицинский факт. Да, в их числе не было отказников по линии Минздрава, но многим с самого начала рекомендовали обращаться в зарубежные клиники. Понятное дело, конечно же, неофициально.

– Насколько я понимаю, мы сейчас говорим о тяжелой онкологии. Еще раз повторю: чудес здесь не бывает, но переоценка тяжести состояния вполне возможна. Все опять упирается в стандарты, в медицинские алгоритмы у них и у нас. Каким доверять? Практикующие врачи не дадут мне соврать: если у нас поставлен диагноз – рак, это еще ни о чем не говорит. Как мы обычно поступаем? Берем цитологию с готовым диагнозом, то есть стекла, и везем их во Францию, Англию, Германию или в Америку. И вы знаете, с какой частотой нам говорят, что рака тут и близко нет?

– С какой же?

– С удручающей. Из десяти – один или два, это, между прочим, десять-двадцать процентов.

– Ну а снимки МРТ? Все-таки высокая технология…

– Просто молчу. Здесь частота ошибок еще больше, это вообще отдельный разговор. К сожалению, на сто процентов верить нашим диагнозам не получается. Выручают зарубежные специалисты. Одно время мы работали с индийской фирмой Night Eagle, сегодня у нас заключены договоры с аналогичными фирмами в Израиле, Турции, Франции и Германией. Посылаю по электронной почте МРТ-снимок, и все – на следующий день получаю ответ с гарантированной точностью – есть рак или нет. Цена вопроса – сто долларов. Но это, конечно, только для платных больных.

– И где выход?

– Считаю, что официальным путем проблема неразрешима – все благие намерения благополучно потонут в законодательной трясине. Такое уж оно, наше законодательство… Так что вся надежда, похоже, только на благотворительные фонды. Для одних сто долларов, чтобы проконсультироваться за рубежом, – пустяк, для других – неподъемная сумма. Так почему бы, например, Русфонду не заняться этой проблемой? Как вы сами говорили, с миру по нитке, больному – точный диагноз.

– Получается, опять с поклоном на Запад? Зачем мы тогда строили медицинские центры, оснащенные по последнему слову, столько томографов закупили?

– Вот мы гордимся тем, что у нас в Москве томографов больше, чем во всей Швейцарии. А ангиографов больше, чем в Париже. При этом смертность от инфаркта в Париже от трех с половиной до шести процентов, а у нас под двадцать! Почему так? Помните фильм «Два бойца» и крылатую фразу Марка Бернеса – «Главная часть каждого оружия есть голова его владельца»? О чем это говорит? О том, что ты можешь построить шикарную клинику, оснастить ее самым продвинутым оборудованием, но без обучения врачей и правильного алгоритма действий, ты ничего сделать не сможешь – чем совершеннее аппарат, тем сложнее его интерпретировать.

В Америке специалистов, работающих на томографах, уже после медицинской школы – дипломированных врачей, готовят еще семь лет, у нас – три месяца, по принципу – «взлет-посадка». Поэтому ошибки в ту или другую сторону – то пропустят заболевание, то затемнение примут за опухоль – не редкость.

О рубрике

В рубрике «Диагноз доктора Мясникова» мы будем публиковать беседы с выдающимся врачом о проблемах отечественного здравоохранения. У нас прекрасные специалисты-медики, многие больницы оснащены первоклассным современным оборудованием, из государственного бюджета на медицину ассигнуются немалые деньги – а российские граждане предпочитают лечиться за границей, причем с каждым годом эта тенденция усиливается. И дело не только в том, что бюджетные деньги нерационально и безответственно распределяются чиновниками; не только в том, что после сложнейшей и успешной операции ее результаты могут быть сведены на нет небрежным и неумелым выхаживанием; не только… Перечисление займет слишком много места, российское здравоохранение страдает десятками «болезней». А диагноз, как известно – половина успешного лечения.

Александр Леонидович Мясников / Личное дело

Родился в 1953 году в Москве, представитель четвертого поколения одной из самых знаменитых медицинских династий. Прадед – земский врач, дед – действительный член Академии медицинских наук СССР. В 1976 году окончил Второй Московский мединститут им. Н.И. Пирогова. С 1976 по 1978 год – ординатура в Институте клинической кардиологии им. А. Л. Мясникова (деда). В 1981 году защитил кандидатскую диссертацию по кардиологии.

Восемь лет проработал врачом в составе миссии Красного Креста в странах Африки. С 1981 по 1984 год – врач группы геологов в Мозамбике. С 1986 по 1989 год – старший врач правительственного госпиталя PRNDA в Анголе. По возвращении из Африки на родину до 1993 года – научный сотрудник Института клинической кардиологии. В 1993 году на два года уезжает в Париж врачом в посольство России во Франции.

В 1996 году получил диплом доктора медицины Американской комиссии по медобразованию. С 1997 по 2000 год – врач Университетского госпиталя и медицинского центра Брукдэйл (The Brookdale University Hospital & Medical Center) в Нью-Йорке. В 2000 году ему присвоена высшая врачебная категория Комитета по медицине США. С этого же года – член Американской медицинской ассоциации и Американской коллегии врачей, член Американской медицинской академии по борьбе со старением.

С 2000 года – главврач ООО «Американский медицинский центр» (впоследствии Американская клиника «Интермедцентр»). С 2008 по 2009 год – главврач ФГБУ «Больница с поликлиникой» Управделами президента РФ («Кремлевская»). С мая 2008 года – телеведущий программы «Врача вызывали?». С 2011 года – главный врач Городской клинической больницы № 71. С февраля 2013 года – один из ведущих программы «О самом главном» на канале «Россия 1».

В прошлом году основал клинику экспертной медицины под названием «Клиника доктора Мясникова».

Женат, имеет сына.