23.01.2012
Будь счастлив, малыш!
Мы закрываем нашу рубрику, это последнее сообщение.
Оно, признаться, несколько запоздало. Но только потому, что потребовало тщательного изучения и осмысления некоторых обстоятельств.
Мы с самого начала задумывали этот раздел не для сбора средств в помощь Максиму (этим занимались другие фонды), а только чтобы по просьбе читателей информировать их о его жизни и лечении. И сразу решили, что будем писать о Максимке до того момента, как его определят в семью.
Этот момент настал. Наш с вами Максимка – он теперь уже не вполне наш с вами. Дальнейшее – дело семьи, дело женщины, получившей право опеки. Если она сочтет нужным, то без труда найдет способы информировать широкую общественность о подробностях жизни ребенка, если нет – что ж, на то и тайна усыновления (хотя до усыновления еще не дошло).
Вот на этом бы и закончить. Но мы решили рассказать о некоторых обстоятельствах всей этой истории. Промолчать было бы глупо: подробности жарко обсуждаются в интернете, а оттуда уже начали попадать и в СМИ в виде былей и небылей.
Вы знаете, что тему опеки или усыновления Максима мы тщательно обходили молчанием и призывали наших читателей верить в то, что устройство мальчика в семью произойдет строго по закону.
Как же оно произошло?
Желающих усыновить Максимку было отнюдь не «огромное множество», как утверждалось в программе «Пусть говорят», а всего четверо. Мы не называем фамилий, но имена подлинные: скрывать их просто смешно, поскольку они известны сотням, а то и тысячам людей. Это Елена из Амурской области, Рамильда из Казани, Алиса и Инна из Петербурга.
Елена подала заявление раньше всех. Лично начальнику отдела по охране детства Благовещенского городского управления образования Ирине Каплиной. Вскоре Максима увезли в Петербург на лечение, а Елена собралась в отпуск. Ей пообещали выслать по почте направление на посещение ребенка (официальный документ об обязательной процедуре, предваряющей решение об опеке или усыновлении), чтобы она смогла навестить Максима в Петербурге. Но так и не прислали. Зато с подачи Ирины Каплиной ей позвонила некая женщина Инна, оказавшаяся почему-то в курсе многих подробностей частной жизни Елены. Ни направления, ни отказа Елена так и не получила.
Рамильда отправила заявление по электронной почте. Благовещенские женщины помогли ей распечатать документы и сами подали в отдел по охране детства. И здесь много странных подробностей, но итог тот же: ни направления, ни отказа.
Алиса после телефонных разговоров с Ириной Каплиной и ее коллегами насторожилась и решила обратиться в федеральный банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей, это ее законный выбор. И получила официальное направление. Посещение состоялось. Алиса дала согласие на опеку и последующее усыновление. Отказа нет до сих пор.
Однако, как потом выяснилось, еще несколько раньше Максимку уже посещала Инна.
И вот это уже более чем странно. Если выдается одно направление, то второго быть просто не может, – ни от регионального, ни от федерального банка данных. Иначе процесс выбора семьи для опеки или усыновления превратится то ли в соревнование, то ли в аукцион.
Впрочем, не исключено, что направление и было одно: до сих пор неизвестно, было ли такое направление у Инны.
Неизвестно и то, когда и каким образом Инна подала заявление об установлении опеки. Я звонил Ирине Каплиной, спрашивал, она ответила: «как положено», а остальное, мол, не мое дело, а «подробности работы». Тот же ответ на вопрос об официальном направлении.
Начался 2012 год. Елена и Рамильда, по их словам, уже понимают, что им «не светит», но отказов так и не получили. Алиса, наоборот, спокойна, она ждет постановления об опеке и посещает Максима в Центре имени Альбрехта и в санатории.
10 января становится известно, что еще 30 декабря мэр Благовещенска Павел Березовский подписал постановление об опеке. Опекун – Инна.
Но Инны… нет в Петербурге. Мало того, ее нет и в России! Инна прибыла с новогодних каникул только 17 января.
Через два дня Наталья Иннокентьевна Шкурупий, которая прожила с Максимкой полгода, была отправлена домой. А Инна забрала ребенка из лечебного учреждения.
Я опускаю многие, очень многие важные подробности, которые вместе со всем сказанным позволяют утверждать: в деле об установлении опеки над Максимом Абрамовым чередовались нарушения закона, умолчания и прямая ложь.
13 апреля прошлого года газета «Труд» писала о масштабах усыновления российских детей иностранцами, которое законом допускается, но только в тех случаях, когда нет возможностей передать их гражданам России. В числе активных перевалочных пунктов детей за границу называлась и Амурская область: 80 процентов приходилось на долю иностранных усыновителей. Приводились слова Уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ Павла Астахова: «Это говорит о том, что в некоторых регионах очень плохо ведется работа по усыновлению детей… И здесь дело в том числе и в коррупции».
Вы скажете: какое это имеет отношение к случаю с Максимом Абрамовым, ведь Инна – гражданка России и живет в Петербурге! Муж Инны – гражданин США, живущий в Гонконге, и это не наши «разведданные», а слова самой Инны.
У нас нет оснований сомневаться в чистоте побуждений новой семьи Максима. Однако мы твердо знаем: даже самая благородная цель не может оправдывать негодных, морально нечистых и к тому же незаконных средств. Правовой нигилизм слишком дорого обошелся и продолжает обходиться российскому обществу и государству.
Мы полюбили Максимку. Не только потому, что это искалеченный ребенок, которого все безумно жалели, а ведь жалеть – это и есть любить. Дело еще и в нем самом. Этот мальчишка настолько приветлив, он так радуется знакомым и незнакомым, он так готов бесконечно играть, общаться, улыбаться – диву даешься, когда вспоминаешь, что по обстоятельствам первых двух лет жизни ему бы впору быть, наоборот, угрюмым, подозрительным, боязливым. И я помню: примерно таким он и был, когда я впервые увидел его в Пушкине, в Институте имени Турнера, после первой операции. Но от встречи к встрече Максимка менялся прямо на глазах, он становился открытым, искренним, добрым и ласковым.
Это – заслуга в первую очередь его няни Натальи Иннокентьевны Шкурупий.
И мы не можем не вспомнить, что с определенного момента против нее велась самая настоящая травля. Ее подозревали в корысти и нечистоплотности, в грубости и жестокости, упрекали в невежестве, «раскрытии информации» и так далее. От подозрений и упреков дело доходило до злобной клеветы и угроз.
Старт этой кампании в свое время дала Инна.
Тем не менее, расстались они тепло. «Она попросила прощения», – сказала мне отходчивая няня. Вот и хорошо.
Но на следующий же день одна из участниц дискуссии на интернет-форуме передала слова из письма Инны о том, что привезенный ею домой Максим, дескать, «запуганный зверек, не знавший ласки».
Я от всей души надеюсь, что Инна не говорила и не писала этих слов. Они ужасны даже не тем, что пошлы и безвкусны, как бывают пошлы и безвкусны дешевые штампы. А прежде всего тем, что это – ложь. Ложь, перечеркивающая полугодовые старания Натальи Шкурупий, профессоров Алексея Баиндурашвили и Игоря Шведовченко, врачей и медсестер, волонтеров, которые своей заботой и искренней любовью воспитали Максима не как «запуганного зверька», а как ласкового, доверчивого, открытого ребенка.
Будь счастлив, Максимка! Будь здоров!
И вы, наши читатели, будьте счастливы.
И будьте здоровы.
Максимка Абрамов: день за днем
Хроники Русфонда
Рубрику ведет Виктор Костюковский
Наши читатели, как и миллионы телезрителей Первого канала, знают о благовещенском малыше Максиме Абрамове, который в полтора года по вине непутевой матери обгорел и остался без ног. На помощь малышу рвутся прийти тысячи людей. Сбором средств для Максимки сейчас призывают заниматься благовещенские фонды, группы в социальных сетях и волонтеры.
Многие наши читатели просят и Русфонд открыть Максимкин счет.
Вот наша позиция: пока все лечение мальчика с момента поступления его в областную больницу и по сегодняшний день, кто бы и что бы ни говорил, идет за счет государства. И будет идти дальше за госсчет. И протезирование тоже, оно – часть лечения.
В будущем возможна ситуация, когда дополнительные деньги, не предусмотренные государственным бюджетом, Максимке понадобятся. Вот в этом случае Русфонд, как уже было обещано читателю («Обратные связи», Виктор Костюковский), придет на помощь.
А пока мы считаем своим долгом информировать читателей о жизни и судьбе, о лечении и развитии мальчика. Для этого мы заводим специальный Максимкин раздел. Читайте, задавайте вопросы, шлите предложения – ответим!
9.01.2012
Трудные шаги
Максим с няней снова в санатории, вернее, в реабилитационном центре «Детские Дюны» под Петербургом. На этот раз их поселили не в обычную палату, а в одну из комнат трехкомнатной квартиры с кухней и другими удобствами. Это и в самом деле удобно.
Наталья Иннокентьевна, по правде говоря, давно уж рвется домой, в Благовещенск. Но врачи неумолимы: начать ходить на протезах Максим должен в Петербурге. Сколько времени это займет, сказать трудно. Процесс оказался не таким простым, как мы с вами представляли.
Няня надевает Максиму протезы. А он – в горький плач! И как же его не понять: во-первых, небольшая ссадина на культяшке не вполне зажила, и ему если даже и не очень больно, то уж по крайней мере дискомфортно. Ходит он только с поддержкой, но стоять на месте уже может и сам. Однако не сказать, что это ему так уж нравится. Логика малыша понятна: зачем, мол, мне эти мучения, когда я так хорошо, так быстро умею передвигаться на руках и попке!
Вы спросите: а как же он такой радостный снимался в сюжете передачи «Пусть говорят», показанной 30 декабря? Знаете, мне, да еще и с «группой поддержки» (в тот день по случайности вместе с двумя сотрудниками Русфонда к Максиму приехали еще и два волонтера, замечательные женщины, постоянно навещающие его), не составило бы большого труда расшевелить, отвлечь малыша, чтобы он «для кадра» рассмеялся. Мы не сочли нужным этого делать. Лучше вам, наши читатели, знать правду: к протезам ему еще привыкать и привыкать! И лучше это делать под присмотром врачей и мастеров-протезистов. Вот почему не следует торопиться в Благовещенск.
И все-таки, согласитесь, даже невеселый Максим, стоящий без поддержки на своих первых протезах, картина не только грустная, но и внушающая надежду!
Все мы опять понавезли подарков, игрушек. А одна из волонтеров, Татьяна, привезла еще и несколько пакетов, которые такие же добрые женщины, передавая друг другу, со всего света с оказиями пересылали в Петербург.
Максим мгновенно (уж точно раньше нас) научился управлять электрическим экскаватором-погрузчиком. Но вне конкуренции оказался огромный серебристый внедорожник, присланный из… Египта.
Парень замечательно смышленый! Через пять минут подсказок он точно показывал нам где желтая, а где белая или красная машинки, где у них фары, колеса… Но он по-прежнему почти не говорит, хотя понимает, как иногда кажется, все. И это заставляет думать, что ноги ногами (в смысле протезы протезами), но не меньше, а может быть, даже больше и прежде ног надо заниматься головой и душой искалеченного ребенка. Делать это лучшим образом можно только в семье. Но вопрос с опекой или усыновлением Максима затягивается.
Проблемы устройства Максима в семью коснулась и та самая передача «Пусть говорят», показанная перед Новым годом. Но настолько своеобразно, что дала старт новой волне подозрений в интернете. Причем подозрений, на мой взгляд, обоснованных. Если кто-то не видел, объясню.
Андрей Малахов сказал, что семей, желающих усыновить Максима «огромное количество». Наталья Иннокентьевна это подтвердила (хотя ни тот, ни другая просто не могут знать этого наверняка) и добавила: «Но дело в том, что у него лежат уже деньги на счету, и там не один миллион. Звонят мне и спрашивают: а если мы Максимку усыновим, как нам эти деньги забрать?». Ответом было дружное возмущенное «Ах!» массовки.
Наталья Иннокентьевна сказала почти правду. Она и раньше говорила мне, что однажды звонила какая-то дама и выспрашивала, сможет ли она забрать из фондов деньги, если оформит опекунство. Но «почти правда», как водится, обернулась неправдой. То ли благодаря монтажу, то ли еще как-то, но получилось так, будто «огромное количество» потенциальных опекунов и усыновителей звонит почему-то именно няне (!) и интересуется только собранными миллионами.
Очевидно, такова была логика сценария. Следуя ей, Малахов спросил няню, не хочет ли она сама усыновить Максима. Актриса Ирина Мирошниченко эмоционально воскликнула: «Это было бы идеально!» Няня ответила, что ей еще в Благовещенске, в органах соцзащиты, сказали: «Мы тебе не дадим». Возмущенная массовка, похоже, не услышала главного, что тут же честно отметила Наталья Иннокентьевна: «Потому что я одна, неполная семья у меня».
Именно это я называю главным, потому что таково требование закона: семья опекуна и усыновителя должна быть полной.
Наверное, за гулом массовки этого не услышала или не поняла та же Ирина Мирошниченко, предложившая: «Ну, а если мы попросим?..» И член Совета Федерации от Амурской области Амир Галлямов тут же пообещал няне: «Мы с вами после передачи договоримся, и я возьму эту ситуацию на контроль, я вам обещаю».
Вы заметили? Сенатор вроде бы не сказал, что именно он обещает и как намерен взять «ситуацию на контроль». Но это уже не его заслуга, а результат монтажа. На самом деле в студии член Совета Федерации недвусмысленно пообещал вмешаться и добиться разрешения на усыновление няней Максима. То есть напрямую посодействовать нарушению закона.
Именно это вызвало настоящую бурю на форумах и в социальных сетях. В ход пошли прежде всего разговоры о возрасте няни. Между прочим, закон не устанавливает верхней планки, однако разница в возрасте в полвека с гаком вызывает тревогу большинства комментаторов, и мы не можем этой тревоги не разделять. Но все же самое большое возмущение вызывает именно вот это нескрываемое, открытое пренебрежение законом со стороны законодателя.
Наши читатели, наверное, давно поняли, что Русфонд с большим уважением относиться к няне Максима Наталье Иннокентьевне Шкурупий. И это отношение остается прежним.
Но мы верим в то, что законодательство России в случае с устройством судьбы Максима Абрамова нарушено не будет. Даже под влиянием, давлением или прочим «контролем» миллиардера и члена верхней палаты парламента.
Или не «даже», а тем более.
Мы будем следить за развитием событий.
Будьте здоровы!
24.12.2011
Операция «С новым годом!»
На этот раз угодил прямо на новогодний праздник. В холле 1-го детского отделения Центра им. Альбрехта было все, что полагается: елка, Дед Мороз, Снегурочка, стихи-песни-пляски, шум и смех, нарядно одетые ребятишки.
Кто как: кто в коляске, кто в кресле, кто и лежа на каталке, кто на своих двоих или на своей одной, да с костылем… Человек неподготовленный, наверное, мог бы расплакаться. Ну, вы же понимаете, это все-таки центр протезирования. Но неподготовленных здесь не оказалось, и потому всем было весело.
Наш Максимка восседал в коляске и мимикой, жестами принимал самое активное участие в празднестве. Заметив меня, помахал рукой и послал воздушный поцелуй.
Однако и праздника должно быть в меру. Максимка начал зевать, а тут как раз раздали подарки и елочка зажглась. Мы поехали в палату осваивать русфондовские подарки.
Персональная золотистая мини-елочка заинтересовала Максима чисто эстетически и ненадолго. Он ее рассмотрел и деловито кивнул: мол, нормально, пойдет. Красная варежка выглядела куда интересней. Наш с вами сообразительный ребенок тут же нашел на ней замок-молнию, расстегнул, залез внутрь рукой. Нащупав конфеты, разулыбался. А потом поступил самым рациональным образом: вытряс из варежки все содержимое на кровать...
Однако не все у Максимки в таком уж полном порядке. Протезики еще подгонять и подгонять, а у него пока не вполне приспособилась к гильзе одна из культяшек. Пока она заживает, врачи просили повременить с тренировками, так что мне снова не пришлось увидеть, как он ходит. Да ладно, еще насмотримся.
До сих пор нет полной ясности, но, скорее всего, Максим с Натальей Иннокентьевной вот-вот снова поедут в какой-то санаторий.
Мой прошлый секрет оказался, что называется, секретом Полишинеля: уже все причастные к Максимкиной судьбе знают, что в конце года на 1 канале будет программа «Пусть говорят», и в ней новый сюжет о Максиме. Самого мальчика врачи на съемки в Москву не пустили (и правильно сделали!), но съемочная группа побывала у него в Центре им. Альбрехта, так что мы с вами на днях все же увидим Максима на протезах. А на съемки в студию ездила Наталья Иннокентьевна. Что и как там было, я не расспрашивал – зачем, все сами посмотрим.
Но после этих съемок возникла одна тема, которой нужно коснуться. Снова пошли слухи, что-де лечение и протезирование Максима оплачивает некий «спонсор», «таинственный благодетель», и эти усилия подозрительного незнакомца некоторые связывают с грядущей процедурой усыновления Максима.
Насчет усыновления по-прежнему ничего не знаю. Кроме того, что оно не будет иметь никакого отношения к спонсору. Потому что никакого спонсора нет в природе. А есть питерский бизнесмен, который не желает себя называть и который вот уже лет шесть помогает ожоговым ребятишкам Петербурга. И, разумеется, делает все это в тесном контакте с профессором Баиндурашвили. Потому что Алексей Георгиевич не только директор Института им. Турнера, но еще и главный внештатный детский травматолог-ортопед Комитета по здравоохранению Петербурга. Так что все здешние ожоговые дети – это в каком-то смысле его подопечные.
Так вот, когда уже в Центре им. Альбрехта начался процесс создания протезов, срочно понадобилось приобрести некую деталь. Ее можно было бы купить и за государственный счет: тендер, размещение, объявление, закупка… В общем, на это ушло бы месяца два. И тогда по просьбе профессоров Баиндурашвили и Шведовченко «таинственный» бизнесмен оплатил эту деталь. Вот и вся история. Так что скажем этому человеку большое спасибо – за Максимку и за многих других, кому он помог и помогает.
Ну, с наступающим! Мы обязательно встретимся с Максимом Абрамовым в новом году.
Будьте здоровы!
13.12.2011
«Вот-вот пойдет!»
Почти неделю Максим провел в Центре протезирования. Впрочем, давайте назовем это учреждение точно и полно: «Санкт-Петербургский научно-практический центр медико-социальной экспертизы, протезирования и реабилитации инвалидов им. Г.А. Альбрехта Федерального медико-биологического агентства России».
Максим сейчас на первом этапе сложнейшего процесса, который будет у него продолжаться долгие годы. Это протезирование. Потом, когда по мере роста ему будут менять протезы, это тоже будет не так просто и стремительно, на каждом этапе есть свои сложности. Однако сейчас их больше всего, потому что все – впервые.
Директор центра профессор Игорь Шведовченко рассказал:
– Работа с Максимом в нашем центре началась со снятия гипсовых слепков тех частей ног, которые у мальчика остались и которые мы подготовили к протезированию.
Вы уже сообщали читателям Русфонда об этих операциях по формированию культей, мы проводили их в Институте имени Турнера. Это были очень объемные, сложные, действительно высокотехнологичные операции. И очень ответственные. Они проведены успешно, и это стало хорошей основой для всего, что мы делаем сейчас и что еще предстоит делать.
А делаем мы вот что. Наши мастера готовят для Максима протезы, которые мы называем лечебно-тренировочными. Уже готовы те их части, которые на нашем профессиональном языке называются приемными гильзами. Они делаются по слепку из высококачественного полимерного материала. Внутри гильз – силиконовые прокладки, так называемые лайнеры. Именно они в контакте с ногами, вернее, с культями пациента. И они играют не только смягчающую, амортизирующую роль, но еще и лечебную. Сейчас мальчик привыкает к гильзам, учится передвигаться в них. Следующим этапом будет обучение ходьбе уже на протезах. Они сейчас в работе.
Няня Наталья Иннокентьевна мне рассказала, что в гильзах, которые Максим носит несколько часов в день, ему в самом деле очень удобно.
– Он так носится в них, я просто удивляюсь! – говорит няня. – Ходит уже, понимаете? Конечно с поддержкой, в ходунках. Но уже понятно, что вот-вот пойдет!
Мне не повезло увидеть эти Максимкины упражнения. Я пришел в отделение рано утром, перед самым завтраком. Впрочем, очень скоро все вы увидите, как Максимка начинает ходить. Заинтриговал? Что ж, этого и добивался, а подробностей пока не ждите. Подробности пока – профессиональная тайна, причем не моя.
Наших читателей, конечно, интересуют ответы на конкретные вопросы: что, где, когда, сколько? Как в той уже почти позабытой рекламе: «Сколько вешать в граммах?!».
Не ждите этих ответов. Ни от нас, ни от врачей. То есть специалисты центра, конечно, работают по планам и графикам, но в таком деле любые планы и графики могут вдруг идти куда подальше, если речь идет о качестве процесса, о здоровье и удобстве нашего Максимки.
Будьте здоровы!
29.11.2011
Абракадабра
Вчера Максимке сделали последнюю перевязку. Вернее, так: сняли повязку, а новая уже не нужна. Это значит, все заживает, почти уже зажило, и вот-вот можно будет переводить мальчика в Центр протезирования. Но сначала еще одно обследование, сегодня взяли на анализ кровь, мочу…
Немного о том, что волнует многих наших читателей: как Максим говорит, вообще – говорит ли? За всем этим беспокойством иногда скрыто, а иногда и явно встает вопрос: не отстает ли он в интеллектуальном развитии?
Я уже писал, что сегодняшняя его речь лично мне понятна только отчасти. А вот Наталья Иннокентьевна понимает практически все.
– Он пока говорит на своем языке, но я эту его абракадабру понимаю. Стараюсь поправлять, чтобы говорил правильно, но он иногда упрямится, иногда ленится. А я тоже хитрю: делаю вид, что не понимаю, о чем он просит, так он быстро нужное слово находит! А так, если все его желания угадывать, ему и говорить не надо, зачем силы тратить? Зато любит подражать разным звукам. Я тут ему мультиков накупила – сборники «Спокойной ночи, малыши». Смотрит внимательно! Там кто-нибудь чихнет – и он чихает, там кряхтят – и он кряхтит. Да так похоже, что и не отличишь, где мультик, а где Максимка его «озвучивает».
Известно, что мальчишки начинают говорить в основном позже девчонок. Медики и психологи объясняют это разницей темпераментов. Вроде если мальчишка играет с машинками (это как раз Максимкин пример), зачем ему слова: тут важно рычать, шуметь, бибикать и так далее. Не говоря уж о таких игрушках, как пистолеты-автоматы и прочие барабаны. А вот девочка тихонько возится с куклами – так как же с ними, по маминому примеру, не побеседовать! Специально почитал статьи такого рода: мальчики часто начинают связно и понятно говорить только к трем, а некоторые и к трем с половиной годам. Максимке сейчас два года три месяца, и нас волнует: не отстает ли он в развитии?
Я напрямую спросил об этом Алексея Георгиевича Баиндурашвили. Профессор «порадовал»:
– Конечно, отстает!
Но, увидев мою реакцию, улыбнулся и объяснил:
– Ну, вы сами-то подумайте: ребенок жил с мамой-алкоголичкой, потом случилось это несчастье, он провел столько месяцев в больницах. В то время, когда другие дети уже получают развитие, он получал главным образом питание и лечение. Так что это понятное отставание, оно практически неизбежно. Но – временно и преодолимо. Вы же видите – мальчик сообразительный, веселый, с хорошей реакцией, даже где-то с юмором – да он все наверстает!
Вроде можно не волноваться. А мы все равно волнуемся. И правильно делаем. Да что там, иначе ведь просто не можем.
Ну что ж, давайте волноваться дальше.
Будьте здоровы!
15.11.2011
Временно-постоянно
– Что дальше, Алексей Георгиевич?
Директор Института им. Турнера профессор Алексей Баиндурашвили, выслушав мой вопрос, посмотрел в окно, кивнул каким-то своим мыслям, неожиданно, будто о чем-то вспомнив, извинился и вышел из кабинета. Через несколько минут появился довольный, с затейливой игрушкой в руках: яркая желтая лошадь с клоуном-всадником. Мы отыскали выключатель, запустили устройство и, два серьезных взрослых мужика, с удовольствием смотрели, как лошадь трясет головой, и слушали, как она заливисто ржет.
– Пойдемте, – предложил профессор, – там, у Максимки, и поговорим. Я у него сегодня еще не был.
Отметив эту фразу, я потом спросил Максимкину няню: неужели директор приходит каждый день? «Да нет, что вы! – ответила Наталья Иннокентьевна, – он же в командировках все-таки бывает. А когда на месте, ну да… наверное, каждый день».
Максим спал. Алексей Георгиевич кивнул на мой диктофон: мол, включай. И тихо, полушепотом стал рассказывать.
– Культяшки ребенку сформировали. Сейчас все окончательно заживет, и мы временно переведем его в другой институт, в Центр протезирования имени Альбрехта. Там его будет патронировать директор, профессор Игорь Владимирович Шведовченко. Мы вместе с ним выполняли операции по формированию культей. Там мальчику будут делать протезы. Временные, тренировочные. Они нужны только для того, чтобы поставить его на ноги или, как мы говорим, вертикализировать.
Максимка завозился в кроватке, Алексей Георгиевич минутку переждал, потом продолжил:
– А когда он уже сможет стоять, будем думать о других протезах – временных-постоянных, я бы так их назвал. Потому что пока он растет, у него все протезы будет временными. И вот уже на этих временных-постоянных ему надо будет учиться слегка передвигаться.
Мы снова помолчали. Я вспоминал, как дети учатся ходить, и думал о том, какая сложная Максиму предстоит задача. И о том, что в Благовещенск ему возвращаться (чего почему-то с нетерпением ждут одни и с паническим беспокойством другие его земляки) если и придется, то не скоро.
Во всяком случае, не так скоро, как можно понять из публикации в одной благовещенской газете. Весьма близко к тексту изложив нашу публикацию трехнедельной давности (безо всяких там ссылок и прочих заморочек), газета вносит свой штрих: «Как только малыш пройдет курс реабилитации в питерской клинике, он вернется обратно в Благовещенск. Скорее всего, Максиму придется некоторое время провести в доме ребенка или в отдельной палате областной больницы, и будет он там до усыновления».
– Ну, а потом, – заключил Алексей Георгиевич, – посмотрим на его состояние и, скорее всего, опять отправим в санаторий, чтобы еще окреп. Может быть, это снова будут «Детские дюны». Но не будем загадывать.
Алексей Георгиевич попросил нас позвонить ему на мобильный, когда Максим проснется:
– Я буду в этом же корпусе, у меня здесь есть дела.
Немного зная профессора, я представлял, как проходит его внеплановый обход корпуса: по пути раздает детям, медсестрам и нянечкам конфеты, а то вдруг жестом волшебника вынет откуда-то из глубин стерильного халата гроздь винограда…
Ждали недолго. Наталья Иннокентьевна едва успела рассказать о процедурах, перевязках, физиолечении. О том, что еще в санатории она приучила Максимку к горшку, и теперь он просится, если уж приспичит, даже ночью, о памперсах успели забыть.
Максимка проснулся, Наталья Иннокентьевна позвонила профессору, и…
Ну, остальное вы видите на снимках.
Будьте здоровы!
1.11.2011
Третьей операции не будет
Вчера Максима перевели из реанимации в отделение
Рассказывает Наталья Иннокентьевна Шкурупий:
– В этот раз Максимка перенес операцию гораздо лучше, чем первую. И заживает все быстрее. Мне кажется, это потому, что он так хорошо отдохнул в санатории. Отдохнул, вес набрал, настроение хорошее.
Мы получаем письма, где читатели расспрашивают о Максиме. В основном мы стараемся отвечать на вопросы прямо в этой рубрике. Но вот автор одного из писем, Ирина, обратила наше внимание: в сюжете по «Пятому каналу» профессор Алексей Баиндурашвили говорил, что Максиму предстоят три операции: две по формированию культей и одна по устранению ожоговых рубцов в промежности. Отвечаем: вы правы, Ирина, но всю необходимую пластику хирурги сделали во время этой второй операции. Так что третьей уже не потребуется.
И это хорошо, лишний наркоз никому не нужен.
И еще одно важное замечание.
26 октября наш фонд получил перевод на 100 рублей от Э.П. (имя, фамилия и адрес есть в фонде) с примечанием: «Пожертвование на лечение и протезирование Абрамова Максима Викторовича».
Еще раз уточняем: Русфонд не ведет никаких сборов на Максима Абрамова. Мы не считаем нужным, а потому и возможным делать эти сборы, пока лечение и протезирование идет за государственный счет. Как мы уже не раз писали, Русфонд попросит помощи читателей, только тогда, когда она действительно понадобится Максимке.
Мы ответили Э.П., предложили ей адресовать отправленные деньги на лечение другого ребенка, она может выбрать любого на нашем сайте. Если не выберет, пошлем перевод ей обратно.
Ответа пока нет.
Итак, еще раз: Русфонд по просьбам читателей осуществляет только информационную поддержку Максима Абрамова.
Будьте здоровы!
25.10.2011
Посидим и на «кульях»!
Вчера, в понедельник 24 октября, прошла вторая операция, она длилась пять с половиной часов. Ее, как и первую, провели директор Института им. Турнера профессор Алексей Баиндурашвили и директор Центра протезирования им. Альбрехта профессор Игорь Шведовченко. На этот раз хирурги занимались формированием правой культи. Звучит простенько, а на самом деле это сложнейшая микрохирургическая операция, залог успеха будущей постановки мальчика на протезы.
Алексей Баиндурашвили сегодня сказал нам, что операция прошла так, как и планировалось, никаких неожиданностей в ее ходе не было. Сейчас Максим в реанимации, состояние нормальное, температуры нет.
Удалось созвониться и с няней Натальей Иннокентьевной. Она считает, что Максим перенес операцию и первый послеоперационный день даже лучше, чем это было в прошлый раз. Ему не так больно, он не плачет, настроение хорошее и аппетит отменный.
Мы были у Максимки накануне операции, в воскресенье. Максим продолжал удивлять. Время от времени этот парень дает понять, что он не просто все на свете понимает – он может и говорить, но не делает этого, так сказать, без особой нужды. Помалкивает-помалкивает, и вдруг говорит няне:
– Дай сыр.
Мы, поразившись, переспрашиваем:
– Что дать?
Он хитро прищуривается и четко повторяет:
– Сыр.
У Максима очень сильные руки. Опираясь на них, он довольно резво перемещается с кровати на стул, со стула на кровать. Очень точно держит равновесие, это самый настоящий гимнастический трюк: встает на руки и держит тело горизонтально. Причем заметно, что ему это не составляет большого труда и даже особого напряжения. Когда Наталья Иннокентьевны отодвинула стул от кровати, потребовал:
– Кул!
– Не кул, а стул, – поправила его няня. – Скажи: стул.
Трудно передать выражение лица, с каким он посмотрел на нее. Знаете, будто предупреждает: сейчас буду вредничать! И еще четче, чем раньше, с каким-то даже вызовом, произносит:
– Кул!
Ну и ладно. Нам – стул, а ему – кул. Никто не возражает. Посидим и на «кульях», правда?
Будьте здоровы!
18.10.2011
Операции и провокации
Максим с Натальей Иннокентьевной снова в Институте им. Турнера (Санкт-Петербург). Вчера мы разговаривали с директором института Алексеем Баиндурашвили.
– Сейчас мы обследуем Максима, и в самое ближайшее время будет проведена вторая операция, – сказал он.
Мы не стали задавать уточняющих вопросов, зная Алексея Георгиевича: он, как и многие хирурги, человек суеверный. Прогнозов давать не любит, даже и по дате операции. Но «в самое ближайшее время», знаем по опыту, это, скорее всего, может означать, что на нынешней неделе.
Был и еще вопрос, не задать которого мы не могли.
– На одном из форумов и в социальных сетях в интернете идет жаркое обсуждение, какую именно инвалидную коляску покупать для Максима. Собирают деньги. Говорят об электромоторе, о сервоуправлении… А вы как считаете, какая именно коляска нужна?
– Вот тебе и раз! Я ведь еще в первую встречу с вами по поводу Максима сказал, что мы будем готовить его к вертикализации. То есть ставить его на протезы – сначала на лечебные, временные, а затем уже… ну, постоянными их не назовешь, они тоже временные, но уже такие, на которых он будет учиться ходить. Вот и подумайте: как ему поможет в этом кресло или коляска?
– Для кого же они выпускаются? Я имею в виду детские?
– Прежде всего, для так называемых спинальных больных, которых ни на ноги, ни на протезы уже не поставишь. Максим, к счастью, не такой больной. Я думаю, что обсуждаемое средство передвижения может только повредить постановке мальчика на протезы. Сервоуправление… Кто-нибудь задумывался, как такой коляской будет управлять двухлетний ребенок?
Мы совсем не хотим ограничивать инициативы добрых людей, вынашивающих относительно Максима какие-то планы, обсуждающих его проблемы исходя из собственного знания и понимания. Просто просим прислушаться к мнению опытного врача, доктора медицинских наук, профессора, одного из лучших в стране детских травматологов-ортопедов.
А в интернете в последние дни жарко обсуждается и другая тема. 13 октября газета «Амурская правда» (АП) опубликовала весьма странный текст, получивший распространение и в сети.
Прежде всего, в нем много лжи. Например: «Как вспоминает няня Максима Наталья Шкурупий, дни, проведенные в «Детских дюнах», стали настоящим паломничеством к Максиму всех неравнодушных россиян. Люди ехали сюда со всей страны. Некоторые забирали мальчика на прогулки, катали его в машине, задаривали подарками. Администрации учреждения даже приходилось ограничивать доступ к отдыхающему ребенку. Это мешало его реабилитации. Те же самые меры предосторожности принимало и руководство НИИ имени Турнера. Его специалисты жаловались АП, что сердобольные граждане и волонтеры заваливают игрушками все здание и мешают работать».
Мы спросили Наталью Иннокентьевну, так ли было на самом деле. Она возмутилась:
– Во-первых, я никому ничего такого не «вспоминала»! За все время, проведенное в Дюнах, к нам приезжали трое: вот вы и еще две женщины, Лена и Маша. «Со всей страны»… Кто же это так обманывает моих земляков? И какие ограничения?! Вы же сами видели, что в санаторий можно пройти безо всяких разрешений, это в Институте имени Турнера в самом деле пропускной режим, и к нам ходили только с разрешения директора или моего.
Интересно было бы знать, кто именно из специалистов института жаловался «Амурской правде» (!) на сердобольных граждан. Газета не подскажет?
Игрушками «все здание» никто не заваливал. Во-первых, зданий в этом институте много. Во-вторых, игрушки в самом деле приносили (в том числе и мы, как же можно в больному ребенку и без игрушки?), но их было не так уж много, а «излишки» Наталья Иннокентьевна тут же переправляла в игровые комнаты.
Более чем странную позицию занимает, судя по публикации, человек, который призван дирижировать всенародной помощью Максиму. Продолжаем цитировать газету:
«— Сложившаяся ситуация наносит вред самому Максимке, — считает член Общественной палаты Амурской области и по совместительству координатор проекта помощи искалеченному ребенку Андрей Есипенко. — Во-первых, перед ним каждый день мелькают незнакомые и чужие ему лица. Во-вторых, его до такой степени залюбили, что после такого общения ребенка придется долго возвращать к нормальной жизни, опускать с небес на землю и доказывать, что он обычный, полноценный человек. Сейчас у Максима формируется характер, а он в это время клянчит подарки, не бережет то, что есть, вредничает и балуется».
Интересно, из каких источников черпает член палаты такие наблюдения, из которых вдобавок делает столь глубокомысленные выводы? В Петербурге он за все это время замечен не был. Хотя, коль уж назначен «координировать», мог бы и заскочить на денек-другой. Далековато? Ну, ведь смог прибыть в Москву на эфир «Пусть говорят», где, прямо скажем, опозорился, потому что не смог ответить ни на один конкретный вопрос.
Говорим как свидетели: Максим не клянчит подарков! А если он «вредничает и балуется» (слова-то какие!) то ровно в той степени, в какой это делают все маленькие дети. А «залюбить» двухлетнего ребенка, как считали и считают многие выдающиеся педагоги и психологи можно только с пользой для него!
Очень хочется попросить координатора Есипенко: пожалуйста, Андрей Владимирович, не возвращайте Максима «к нормальной жизни», не опускайте его «с небес на землю»! Один бог знает, что вы под всем этим имеете в виду…
Впрочем, позиция координатора для участников форумов и пользователей социальных сетей – не новость. Он еще 15 июля в своем блоге строжился насчет информации «из различных НЕОФИЦИАЛЬНЫХ ИСТОЧНИКОВ, (в том числе от его сиделки и от «неравнодушных людей»), требовал «ПРЕКРАЩЕНИЯ МУССИРОВАНИЯ СЛУХОВ И ДОМЫСЛОВ… НА ФОРУМАХ И В СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЯХ» и грозил Наталье Иннокентьевне карами: «После дальнейшего появления любой неофициальной информации из института нами будут расторгнуты взаимоотношения с Натальей Иннокентьевной и инициировано ее возвращение. С самого начала не было обоснованности ее пребывания в лечебнице, и отправилась она только по нашему настоянию».
Кстати, если кто не знает, тексты прописными (большими) буквами – это в интернете дурной тон. Считается, прописными буквами человек не говорит, а кричит. Или даже орет.
Что делает с человеком даже такое небольшое положение, как членство в областной общественной палате, даже такая невеликая и к тому же странная функция, как «координатор»! Работу няни оплачивает благотворительный фонд «Мамонтенок», а деньги в нем – как раз от тех, кто «муссирует слухи и домыслы». И вдруг это начальственно-чиновничье «нами будут расторгнуты»!..
Ну, и финальный аккорд публикации-провокации в «Амурской правде»:
«На днях малыш вернулся обратно в детскую ортопедическую клинику. Он сдает анализы и готовится к еще одной операции — на другой культе. По предварительным данным, операция будет проведена в конце месяца. И, возможно, спустя две недели после хирургического вмешательства Максим Абрамов вернется в Благовещенск. Где он будет жить, определят органы опеки, но, скорее всего, по прогнозам специалистов, он попадет в дом ребенка».
Вот эти «прогнозы специалистов», наряду с психологизмами «координатора», вызвали шквал возмущения и теперь уже действительно домыслов. В ход пошли версии самых злобных и кощунственных заговоров: мол, Максимку специально хотят определить в дом ребенка, а там погубить, и все это – чтобы «распилить» собранные на его лечение деньги!
А что, какая «координация», такой и отклик…
Нам кажется, что беспокоиться рано. Нам представляется, что как бы и кто бы ни старался, «приватизировать» малыша нельзя, что его судьба будет определена в соответствии с российскими законами. А если кто-то будет пытаться определить ее иначе – мы с вами на страже. Да, мы именно с вами, «муссирующими» и «домышляющими». Может быть, в Благовещенске еще не все поняли: это ведь и есть – гражданское общество.
Ну, конечно, наряду с общественными палатами…
Будьте здоровы!
7.10.2011
Нет новостей? Множество!
В жизни Максима сейчас практически ничего нового. Он с Натальей Иннокентьевной по-прежнему в Детских дюнах, где продолжаются рутинные процедуры и консультации. Директор Детского ортопедического института им. Турнера Алексей Баиндурашвили сказал нам, что буквально на днях Максим вернется в институт, где после обследования начнется подготовка к следующей операции.
В то же время в жизни Максима каждый день множество новостей! Он смотрит новые мультики, слушает новые книжки. И впитывает разноцветную осеннюю красоту Карельского перешейка. Наверное, в его родном Приамурье осень не хуже, но он-то мог ее видеть только год назад и вряд ли помнит.
Еще новости такие. Евгения Зильберберг, организовавшая благотворительный концерт в Нью-Йорке, прислала нам ссылку на фрагмент этого концерта, ее собственное выступление. Посмотрите, послушайте.
Одна из самых обсуждаемых тем на всевозможных форумах в интернете, а также в письмах наших читателей – решение будущей судьбы Максима. То есть усыновление.
Чего только нет в этих высказываниях и письмах!
Одни полагают, что дело не обойдется без взяток, и, значит, Максим будет отдан «тому, кто больше даст». Другие обуреваемы неуместным патриотизмом: не отдавать за рубеж! Там с русскими детьми обращаются плохо! Это навеяно несколькими историями, ставшими в последнее время известными на весь мир. О том, как с русскими детьми обращаются в России, известно гораздо меньше. Но все-таки известно, хотя бы и на примере того же Максима.
Патриотизм третьих географически ограничен рамками Приамурья. Многие обратили внимание на фразу, брошенную на одном из форумов: «Ведь это наш ребенок, Амурский. И жить он будет у нас». Не претендуя ни на какие сравнения, замечу: может быть, Михаилу Васильевичу Ломоносову надо было оставаться в Архангельской губернии? Ведь он был «ребенок холмогорский»…
Да, но почему такие сомнения в том, что должно быть и по идее может быть решено только законным путем? Скорее всего, потому, что закон в этой ситуации оказался на какое-то время нарушен.
Дело в том, что согласно статье 122 Семейного кодекса РФ, Максима Абрамова давно следовало внести в региональный и федеральный банки данных о детях, оставшихся без попечения родителей. Однако с момента лишения матери родительских прав прошло уже три месяца, а еще 5 октября его в этих банках не было. И только 6 октября он появился в федеральном банке данных. Наверное, именно это и вызвало целую волну конспирологических слухов и предположений.
А может быть, и не только это. Многочисленные примеры злоупотреблений чиновников при установлении опеки и усыновлении время от времени всплывают на поверхность и неизбежно рождают настороженное, подозрительное отношение людей.
Русфонд будет следить и за этой стороной судьбы Максима.
Будьте здоровы!
12.09.2011
Море, сосны, песок
Максим с няней Натальей Иннокентьевной сейчас в одной из лучших детских здравниц России – реабилитационном центре «Детские Дюны».
Они вышли мне навстречу, Максим сразу узнал, засмеялся, замахал руками.
– Мы на физкультуру собирались, – сказала Наталья Иннокентьевна, – но я сейчас пойду, договорюсь на другое время. Погода хорошая, может быть, на залив сходим?
Пока они ходила, мы ждали ее в палате. Я упрашивал Максима сказать слово «дядя», он в ответ только мычал.
– Да ну тебя, – говорю, – все мычишь да мычишь…
И отвернулся. Вдруг он за моей спиной негромко и абсолютно чисто говорит:
– Дя-дя.
Оглянулся – улыбается, ждет моей реакции.
– Ах, вот оно что, хитришь тут со мной!
Смеется, доволен.
Идем на залив. Есть шаблонное выражение: воздух такой, что можно пить. Очень похоже! Просто не надышишься.
Каждый день у них начинается с осмотра врачами. Продолжается разными процедурами, играми, прогулками. Главное сейчас – подготовить Максима к следующим операциям. В общем, все идет по плану, или, как нам говорил директор Института им. Турнера Алексей Баиндурашвили, по разработанному сценарию.
Я уже писал, что Максим стремительно взрослеет. И это не может не отразиться на фотографиях. Очень непростой парень, он о многом совершенно явно задумывается! Внимательно, серьезно смотрит по сторонам, изучает то, что для него незнакомо: море, катер, чайки, дети на роликах, фонтан в парке…
Наталья Иннокентьевна тихо говорит:
– Не знаю, как потом без него буду. Так привыкла, ведь два месяца уже с ним, изо дня в день! Сама бы усыновила, так разве дадут? И возраст, и все такое… Дай ему Бог хороших родителей!
Спасибо, что сохраняете свой интерес к Максиму, мы видим это по посещениям дневника на сайте.
Будьте здоровы!
7.09.2011
Настоящая улыбка
В Швейцарии организована ассоциация волонтеров True Smile Association. Толчком к организации послужила история Максима Абрамова, сейчас именно он в фокусе внимания. Но организаторы намерены и в дальнейшем оказывать помощь попавшим в беду детям в разных странах мира.
В ассоциации – женщины из Франции, Швейцарии, США, Египта, Израиля, Канады, Испании. И, конечно, из России.
Сайт ассоциации еще на доработке, однако его уже можно посетить: http://www.helpmaximum.com/
True Smile в переводе – настоящая улыбка.
5.09.2011
Золотые голоса – для Максима
Позавчера в Нью-Йорке, в помещении Davidzon Radio состоялся благотворительный концерт «Золотые голоса Америки», все средства от продажи билетов запланировано направить в помощь Максиму. Концерт планировался еще в конце августа, но был перенесен из-за урагана.
Концерт организовала певица Евгения Зильберберг (сценическое имя Евгения Геллер). Она исполнила несколько русских романсов.
Кроме нее, выступали замечательные оперные вокалисты Тонна Миллер, Лиса ЛаФлёр, Соня Баттен, Кэти Сорп, Дэниел Хой.
Фото с этого концерта:
Мы связались с Евгенией и задали ей несколько вопросов. Вот ответы.
– Началось с просмотра телепередачи «Пусть говорят». Но передачу эту я смотрела только первые пять минут, до первой фотографии Макса. Потом не хватило сил. Кстати, это была последняя передача Малахова, которую я посмотрела. После этого уже не считаю возможным смотреть разную глупость типа юбилей Димы Маликова или разборки Маши Распутиной с дочерью и бывшим мужем…
Я не могла недели три ни спать, ни есть, ни заниматься своими делами без того, чтобы не думать о Максиме. У меня двое детей – девочке пять лет, мальчику полтора. Каждый раз, укладывая своего малыша спать, я думала о Максиме, начинала плакать.
Мне безумно хотелось что-то предпринять. Всё это время я каждому человеку, которого встречала в магазине, у дочки на летних занятиях и так далее, хотела рассказать об этом горе. Была такая рана на сердце, невыносимо было жить…
Тогда в моём лихорадочном мозгу вызрела идея о концерте. Я позвонила на местное радио здесь, в Бруклине, рассказала об этой истории. Там, естественно, тоже все об этом знают. В общем, заключили с ними договор на рекламу, оплатила зал. Обратилась к своим коллегам – оперным певцам, рассказала историю. Они согласились участвовать. Каждый из них довольно известный певец в США. Они делали это совершенно бесплатно, хотя с их безумными графиками было неимоверно трудно найти время для репетиций.
Потом этот ураган. Мы перенесли концерт на неделю, и вот он состоялся. Хотя из-за этих погодных капризов и переноса было гораздо меньше публики, чем мы ожидали. И денег собрали, к сожалению, немного. Они пока хранятся на счету одной из церквей.
Концерт был замечательный. Мы рассказали про Максима, а многие уже и знали о нём. Я постараюсь как можно скорее выложить концерт на ютюбе, пришлю ссылку [мы обязательно приведем эту ссылку здесь на сайте – Русфонд].
Если честно, это было впервые в моей жизни, когда я что-то для кого-то сделала по-настоящему. С начала июля я занималась организацией, настолько срослась с этим, что теперь не понимаю, что же мне делать дальше. Надеюсь в скором времени снова организовать что-нибудь для Максима…
Моя мечта заключается в том, чтобы у Макса была настоящая семья. И что его будут принимать таким, какой он есть.
Очень хочу с ним познакомиться!
28.08.2011
Он хочет быть как все
Воскресенье. Замечательная погода, ребятишки – пациенты Института имени Турнера – чуть ли не в полном составе гуляют с родителями во дворе. Кто на своих двоих, кто в коляске, кто в кресле, кто на большой каталке, потому что так называемая «конструкция» не дает даже в кресло сесть. Что ж делать, это ортопедическая клиника…
На входе нас остановили охранники: к Максиму Абрамову – только с разрешения директора института, сейчас его нет, значит, с разрешения няни, Натальи Иннокентьевны!
Между прочим, это правильно. Коллективу института вместе с няней уже пришлось пережить несколько и очных, и телефонных нашествий. Понятно, что навестить мальчика приходят хорошие люди – добрые и неравнодушные, но когда их слишком много… И когда они слишком (а бывает, и до грубости) настойчивы…
Сейчас, с течением времени, этот ажиотаж, вызванный в основном памятной телепередачей, спал, люди успокоились, и регулярно приходят только несколько человек. Наталья Иннокентьевна особенно благодарна Ане Зориной, волонтеру регионального общественного движения «Петербургские родители». Она помогает по-настоящему.
Няня с Максимкой встречают нас у проходной, и дальше мы идем гулять вместе.
Максим стремительно взрослеет. Это все тот же обаятельный, смешливый малыш, выделывающий уморительные штуки, вроде воздушных поцелуев (со звуком чмокает ладошку и так же шумно сдувает поцелуй). Но время от времени он явно о чем-то задумывается. Ну что ж, потом ему еще предстоит о многом задуматься, глядя на других детей, сравнивая себя с ними. А пока его легко выводит из этих раздумий даже звук проезжающих мимо институтской ограды автомобилей – обожает машины!
Он хочет быть как все – осваивать все углы игровых городков, а их на территории института несколько. Няня ему в этом не только не препятствует, она поощряет эти желания. И поначалу обмираешь от страха, когда она его ставит на сиденье качелей и раскачивает, а он в полном восторге!
– Да никогда не упадет, – успокаивает Наталья Иннокентьевна, – посмотрите, как держится. У него такие ручки сильные, ого-го! И смелый он, ничего не боится. Молодец, мальчику таким и надо быть.
Мы уже писали, что сейчас все для Максима – за счет государства. Поправка: работу няни оплачивает благовещенский фонд «Мамонтенок». А вот в родной больнице, где работала Наталья Иннокентьевна, ее статус сейчас совершенно неопределенный. И своя и вроде как посторонняя. И разобраться с этим статусом ей сейчас не с руки, слишком далеко Благовещенск. Может быть, там разберутся сами?
И еще: мы написали «работа няни» – и это правильно, работа. Но для Натальи Иннокентьевны, как легко заметить, она стала не просто работой – самой жизнью.
Максим пока не говорит. Вполне возможно, что следствие педагогической запущенности, мама им не очень-то занималась. С другой стороны, ему ведь только-только два года исполнилось, некоторые вполне благополучные дети начинают говорить и позже.
К тому же, по всему видно, заговорит вот-вот. Качается на качелях, няня спрашивает:
– Ну что, хватит?
Максим вертит головой и вполне осознанно отвечает:
– Не-а!
Согласие выражает междометием «М-гм». В общем, заговорит – не остановишь… Сейчас на интернетовских форумах, где следят за его судьбой, наметилось беспокойство: почему его не везут, как обещали, на курорт? Как водится в таких случаях, мало информации – много догадок.
Мы спросили директора института Алексея Георгиевича Баиндурашвили, он ответил:
– На днях поедет, только все-таки не на Черное море. Мы взвесили все за и против и решили, что ему пока лучше будет рядом с Петербургом, в санатории «Детские дюны». По многим причинам лучше. Главное – что мы рядом, то есть он и там будет под нашим постоянным наблюдением.
Ну что ж, мы можем только подтвердить, что реабилитационный центр «Детские дюны» – действительно замечательное место, одна из лучших детских здравниц России. Любые процедуры и консультации, минеральные воды, лечебные грязи – всего здесь в достатке. О воздухе и говорить нечего – Карельский перешеек, берег Финского залива, сосны, песок…
Мы надеемся посетить Максима и в санатории.
Будьте здоровы!
18.08.2011
День рождения Максимки и кота Леопольда
Сегодня Максимке исполнилось два года.
Мы привезли ему в подарок книжку. Откроешь ее – и она сама начинает рассказывать смешную сказку. Называется книжка тоже хорошо: «День рождения кота Леопольда». Так что день рождения сегодня сразу у двоих в этой палате.
В этот день не было праздничного стола, цветов, кремового торта со свечами и прочего, что бывает у детей в дни рождения. Да и не надо: это все-таки больница. А Максимка все-таки – тяжело больной пациент. Хотя чувствует он себя, по всему видно, очень даже неплохо. И подарками просто завален.
Максимка мало говорит. Похоже, что мама (бывшая) совсем не занималась его развитием. Няня Наталья Иннокентьевна Шкурупий приехала вместе с мальчиком из Благовещенска, она говорит, что он на удивление сообразительный: сходу разобрался с подаренным DVD-плеером, где там и что нажимать. Смотрит мультики запоем.
Скоро они отправятся в Мацесту, в санаторий.
Напоследок непраздничное, о маме (бывшей). 7 июля суд лишил Галину Абрамову родительских прав. 26 июля она осуждена по двум статьям Уголовного кодекса РФ и приговорена к трем годам лишения свободы, с отбыванием наказания в колонии общего режима. Эта несчастная молодая женщина, у которой туберкулез и, по всей вероятности, алкоголизм, два года назад подарила Максимке жизнь, а спустя полтора года чуть не отняла ее. Виновна? Конечно. Но нам кажется, что первое наказание, – лишение судом собственного сына, пострашнее второго. Впрочем, понимает ли она это?
Мы продолжим рассказывать вам о Максимке.
Будьте здоровы!
12.08.2011
Швы сняты под наркозом
Максимка Абрамов лежит в одной из лучших ортопедических клиник Европы – Институте им. Турнера в Пушкине, пригороде Санкт-Петербурга. Сегодня ему под наркозом сняли швы после первой операции.
Объясним: 29 июля мальчику была сделана первая из цикла запланированных операций по формированию левой культи под протезирование. Операцию провели директор Института им. Турнера доктор медицинских наук, профессор Алексей Баиндурашвили, директор Центра протезирования им. Альбрехта доктор медицинских наук, профессор Игорь Шведовченко, заведующий отделением Института им. Турнера доктор медицинских наук Сергей Голяна и аспирант этого же института Владимир Заварухин.
Мы подробно поговорили с Алексеем Баиндурашвили (см. видео). Потом врачи разрешили нам пройти в палату, где лежит мальчик.
Максимка уже проснулся после наркоза. Вроде не до веселья. Но когда няня Наталья Иннокентьевна взяла его на руки, а мы вручили русфондовский подарок – игрушечную таксу – он расплылся в улыбке.
Впереди у Максимки отдых и реабилитация в специальном санатории в Мацесте (Сочи, Краснодарский край). Затем хирурги приступят к новым этапам лечения. Разработан целый сценарий этого лечения и протезирования, а также психологической реабилитации и так называемой вертикализации мальчика.
Теперь ответим на вопросы читателей.
Сбором средств для Максимки сейчас, насколько известно, занимается благовещенский фонд «София». У Русфонда нет оснований сомневаться в честности и порядочности сотрудников этого фонда, хотя некоторые детали их деятельности непонятны. Например: как долгосрочная программа может быть бессрочной? А именно в бессрочности благотворительных сборов «на Максимку» убеждают Рунет благовещенские авторы акции. Или: почему целью сбора является все то, что по закону (и пока по факту!) оплачивается государством? Тем более, что Первый телеканал транслировал официальное заявление действующего губернатора Амурской области, в котором тот объявил о финансировании из регионального бюджета протезирования мальчика за границей, если таковое потребуется.
Можно было бы заявить, что это все не наши проблемы, и такое заявление было бы правдой. Мы не вмешиваемся в работу других фондов и не считаем себя вправе учить коллег. Но Русфонд – команда журналистов, и мы понимаем: это проблемы части наших читателей. Поэтому в ближайших выпусках Максимкиного дневника мы планируем опубликовать интервью руководителей благовещенской «Софии» и администрации Амурской области.
Будьте здоровы!
4-минутный монолог директора Института им. Турнера Алексея Баиндурашвили
Будь счастлив, малыш!
Мы закрываем нашу рубрику, это последнее сообщение.
Оно, признаться, несколько запоздало. Но только потому, что потребовало тщательного изучения и осмысления некоторых обстоятельств.
Мы с самого начала задумывали этот раздел не для сбора средств в помощь Максиму (этим занимались другие фонды), а только чтобы по просьбе читателей информировать их о его жизни и лечении. И сразу решили, что будем писать о Максимке до того момента, как его определят в семью.
Этот момент настал. Наш с вами Максимка – он теперь уже не вполне наш с вами. Дальнейшее – дело семьи, дело женщины, получившей право опеки. Если она сочтет нужным, то без труда найдет способы информировать широкую общественность о подробностях жизни ребенка, если нет – что ж, на то и тайна усыновления (хотя до усыновления еще не дошло).
Вот на этом бы и закончить. Но мы решили рассказать о некоторых обстоятельствах всей этой истории. Промолчать было бы глупо: подробности жарко обсуждаются в интернете, а оттуда уже начали попадать и в СМИ в виде былей и небылей.
Вы знаете, что тему опеки или усыновления Максима мы тщательно обходили молчанием и призывали наших читателей верить в то, что устройство мальчика в семью произойдет строго по закону.
Как же оно произошло?
Желающих усыновить Максимку было отнюдь не «огромное множество», как утверждалось в программе «Пусть говорят», а всего четверо. Мы не называем фамилий, но имена подлинные: скрывать их просто смешно, поскольку они известны сотням, а то и тысячам людей. Это Елена из Амурской области, Рамильда из Казани, Алиса и Инна из Петербурга.
Елена подала заявление раньше всех. Лично начальнику отдела по охране детства Благовещенского городского управления образования Ирине Каплиной. Вскоре Максима увезли в Петербург на лечение, а Елена собралась в отпуск. Ей пообещали выслать по почте направление на посещение ребенка (официальный документ об обязательной процедуре, предваряющей решение об опеке или усыновлении), чтобы она смогла навестить Максима в Петербурге. Но так и не прислали. Зато с подачи Ирины Каплиной ей позвонила некая женщина Инна, оказавшаяся почему-то в курсе многих подробностей частной жизни Елены. Ни направления, ни отказа Елена так и не получила.
Рамильда отправила заявление по электронной почте. Благовещенские женщины помогли ей распечатать документы и сами подали в отдел по охране детства. И здесь много странных подробностей, но итог тот же: ни направления, ни отказа.
Алиса после телефонных разговоров с Ириной Каплиной и ее коллегами насторожилась и решила обратиться в федеральный банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей, это ее законный выбор. И получила официальное направление. Посещение состоялось. Алиса дала согласие на опеку и последующее усыновление. Отказа нет до сих пор.
Однако, как потом выяснилось, еще несколько раньше Максимку уже посещала Инна.
И вот это уже более чем странно. Если выдается одно направление, то второго быть просто не может, – ни от регионального, ни от федерального банка данных. Иначе процесс выбора семьи для опеки или усыновления превратится то ли в соревнование, то ли в аукцион.
Впрочем, не исключено, что направление и было одно: до сих пор неизвестно, было ли такое направление у Инны.
Неизвестно и то, когда и каким образом Инна подала заявление об установлении опеки. Я звонил Ирине Каплиной, спрашивал, она ответила: «как положено», а остальное, мол, не мое дело, а «подробности работы». Тот же ответ на вопрос об официальном направлении.
Начался 2012 год. Елена и Рамильда, по их словам, уже понимают, что им «не светит», но отказов так и не получили. Алиса, наоборот, спокойна, она ждет постановления об опеке и посещает Максима в Центре имени Альбрехта и в санатории.
10 января становится известно, что еще 30 декабря мэр Благовещенска Павел Березовский подписал постановление об опеке. Опекун – Инна.
Но Инны… нет в Петербурге. Мало того, ее нет и в России! Инна прибыла с новогодних каникул только 17 января.
Через два дня Наталья Иннокентьевна Шкурупий, которая прожила с Максимкой полгода, была отправлена домой. А Инна забрала ребенка из лечебного учреждения.
Я опускаю многие, очень многие важные подробности, которые вместе со всем сказанным позволяют утверждать: в деле об установлении опеки над Максимом Абрамовым чередовались нарушения закона, умолчания и прямая ложь.
13 апреля прошлого года газета «Труд» писала о масштабах усыновления российских детей иностранцами, которое законом допускается, но только в тех случаях, когда нет возможностей передать их гражданам России. В числе активных перевалочных пунктов детей за границу называлась и Амурская область: 80 процентов приходилось на долю иностранных усыновителей. Приводились слова Уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ Павла Астахова: «Это говорит о том, что в некоторых регионах очень плохо ведется работа по усыновлению детей… И здесь дело в том числе и в коррупции».
Вы скажете: какое это имеет отношение к случаю с Максимом Абрамовым, ведь Инна – гражданка России и живет в Петербурге! Муж Инны – гражданин США, живущий в Гонконге, и это не наши «разведданные», а слова самой Инны.
У нас нет оснований сомневаться в чистоте побуждений новой семьи Максима. Однако мы твердо знаем: даже самая благородная цель не может оправдывать негодных, морально нечистых и к тому же незаконных средств. Правовой нигилизм слишком дорого обошелся и продолжает обходиться российскому обществу и государству.
Мы полюбили Максимку. Не только потому, что это искалеченный ребенок, которого все безумно жалели, а ведь жалеть – это и есть любить. Дело еще и в нем самом. Этот мальчишка настолько приветлив, он так радуется знакомым и незнакомым, он так готов бесконечно играть, общаться, улыбаться – диву даешься, когда вспоминаешь, что по обстоятельствам первых двух лет жизни ему бы впору быть, наоборот, угрюмым, подозрительным, боязливым. И я помню: примерно таким он и был, когда я впервые увидел его в Пушкине, в Институте имени Турнера, после первой операции. Но от встречи к встрече Максимка менялся прямо на глазах, он становился открытым, искренним, добрым и ласковым.
Это – заслуга в первую очередь его няни Натальи Иннокентьевны Шкурупий.
И мы не можем не вспомнить, что с определенного момента против нее велась самая настоящая травля. Ее подозревали в корысти и нечистоплотности, в грубости и жестокости, упрекали в невежестве, «раскрытии информации» и так далее. От подозрений и упреков дело доходило до злобной клеветы и угроз.
Старт этой кампании в свое время дала Инна.
Тем не менее, расстались они тепло. «Она попросила прощения», – сказала мне отходчивая няня. Вот и хорошо.
Но на следующий же день одна из участниц дискуссии на интернет-форуме передала слова из письма Инны о том, что привезенный ею домой Максим, дескать, «запуганный зверек, не знавший ласки».
Я от всей души надеюсь, что Инна не говорила и не писала этих слов. Они ужасны даже не тем, что пошлы и безвкусны, как бывают пошлы и безвкусны дешевые штампы. А прежде всего тем, что это – ложь. Ложь, перечеркивающая полугодовые старания Натальи Шкурупий, профессоров Алексея Баиндурашвили и Игоря Шведовченко, врачей и медсестер, волонтеров, которые своей заботой и искренней любовью воспитали Максима не как «запуганного зверька», а как ласкового, доверчивого, открытого ребенка.
Будь счастлив, Максимка! Будь здоров!
И вы, наши читатели, будьте счастливы.
И будьте здоровы.
Максимка Абрамов: день за днем
Хроники Русфонда
Рубрику ведет Виктор Костюковский
Наши читатели, как и миллионы телезрителей Первого канала, знают о благовещенском малыше Максиме Абрамове, который в полтора года по вине непутевой матери обгорел и остался без ног. На помощь малышу рвутся прийти тысячи людей. Сбором средств для Максимки сейчас призывают заниматься благовещенские фонды, группы в социальных сетях и волонтеры.
Многие наши читатели просят и Русфонд открыть Максимкин счет.
Вот наша позиция: пока все лечение мальчика с момента поступления его в областную больницу и по сегодняшний день, кто бы и что бы ни говорил, идет за счет государства. И будет идти дальше за госсчет. И протезирование тоже, оно – часть лечения.
В будущем возможна ситуация, когда дополнительные деньги, не предусмотренные государственным бюджетом, Максимке понадобятся. Вот в этом случае Русфонд, как уже было обещано читателю («Обратные связи», Виктор Костюковский), придет на помощь.
А пока мы считаем своим долгом информировать читателей о жизни и судьбе, о лечении и развитии мальчика. Для этого мы заводим специальный Максимкин раздел. Читайте, задавайте вопросы, шлите предложения – ответим!
9.01.2012
Трудные шаги
Максим с няней снова в санатории, вернее, в реабилитационном центре «Детские Дюны» под Петербургом. На этот раз их поселили не в обычную палату, а в одну из комнат трехкомнатной квартиры с кухней и другими удобствами. Это и в самом деле удобно.
Наталья Иннокентьевна, по правде говоря, давно уж рвется домой, в Благовещенск. Но врачи неумолимы: начать ходить на протезах Максим должен в Петербурге. Сколько времени это займет, сказать трудно. Процесс оказался не таким простым, как мы с вами представляли.
Няня надевает Максиму протезы. А он – в горький плач! И как же его не понять: во-первых, небольшая ссадина на культяшке не вполне зажила, и ему если даже и не очень больно, то уж по крайней мере дискомфортно. Ходит он только с поддержкой, но стоять на месте уже может и сам. Однако не сказать, что это ему так уж нравится. Логика малыша понятна: зачем, мол, мне эти мучения, когда я так хорошо, так быстро умею передвигаться на руках и попке!
Вы спросите: а как же он такой радостный снимался в сюжете передачи «Пусть говорят», показанной 30 декабря? Знаете, мне, да еще и с «группой поддержки» (в тот день по случайности вместе с двумя сотрудниками Русфонда к Максиму приехали еще и два волонтера, замечательные женщины, постоянно навещающие его), не составило бы большого труда расшевелить, отвлечь малыша, чтобы он «для кадра» рассмеялся. Мы не сочли нужным этого делать. Лучше вам, наши читатели, знать правду: к протезам ему еще привыкать и привыкать! И лучше это делать под присмотром врачей и мастеров-протезистов. Вот почему не следует торопиться в Благовещенск.
И все-таки, согласитесь, даже невеселый Максим, стоящий без поддержки на своих первых протезах, картина не только грустная, но и внушающая надежду!
Все мы опять понавезли подарков, игрушек. А одна из волонтеров, Татьяна, привезла еще и несколько пакетов, которые такие же добрые женщины, передавая друг другу, со всего света с оказиями пересылали в Петербург.
Максим мгновенно (уж точно раньше нас) научился управлять электрическим экскаватором-погрузчиком. Но вне конкуренции оказался огромный серебристый внедорожник, присланный из… Египта.
Парень замечательно смышленый! Через пять минут подсказок он точно показывал нам где желтая, а где белая или красная машинки, где у них фары, колеса… Но он по-прежнему почти не говорит, хотя понимает, как иногда кажется, все. И это заставляет думать, что ноги ногами (в смысле протезы протезами), но не меньше, а может быть, даже больше и прежде ног надо заниматься головой и душой искалеченного ребенка. Делать это лучшим образом можно только в семье. Но вопрос с опекой или усыновлением Максима затягивается.
Проблемы устройства Максима в семью коснулась и та самая передача «Пусть говорят», показанная перед Новым годом. Но настолько своеобразно, что дала старт новой волне подозрений в интернете. Причем подозрений, на мой взгляд, обоснованных. Если кто-то не видел, объясню.
Андрей Малахов сказал, что семей, желающих усыновить Максима «огромное количество». Наталья Иннокентьевна это подтвердила (хотя ни тот, ни другая просто не могут знать этого наверняка) и добавила: «Но дело в том, что у него лежат уже деньги на счету, и там не один миллион. Звонят мне и спрашивают: а если мы Максимку усыновим, как нам эти деньги забрать?». Ответом было дружное возмущенное «Ах!» массовки.
Наталья Иннокентьевна сказала почти правду. Она и раньше говорила мне, что однажды звонила какая-то дама и выспрашивала, сможет ли она забрать из фондов деньги, если оформит опекунство. Но «почти правда», как водится, обернулась неправдой. То ли благодаря монтажу, то ли еще как-то, но получилось так, будто «огромное количество» потенциальных опекунов и усыновителей звонит почему-то именно няне (!) и интересуется только собранными миллионами.
Очевидно, такова была логика сценария. Следуя ей, Малахов спросил няню, не хочет ли она сама усыновить Максима. Актриса Ирина Мирошниченко эмоционально воскликнула: «Это было бы идеально!» Няня ответила, что ей еще в Благовещенске, в органах соцзащиты, сказали: «Мы тебе не дадим». Возмущенная массовка, похоже, не услышала главного, что тут же честно отметила Наталья Иннокентьевна: «Потому что я одна, неполная семья у меня».
Именно это я называю главным, потому что таково требование закона: семья опекуна и усыновителя должна быть полной.
Наверное, за гулом массовки этого не услышала или не поняла та же Ирина Мирошниченко, предложившая: «Ну, а если мы попросим?..» И член Совета Федерации от Амурской области Амир Галлямов тут же пообещал няне: «Мы с вами после передачи договоримся, и я возьму эту ситуацию на контроль, я вам обещаю».
Вы заметили? Сенатор вроде бы не сказал, что именно он обещает и как намерен взять «ситуацию на контроль». Но это уже не его заслуга, а результат монтажа. На самом деле в студии член Совета Федерации недвусмысленно пообещал вмешаться и добиться разрешения на усыновление няней Максима. То есть напрямую посодействовать нарушению закона.
Именно это вызвало настоящую бурю на форумах и в социальных сетях. В ход пошли прежде всего разговоры о возрасте няни. Между прочим, закон не устанавливает верхней планки, однако разница в возрасте в полвека с гаком вызывает тревогу большинства комментаторов, и мы не можем этой тревоги не разделять. Но все же самое большое возмущение вызывает именно вот это нескрываемое, открытое пренебрежение законом со стороны законодателя.
Наши читатели, наверное, давно поняли, что Русфонд с большим уважением относиться к няне Максима Наталье Иннокентьевне Шкурупий. И это отношение остается прежним.
Но мы верим в то, что законодательство России в случае с устройством судьбы Максима Абрамова нарушено не будет. Даже под влиянием, давлением или прочим «контролем» миллиардера и члена верхней палаты парламента.
Или не «даже», а тем более.
Мы будем следить за развитием событий.
Будьте здоровы!
24.12.2011
Операция «С новым годом!»
На этот раз угодил прямо на новогодний праздник. В холле 1-го детского отделения Центра им. Альбрехта было все, что полагается: елка, Дед Мороз, Снегурочка, стихи-песни-пляски, шум и смех, нарядно одетые ребятишки.Кто как: кто в коляске, кто в кресле, кто и лежа на каталке, кто на своих двоих или на своей одной, да с костылем… Человек неподготовленный, наверное, мог бы расплакаться. Ну, вы же понимаете, это все-таки центр протезирования. Но неподготовленных здесь не оказалось, и потому всем было весело.
Наш Максимка восседал в коляске и мимикой, жестами принимал самое активное участие в празднестве. Заметив меня, помахал рукой и послал воздушный поцелуй.
Однако и праздника должно быть в меру. Максимка начал зевать, а тут как раз раздали подарки и елочка зажглась. Мы поехали в палату осваивать русфондовские подарки.
Персональная золотистая мини-елочка заинтересовала Максима чисто эстетически и ненадолго. Он ее рассмотрел и деловито кивнул: мол, нормально, пойдет. Красная варежка выглядела куда интересней. Наш с вами сообразительный ребенок тут же нашел на ней замок-молнию, расстегнул, залез внутрь рукой. Нащупав конфеты, разулыбался. А потом поступил самым рациональным образом: вытряс из варежки все содержимое на кровать...
Однако не все у Максимки в таком уж полном порядке. Протезики еще подгонять и подгонять, а у него пока не вполне приспособилась к гильзе одна из культяшек. Пока она заживает, врачи просили повременить с тренировками, так что мне снова не пришлось увидеть, как он ходит. Да ладно, еще насмотримся.
До сих пор нет полной ясности, но, скорее всего, Максим с Натальей Иннокентьевной вот-вот снова поедут в какой-то санаторий.
Мой прошлый секрет оказался, что называется, секретом Полишинеля: уже все причастные к Максимкиной судьбе знают, что в конце года на 1 канале будет программа «Пусть говорят», и в ней новый сюжет о Максиме. Самого мальчика врачи на съемки в Москву не пустили (и правильно сделали!), но съемочная группа побывала у него в Центре им. Альбрехта, так что мы с вами на днях все же увидим Максима на протезах. А на съемки в студию ездила Наталья Иннокентьевна. Что и как там было, я не расспрашивал – зачем, все сами посмотрим.Но после этих съемок возникла одна тема, которой нужно коснуться. Снова пошли слухи, что-де лечение и протезирование Максима оплачивает некий «спонсор», «таинственный благодетель», и эти усилия подозрительного незнакомца некоторые связывают с грядущей процедурой усыновления Максима.
Насчет усыновления по-прежнему ничего не знаю. Кроме того, что оно не будет иметь никакого отношения к спонсору. Потому что никакого спонсора нет в природе. А есть питерский бизнесмен, который не желает себя называть и который вот уже лет шесть помогает ожоговым ребятишкам Петербурга. И, разумеется, делает все это в тесном контакте с профессором Баиндурашвили. Потому что Алексей Георгиевич не только директор Института им. Турнера, но еще и главный внештатный детский травматолог-ортопед Комитета по здравоохранению Петербурга. Так что все здешние ожоговые дети – это в каком-то смысле его подопечные.
Так вот, когда уже в Центре им. Альбрехта начался процесс создания протезов, срочно понадобилось приобрести некую деталь. Ее можно было бы купить и за государственный счет: тендер, размещение, объявление, закупка… В общем, на это ушло бы месяца два. И тогда по просьбе профессоров Баиндурашвили и Шведовченко «таинственный» бизнесмен оплатил эту деталь. Вот и вся история. Так что скажем этому человеку большое спасибо – за Максимку и за многих других, кому он помог и помогает.
Ну, с наступающим! Мы обязательно встретимся с Максимом Абрамовым в новом году.
Будьте здоровы!
13.12.2011
«Вот-вот пойдет!»
Почти неделю Максим провел в Центре протезирования. Впрочем, давайте назовем это учреждение точно и полно: «Санкт-Петербургский научно-практический центр медико-социальной экспертизы, протезирования и реабилитации инвалидов им. Г.А. Альбрехта Федерального медико-биологического агентства России».
Максим сейчас на первом этапе сложнейшего процесса, который будет у него продолжаться долгие годы. Это протезирование. Потом, когда по мере роста ему будут менять протезы, это тоже будет не так просто и стремительно, на каждом этапе есть свои сложности. Однако сейчас их больше всего, потому что все – впервые.
Директор центра профессор Игорь Шведовченко рассказал:
– Работа с Максимом в нашем центре началась со снятия гипсовых слепков тех частей ног, которые у мальчика остались и которые мы подготовили к протезированию.
Вы уже сообщали читателям Русфонда об этих операциях по формированию культей, мы проводили их в Институте имени Турнера. Это были очень объемные, сложные, действительно высокотехнологичные операции. И очень ответственные. Они проведены успешно, и это стало хорошей основой для всего, что мы делаем сейчас и что еще предстоит делать.
А делаем мы вот что. Наши мастера готовят для Максима протезы, которые мы называем лечебно-тренировочными. Уже готовы те их части, которые на нашем профессиональном языке называются приемными гильзами. Они делаются по слепку из высококачественного полимерного материала. Внутри гильз – силиконовые прокладки, так называемые лайнеры. Именно они в контакте с ногами, вернее, с культями пациента. И они играют не только смягчающую, амортизирующую роль, но еще и лечебную. Сейчас мальчик привыкает к гильзам, учится передвигаться в них. Следующим этапом будет обучение ходьбе уже на протезах. Они сейчас в работе.
Няня Наталья Иннокентьевна мне рассказала, что в гильзах, которые Максим носит несколько часов в день, ему в самом деле очень удобно.
– Он так носится в них, я просто удивляюсь! – говорит няня. – Ходит уже, понимаете? Конечно с поддержкой, в ходунках. Но уже понятно, что вот-вот пойдет!
Мне не повезло увидеть эти Максимкины упражнения. Я пришел в отделение рано утром, перед самым завтраком. Впрочем, очень скоро все вы увидите, как Максимка начинает ходить. Заинтриговал? Что ж, этого и добивался, а подробностей пока не ждите. Подробности пока – профессиональная тайна, причем не моя.
Наших читателей, конечно, интересуют ответы на конкретные вопросы: что, где, когда, сколько? Как в той уже почти позабытой рекламе: «Сколько вешать в граммах?!».
Не ждите этих ответов. Ни от нас, ни от врачей. То есть специалисты центра, конечно, работают по планам и графикам, но в таком деле любые планы и графики могут вдруг идти куда подальше, если речь идет о качестве процесса, о здоровье и удобстве нашего Максимки.
Будьте здоровы!
29.11.2011
Абракадабра
Вчера Максимке сделали последнюю перевязку. Вернее, так: сняли повязку, а новая уже не нужна. Это значит, все заживает, почти уже зажило, и вот-вот можно будет переводить мальчика в Центр протезирования. Но сначала еще одно обследование, сегодня взяли на анализ кровь, мочу…
Немного о том, что волнует многих наших читателей: как Максим говорит, вообще – говорит ли? За всем этим беспокойством иногда скрыто, а иногда и явно встает вопрос: не отстает ли он в интеллектуальном развитии?
Я уже писал, что сегодняшняя его речь лично мне понятна только отчасти. А вот Наталья Иннокентьевна понимает практически все.
– Он пока говорит на своем языке, но я эту его абракадабру понимаю. Стараюсь поправлять, чтобы говорил правильно, но он иногда упрямится, иногда ленится. А я тоже хитрю: делаю вид, что не понимаю, о чем он просит, так он быстро нужное слово находит! А так, если все его желания угадывать, ему и говорить не надо, зачем силы тратить? Зато любит подражать разным звукам. Я тут ему мультиков накупила – сборники «Спокойной ночи, малыши». Смотрит внимательно! Там кто-нибудь чихнет – и он чихает, там кряхтят – и он кряхтит. Да так похоже, что и не отличишь, где мультик, а где Максимка его «озвучивает».
Известно, что мальчишки начинают говорить в основном позже девчонок. Медики и психологи объясняют это разницей темпераментов. Вроде если мальчишка играет с машинками (это как раз Максимкин пример), зачем ему слова: тут важно рычать, шуметь, бибикать и так далее. Не говоря уж о таких игрушках, как пистолеты-автоматы и прочие барабаны. А вот девочка тихонько возится с куклами – так как же с ними, по маминому примеру, не побеседовать! Специально почитал статьи такого рода: мальчики часто начинают связно и понятно говорить только к трем, а некоторые и к трем с половиной годам. Максимке сейчас два года три месяца, и нас волнует: не отстает ли он в развитии?
Я напрямую спросил об этом Алексея Георгиевича Баиндурашвили. Профессор «порадовал»:
– Конечно, отстает!
Но, увидев мою реакцию, улыбнулся и объяснил:
– Ну, вы сами-то подумайте: ребенок жил с мамой-алкоголичкой, потом случилось это несчастье, он провел столько месяцев в больницах. В то время, когда другие дети уже получают развитие, он получал главным образом питание и лечение. Так что это понятное отставание, оно практически неизбежно. Но – временно и преодолимо. Вы же видите – мальчик сообразительный, веселый, с хорошей реакцией, даже где-то с юмором – да он все наверстает!
Вроде можно не волноваться. А мы все равно волнуемся. И правильно делаем. Да что там, иначе ведь просто не можем.
Ну что ж, давайте волноваться дальше.
Будьте здоровы!
15.11.2011
Временно-постоянно
– Что дальше, Алексей Георгиевич?
Директор Института им. Турнера профессор Алексей Баиндурашвили, выслушав мой вопрос, посмотрел в окно, кивнул каким-то своим мыслям, неожиданно, будто о чем-то вспомнив, извинился и вышел из кабинета. Через несколько минут появился довольный, с затейливой игрушкой в руках: яркая желтая лошадь с клоуном-всадником. Мы отыскали выключатель, запустили устройство и, два серьезных взрослых мужика, с удовольствием смотрели, как лошадь трясет головой, и слушали, как она заливисто ржет.
– Пойдемте, – предложил профессор, – там, у Максимки, и поговорим. Я у него сегодня еще не был.
Отметив эту фразу, я потом спросил Максимкину няню: неужели директор приходит каждый день? «Да нет, что вы! – ответила Наталья Иннокентьевна, – он же в командировках все-таки бывает. А когда на месте, ну да… наверное, каждый день».
Максим спал. Алексей Георгиевич кивнул на мой диктофон: мол, включай. И тихо, полушепотом стал рассказывать.
– Культяшки ребенку сформировали. Сейчас все окончательно заживет, и мы временно переведем его в другой институт, в Центр протезирования имени Альбрехта. Там его будет патронировать директор, профессор Игорь Владимирович Шведовченко. Мы вместе с ним выполняли операции по формированию культей. Там мальчику будут делать протезы. Временные, тренировочные. Они нужны только для того, чтобы поставить его на ноги или, как мы говорим, вертикализировать. Максимка завозился в кроватке, Алексей Георгиевич минутку переждал, потом продолжил:
– А когда он уже сможет стоять, будем думать о других протезах – временных-постоянных, я бы так их назвал. Потому что пока он растет, у него все протезы будет временными. И вот уже на этих временных-постоянных ему надо будет учиться слегка передвигаться.
Мы снова помолчали. Я вспоминал, как дети учатся ходить, и думал о том, какая сложная Максиму предстоит задача. И о том, что в Благовещенск ему возвращаться (чего почему-то с нетерпением ждут одни и с паническим беспокойством другие его земляки) если и придется, то не скоро.
Во всяком случае, не так скоро, как можно понять из публикации в одной благовещенской газете. Весьма близко к тексту изложив нашу публикацию трехнедельной давности (безо всяких там ссылок и прочих заморочек), газета вносит свой штрих: «Как только малыш пройдет курс реабилитации в питерской клинике, он вернется обратно в Благовещенск. Скорее всего, Максиму придется некоторое время провести в доме ребенка или в отдельной палате областной больницы, и будет он там до усыновления».
– Ну, а потом, – заключил Алексей Георгиевич, – посмотрим на его состояние и, скорее всего, опять отправим в санаторий, чтобы еще окреп. Может быть, это снова будут «Детские дюны». Но не будем загадывать.
Алексей Георгиевич попросил нас позвонить ему на мобильный, когда Максим проснется:
– Я буду в этом же корпусе, у меня здесь есть дела.
Немного зная профессора, я представлял, как проходит его внеплановый обход корпуса: по пути раздает детям, медсестрам и нянечкам конфеты, а то вдруг жестом волшебника вынет откуда-то из глубин стерильного халата гроздь винограда…
Ждали недолго. Наталья Иннокентьевна едва успела рассказать о процедурах, перевязках, физиолечении. О том, что еще в санатории она приучила Максимку к горшку, и теперь он просится, если уж приспичит, даже ночью, о памперсах успели забыть.
Максимка проснулся, Наталья Иннокентьевна позвонила профессору, и…
Ну, остальное вы видите на снимках.
Будьте здоровы!
1.11.2011
Третьей операции не будет
Вчера Максима перевели из реанимации в отделение
Рассказывает Наталья Иннокентьевна Шкурупий:
– В этот раз Максимка перенес операцию гораздо лучше, чем первую. И заживает все быстрее. Мне кажется, это потому, что он так хорошо отдохнул в санатории. Отдохнул, вес набрал, настроение хорошее.
Мы получаем письма, где читатели расспрашивают о Максиме. В основном мы стараемся отвечать на вопросы прямо в этой рубрике. Но вот автор одного из писем, Ирина, обратила наше внимание: в сюжете по «Пятому каналу» профессор Алексей Баиндурашвили говорил, что Максиму предстоят три операции: две по формированию культей и одна по устранению ожоговых рубцов в промежности. Отвечаем: вы правы, Ирина, но всю необходимую пластику хирурги сделали во время этой второй операции. Так что третьей уже не потребуется.
И это хорошо, лишний наркоз никому не нужен.
И еще одно важное замечание.
26 октября наш фонд получил перевод на 100 рублей от Э.П. (имя, фамилия и адрес есть в фонде) с примечанием: «Пожертвование на лечение и протезирование Абрамова Максима Викторовича».
Еще раз уточняем: Русфонд не ведет никаких сборов на Максима Абрамова. Мы не считаем нужным, а потому и возможным делать эти сборы, пока лечение и протезирование идет за государственный счет. Как мы уже не раз писали, Русфонд попросит помощи читателей, только тогда, когда она действительно понадобится Максимке.
Мы ответили Э.П., предложили ей адресовать отправленные деньги на лечение другого ребенка, она может выбрать любого на нашем сайте. Если не выберет, пошлем перевод ей обратно.
Ответа пока нет.
Итак, еще раз: Русфонд по просьбам читателей осуществляет только информационную поддержку Максима Абрамова.
Будьте здоровы!
25.10.2011
Посидим и на «кульях»!
Вчера, в понедельник 24 октября, прошла вторая операция, она длилась пять с половиной часов. Ее, как и первую, провели директор Института им. Турнера профессор Алексей Баиндурашвили и директор Центра протезирования им. Альбрехта профессор Игорь Шведовченко. На этот раз хирурги занимались формированием правой культи. Звучит простенько, а на самом деле это сложнейшая микрохирургическая операция, залог успеха будущей постановки мальчика на протезы.
Алексей Баиндурашвили сегодня сказал нам, что операция прошла так, как и планировалось, никаких неожиданностей в ее ходе не было. Сейчас Максим в реанимации, состояние нормальное, температуры нет.
Удалось созвониться и с няней Натальей Иннокентьевной. Она считает, что Максим перенес операцию и первый послеоперационный день даже лучше, чем это было в прошлый раз. Ему не так больно, он не плачет, настроение хорошее и аппетит отменный.
Мы были у Максимки накануне операции, в воскресенье. Максим продолжал удивлять. Время от времени этот парень дает понять, что он не просто все на свете понимает – он может и говорить, но не делает этого, так сказать, без особой нужды. Помалкивает-помалкивает, и вдруг говорит няне:
– Дай сыр.
Мы, поразившись, переспрашиваем:
– Что дать?
Он хитро прищуривается и четко повторяет:
– Сыр.
У Максима очень сильные руки. Опираясь на них, он довольно резво перемещается с кровати на стул, со стула на кровать. Очень точно держит равновесие, это самый настоящий гимнастический трюк: встает на руки и держит тело горизонтально. Причем заметно, что ему это не составляет большого труда и даже особого напряжения. Когда Наталья Иннокентьевны отодвинула стул от кровати, потребовал:
– Кул!
– Не кул, а стул, – поправила его няня. – Скажи: стул.
Трудно передать выражение лица, с каким он посмотрел на нее. Знаете, будто предупреждает: сейчас буду вредничать! И еще четче, чем раньше, с каким-то даже вызовом, произносит:
– Кул!
Ну и ладно. Нам – стул, а ему – кул. Никто не возражает. Посидим и на «кульях», правда?
Будьте здоровы!
18.10.2011
Операции и провокации
Максим с Натальей Иннокентьевной снова в Институте им. Турнера (Санкт-Петербург). Вчера мы разговаривали с директором института Алексеем Баиндурашвили.
– Сейчас мы обследуем Максима, и в самое ближайшее время будет проведена вторая операция, – сказал он.
Мы не стали задавать уточняющих вопросов, зная Алексея Георгиевича: он, как и многие хирурги, человек суеверный. Прогнозов давать не любит, даже и по дате операции. Но «в самое ближайшее время», знаем по опыту, это, скорее всего, может означать, что на нынешней неделе.
Был и еще вопрос, не задать которого мы не могли.
– На одном из форумов и в социальных сетях в интернете идет жаркое обсуждение, какую именно инвалидную коляску покупать для Максима. Собирают деньги. Говорят об электромоторе, о сервоуправлении… А вы как считаете, какая именно коляска нужна?
– Вот тебе и раз! Я ведь еще в первую встречу с вами по поводу Максима сказал, что мы будем готовить его к вертикализации. То есть ставить его на протезы – сначала на лечебные, временные, а затем уже… ну, постоянными их не назовешь, они тоже временные, но уже такие, на которых он будет учиться ходить. Вот и подумайте: как ему поможет в этом кресло или коляска?
– Для кого же они выпускаются? Я имею в виду детские?
– Прежде всего, для так называемых спинальных больных, которых ни на ноги, ни на протезы уже не поставишь. Максим, к счастью, не такой больной. Я думаю, что обсуждаемое средство передвижения может только повредить постановке мальчика на протезы. Сервоуправление… Кто-нибудь задумывался, как такой коляской будет управлять двухлетний ребенок?
Мы совсем не хотим ограничивать инициативы добрых людей, вынашивающих относительно Максима какие-то планы, обсуждающих его проблемы исходя из собственного знания и понимания. Просто просим прислушаться к мнению опытного врача, доктора медицинских наук, профессора, одного из лучших в стране детских травматологов-ортопедов.
А в интернете в последние дни жарко обсуждается и другая тема. 13 октября газета «Амурская правда» (АП) опубликовала весьма странный текст, получивший распространение и в сети.
Прежде всего, в нем много лжи. Например: «Как вспоминает няня Максима Наталья Шкурупий, дни, проведенные в «Детских дюнах», стали настоящим паломничеством к Максиму всех неравнодушных россиян. Люди ехали сюда со всей страны. Некоторые забирали мальчика на прогулки, катали его в машине, задаривали подарками. Администрации учреждения даже приходилось ограничивать доступ к отдыхающему ребенку. Это мешало его реабилитации. Те же самые меры предосторожности принимало и руководство НИИ имени Турнера. Его специалисты жаловались АП, что сердобольные граждане и волонтеры заваливают игрушками все здание и мешают работать».
Мы спросили Наталью Иннокентьевну, так ли было на самом деле. Она возмутилась:
– Во-первых, я никому ничего такого не «вспоминала»! За все время, проведенное в Дюнах, к нам приезжали трое: вот вы и еще две женщины, Лена и Маша. «Со всей страны»… Кто же это так обманывает моих земляков? И какие ограничения?! Вы же сами видели, что в санаторий можно пройти безо всяких разрешений, это в Институте имени Турнера в самом деле пропускной режим, и к нам ходили только с разрешения директора или моего.
Интересно было бы знать, кто именно из специалистов института жаловался «Амурской правде» (!) на сердобольных граждан. Газета не подскажет?
Игрушками «все здание» никто не заваливал. Во-первых, зданий в этом институте много. Во-вторых, игрушки в самом деле приносили (в том числе и мы, как же можно в больному ребенку и без игрушки?), но их было не так уж много, а «излишки» Наталья Иннокентьевна тут же переправляла в игровые комнаты.
Более чем странную позицию занимает, судя по публикации, человек, который призван дирижировать всенародной помощью Максиму. Продолжаем цитировать газету:
«— Сложившаяся ситуация наносит вред самому Максимке, — считает член Общественной палаты Амурской области и по совместительству координатор проекта помощи искалеченному ребенку Андрей Есипенко. — Во-первых, перед ним каждый день мелькают незнакомые и чужие ему лица. Во-вторых, его до такой степени залюбили, что после такого общения ребенка придется долго возвращать к нормальной жизни, опускать с небес на землю и доказывать, что он обычный, полноценный человек. Сейчас у Максима формируется характер, а он в это время клянчит подарки, не бережет то, что есть, вредничает и балуется».
Интересно, из каких источников черпает член палаты такие наблюдения, из которых вдобавок делает столь глубокомысленные выводы? В Петербурге он за все это время замечен не был. Хотя, коль уж назначен «координировать», мог бы и заскочить на денек-другой. Далековато? Ну, ведь смог прибыть в Москву на эфир «Пусть говорят», где, прямо скажем, опозорился, потому что не смог ответить ни на один конкретный вопрос.
Говорим как свидетели: Максим не клянчит подарков! А если он «вредничает и балуется» (слова-то какие!) то ровно в той степени, в какой это делают все маленькие дети. А «залюбить» двухлетнего ребенка, как считали и считают многие выдающиеся педагоги и психологи можно только с пользой для него!
Очень хочется попросить координатора Есипенко: пожалуйста, Андрей Владимирович, не возвращайте Максима «к нормальной жизни», не опускайте его «с небес на землю»! Один бог знает, что вы под всем этим имеете в виду…
Впрочем, позиция координатора для участников форумов и пользователей социальных сетей – не новость. Он еще 15 июля в своем блоге строжился насчет информации «из различных НЕОФИЦИАЛЬНЫХ ИСТОЧНИКОВ, (в том числе от его сиделки и от «неравнодушных людей»), требовал «ПРЕКРАЩЕНИЯ МУССИРОВАНИЯ СЛУХОВ И ДОМЫСЛОВ… НА ФОРУМАХ И В СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЯХ» и грозил Наталье Иннокентьевне карами: «После дальнейшего появления любой неофициальной информации из института нами будут расторгнуты взаимоотношения с Натальей Иннокентьевной и инициировано ее возвращение. С самого начала не было обоснованности ее пребывания в лечебнице, и отправилась она только по нашему настоянию».
Кстати, если кто не знает, тексты прописными (большими) буквами – это в интернете дурной тон. Считается, прописными буквами человек не говорит, а кричит. Или даже орет.
Что делает с человеком даже такое небольшое положение, как членство в областной общественной палате, даже такая невеликая и к тому же странная функция, как «координатор»! Работу няни оплачивает благотворительный фонд «Мамонтенок», а деньги в нем – как раз от тех, кто «муссирует слухи и домыслы». И вдруг это начальственно-чиновничье «нами будут расторгнуты»!..
Ну, и финальный аккорд публикации-провокации в «Амурской правде»:
«На днях малыш вернулся обратно в детскую ортопедическую клинику. Он сдает анализы и готовится к еще одной операции — на другой культе. По предварительным данным, операция будет проведена в конце месяца. И, возможно, спустя две недели после хирургического вмешательства Максим Абрамов вернется в Благовещенск. Где он будет жить, определят органы опеки, но, скорее всего, по прогнозам специалистов, он попадет в дом ребенка».
Вот эти «прогнозы специалистов», наряду с психологизмами «координатора», вызвали шквал возмущения и теперь уже действительно домыслов. В ход пошли версии самых злобных и кощунственных заговоров: мол, Максимку специально хотят определить в дом ребенка, а там погубить, и все это – чтобы «распилить» собранные на его лечение деньги!
А что, какая «координация», такой и отклик…
Нам кажется, что беспокоиться рано. Нам представляется, что как бы и кто бы ни старался, «приватизировать» малыша нельзя, что его судьба будет определена в соответствии с российскими законами. А если кто-то будет пытаться определить ее иначе – мы с вами на страже. Да, мы именно с вами, «муссирующими» и «домышляющими». Может быть, в Благовещенске еще не все поняли: это ведь и есть – гражданское общество.
Ну, конечно, наряду с общественными палатами…
Будьте здоровы!
7.10.2011
Нет новостей? Множество!
В жизни Максима сейчас практически ничего нового. Он с Натальей Иннокентьевной по-прежнему в Детских дюнах, где продолжаются рутинные процедуры и консультации. Директор Детского ортопедического института им. Турнера Алексей Баиндурашвили сказал нам, что буквально на днях Максим вернется в институт, где после обследования начнется подготовка к следующей операции.
В то же время в жизни Максима каждый день множество новостей! Он смотрит новые мультики, слушает новые книжки. И впитывает разноцветную осеннюю красоту Карельского перешейка. Наверное, в его родном Приамурье осень не хуже, но он-то мог ее видеть только год назад и вряд ли помнит.
Еще новости такие. Евгения Зильберберг, организовавшая благотворительный концерт в Нью-Йорке, прислала нам ссылку на фрагмент этого концерта, ее собственное выступление. Посмотрите, послушайте.
Одна из самых обсуждаемых тем на всевозможных форумах в интернете, а также в письмах наших читателей – решение будущей судьбы Максима. То есть усыновление.
Чего только нет в этих высказываниях и письмах!
Одни полагают, что дело не обойдется без взяток, и, значит, Максим будет отдан «тому, кто больше даст». Другие обуреваемы неуместным патриотизмом: не отдавать за рубеж! Там с русскими детьми обращаются плохо! Это навеяно несколькими историями, ставшими в последнее время известными на весь мир. О том, как с русскими детьми обращаются в России, известно гораздо меньше. Но все-таки известно, хотя бы и на примере того же Максима.
Патриотизм третьих географически ограничен рамками Приамурья. Многие обратили внимание на фразу, брошенную на одном из форумов: «Ведь это наш ребенок, Амурский. И жить он будет у нас». Не претендуя ни на какие сравнения, замечу: может быть, Михаилу Васильевичу Ломоносову надо было оставаться в Архангельской губернии? Ведь он был «ребенок холмогорский»…
Да, но почему такие сомнения в том, что должно быть и по идее может быть решено только законным путем? Скорее всего, потому, что закон в этой ситуации оказался на какое-то время нарушен.
Дело в том, что согласно статье 122 Семейного кодекса РФ, Максима Абрамова давно следовало внести в региональный и федеральный банки данных о детях, оставшихся без попечения родителей. Однако с момента лишения матери родительских прав прошло уже три месяца, а еще 5 октября его в этих банках не было. И только 6 октября он появился в федеральном банке данных. Наверное, именно это и вызвало целую волну конспирологических слухов и предположений.
А может быть, и не только это. Многочисленные примеры злоупотреблений чиновников при установлении опеки и усыновлении время от времени всплывают на поверхность и неизбежно рождают настороженное, подозрительное отношение людей.
Русфонд будет следить и за этой стороной судьбы Максима.
Будьте здоровы!
12.09.2011
Море, сосны, песок
Максим с няней Натальей Иннокентьевной сейчас в одной из лучших детских здравниц России – реабилитационном центре «Детские Дюны».
Они вышли мне навстречу, Максим сразу узнал, засмеялся, замахал руками.
– Мы на физкультуру собирались, – сказала Наталья Иннокентьевна, – но я сейчас пойду, договорюсь на другое время. Погода хорошая, может быть, на залив сходим?
Пока они ходила, мы ждали ее в палате. Я упрашивал Максима сказать слово «дядя», он в ответ только мычал.
– Да ну тебя, – говорю, – все мычишь да мычишь…
И отвернулся. Вдруг он за моей спиной негромко и абсолютно чисто говорит:
– Дя-дя.
Оглянулся – улыбается, ждет моей реакции.
– Ах, вот оно что, хитришь тут со мной!
Смеется, доволен.
Идем на залив. Есть шаблонное выражение: воздух такой, что можно пить. Очень похоже! Просто не надышишься.
Каждый день у них начинается с осмотра врачами. Продолжается разными процедурами, играми, прогулками. Главное сейчас – подготовить Максима к следующим операциям. В общем, все идет по плану, или, как нам говорил директор Института им. Турнера Алексей Баиндурашвили, по разработанному сценарию.
Я уже писал, что Максим стремительно взрослеет. И это не может не отразиться на фотографиях. Очень непростой парень, он о многом совершенно явно задумывается! Внимательно, серьезно смотрит по сторонам, изучает то, что для него незнакомо: море, катер, чайки, дети на роликах, фонтан в парке…
Наталья Иннокентьевна тихо говорит:
– Не знаю, как потом без него буду. Так привыкла, ведь два месяца уже с ним, изо дня в день! Сама бы усыновила, так разве дадут? И возраст, и все такое… Дай ему Бог хороших родителей!
Спасибо, что сохраняете свой интерес к Максиму, мы видим это по посещениям дневника на сайте.
Будьте здоровы!
7.09.2011
Настоящая улыбка
В Швейцарии организована ассоциация волонтеров True Smile Association. Толчком к организации послужила история Максима Абрамова, сейчас именно он в фокусе внимания. Но организаторы намерены и в дальнейшем оказывать помощь попавшим в беду детям в разных странах мира.
В ассоциации – женщины из Франции, Швейцарии, США, Египта, Израиля, Канады, Испании. И, конечно, из России.
Сайт ассоциации еще на доработке, однако его уже можно посетить: http://www.helpmaximum.com/
True Smile в переводе – настоящая улыбка.
5.09.2011
Золотые голоса – для Максима
Позавчера в Нью-Йорке, в помещении Davidzon Radio состоялся благотворительный концерт «Золотые голоса Америки», все средства от продажи билетов запланировано направить в помощь Максиму. Концерт планировался еще в конце августа, но был перенесен из-за урагана.
Концерт организовала певица Евгения Зильберберг (сценическое имя Евгения Геллер). Она исполнила несколько русских романсов.
Кроме нее, выступали замечательные оперные вокалисты Тонна Миллер, Лиса ЛаФлёр, Соня Баттен, Кэти Сорп, Дэниел Хой.
Фото с этого концерта:
Мы связались с Евгенией и задали ей несколько вопросов. Вот ответы.
– Началось с просмотра телепередачи «Пусть говорят». Но передачу эту я смотрела только первые пять минут, до первой фотографии Макса. Потом не хватило сил. Кстати, это была последняя передача Малахова, которую я посмотрела. После этого уже не считаю возможным смотреть разную глупость типа юбилей Димы Маликова или разборки Маши Распутиной с дочерью и бывшим мужем…
Я не могла недели три ни спать, ни есть, ни заниматься своими делами без того, чтобы не думать о Максиме. У меня двое детей – девочке пять лет, мальчику полтора. Каждый раз, укладывая своего малыша спать, я думала о Максиме, начинала плакать.
Мне безумно хотелось что-то предпринять. Всё это время я каждому человеку, которого встречала в магазине, у дочки на летних занятиях и так далее, хотела рассказать об этом горе. Была такая рана на сердце, невыносимо было жить…
Тогда в моём лихорадочном мозгу вызрела идея о концерте. Я позвонила на местное радио здесь, в Бруклине, рассказала об этой истории. Там, естественно, тоже все об этом знают. В общем, заключили с ними договор на рекламу, оплатила зал. Обратилась к своим коллегам – оперным певцам, рассказала историю. Они согласились участвовать. Каждый из них довольно известный певец в США. Они делали это совершенно бесплатно, хотя с их безумными графиками было неимоверно трудно найти время для репетиций.
Потом этот ураган. Мы перенесли концерт на неделю, и вот он состоялся. Хотя из-за этих погодных капризов и переноса было гораздо меньше публики, чем мы ожидали. И денег собрали, к сожалению, немного. Они пока хранятся на счету одной из церквей.
Концерт был замечательный. Мы рассказали про Максима, а многие уже и знали о нём. Я постараюсь как можно скорее выложить концерт на ютюбе, пришлю ссылку [мы обязательно приведем эту ссылку здесь на сайте – Русфонд].
Если честно, это было впервые в моей жизни, когда я что-то для кого-то сделала по-настоящему. С начала июля я занималась организацией, настолько срослась с этим, что теперь не понимаю, что же мне делать дальше. Надеюсь в скором времени снова организовать что-нибудь для Максима…
Моя мечта заключается в том, чтобы у Макса была настоящая семья. И что его будут принимать таким, какой он есть.
Очень хочу с ним познакомиться!
28.08.2011
Он хочет быть как все
Воскресенье. Замечательная погода, ребятишки – пациенты Института имени Турнера – чуть ли не в полном составе гуляют с родителями во дворе. Кто на своих двоих, кто в коляске, кто в кресле, кто на большой каталке, потому что так называемая «конструкция» не дает даже в кресло сесть. Что ж делать, это ортопедическая клиника…
На входе нас остановили охранники: к Максиму Абрамову – только с разрешения директора института, сейчас его нет, значит, с разрешения няни, Натальи Иннокентьевны!
Между прочим, это правильно. Коллективу института вместе с няней уже пришлось пережить несколько и очных, и телефонных нашествий. Понятно, что навестить мальчика приходят хорошие люди – добрые и неравнодушные, но когда их слишком много… И когда они слишком (а бывает, и до грубости) настойчивы…
Сейчас, с течением времени, этот ажиотаж, вызванный в основном памятной телепередачей, спал, люди успокоились, и регулярно приходят только несколько человек. Наталья Иннокентьевна особенно благодарна Ане Зориной, волонтеру регионального общественного движения «Петербургские родители». Она помогает по-настоящему.Няня с Максимкой встречают нас у проходной, и дальше мы идем гулять вместе.
Максим стремительно взрослеет. Это все тот же обаятельный, смешливый малыш, выделывающий уморительные штуки, вроде воздушных поцелуев (со звуком чмокает ладошку и так же шумно сдувает поцелуй). Но время от времени он явно о чем-то задумывается. Ну что ж, потом ему еще предстоит о многом задуматься, глядя на других детей, сравнивая себя с ними. А пока его легко выводит из этих раздумий даже звук проезжающих мимо институтской ограды автомобилей – обожает машины!
Он хочет быть как все – осваивать все углы игровых городков, а их на территории института несколько. Няня ему в этом не только не препятствует, она поощряет эти желания. И поначалу обмираешь от страха, когда она его ставит на сиденье качелей и раскачивает, а он в полном восторге!
– Да никогда не упадет, – успокаивает Наталья Иннокентьевна, – посмотрите, как держится. У него такие ручки сильные, ого-го! И смелый он, ничего не боится. Молодец, мальчику таким и надо быть.
Мы уже писали, что сейчас все для Максима – за счет государства. Поправка: работу няни оплачивает благовещенский фонд «Мамонтенок». А вот в родной больнице, где работала Наталья Иннокентьевна, ее статус сейчас совершенно неопределенный. И своя и вроде как посторонняя. И разобраться с этим статусом ей сейчас не с руки, слишком далеко Благовещенск. Может быть, там разберутся сами?И еще: мы написали «работа няни» – и это правильно, работа. Но для Натальи Иннокентьевны, как легко заметить, она стала не просто работой – самой жизнью.
Максим пока не говорит. Вполне возможно, что следствие педагогической запущенности, мама им не очень-то занималась. С другой стороны, ему ведь только-только два года исполнилось, некоторые вполне благополучные дети начинают говорить и позже.
К тому же, по всему видно, заговорит вот-вот. Качается на качелях, няня спрашивает:
– Ну что, хватит?
Максим вертит головой и вполне осознанно отвечает:
– Не-а!
Согласие выражает междометием «М-гм». В общем, заговорит – не остановишь… Сейчас на интернетовских форумах, где следят за его судьбой, наметилось беспокойство: почему его не везут, как обещали, на курорт? Как водится в таких случаях, мало информации – много догадок.
Мы спросили директора института Алексея Георгиевича Баиндурашвили, он ответил:
– На днях поедет, только все-таки не на Черное море. Мы взвесили все за и против и решили, что ему пока лучше будет рядом с Петербургом, в санатории «Детские дюны». По многим причинам лучше. Главное – что мы рядом, то есть он и там будет под нашим постоянным наблюдением.
Ну что ж, мы можем только подтвердить, что реабилитационный центр «Детские дюны» – действительно замечательное место, одна из лучших детских здравниц России. Любые процедуры и консультации, минеральные воды, лечебные грязи – всего здесь в достатке. О воздухе и говорить нечего – Карельский перешеек, берег Финского залива, сосны, песок…
Мы надеемся посетить Максима и в санатории.
Будьте здоровы!
18.08.2011
День рождения Максимки и кота Леопольда
Сегодня Максимке исполнилось два года.
Мы привезли ему в подарок книжку. Откроешь ее – и она сама начинает рассказывать смешную сказку. Называется книжка тоже хорошо: «День рождения кота Леопольда». Так что день рождения сегодня сразу у двоих в этой палате.
В этот день не было праздничного стола, цветов, кремового торта со свечами и прочего, что бывает у детей в дни рождения. Да и не надо: это все-таки больница. А Максимка все-таки – тяжело больной пациент. Хотя чувствует он себя, по всему видно, очень даже неплохо. И подарками просто завален.
Максимка мало говорит. Похоже, что мама (бывшая) совсем не занималась его развитием. Няня Наталья Иннокентьевна Шкурупий приехала вместе с мальчиком из Благовещенска, она говорит, что он на удивление сообразительный: сходу разобрался с подаренным DVD-плеером, где там и что нажимать. Смотрит мультики запоем.
Скоро они отправятся в Мацесту, в санаторий.
Напоследок непраздничное, о маме (бывшей). 7 июля суд лишил Галину Абрамову родительских прав. 26 июля она осуждена по двум статьям Уголовного кодекса РФ и приговорена к трем годам лишения свободы, с отбыванием наказания в колонии общего режима. Эта несчастная молодая женщина, у которой туберкулез и, по всей вероятности, алкоголизм, два года назад подарила Максимке жизнь, а спустя полтора года чуть не отняла ее. Виновна? Конечно. Но нам кажется, что первое наказание, – лишение судом собственного сына, пострашнее второго. Впрочем, понимает ли она это?
Мы продолжим рассказывать вам о Максимке.
Будьте здоровы!
12.08.2011
Швы сняты под наркозом
Максимка Абрамов лежит в одной из лучших ортопедических клиник Европы – Институте им. Турнера в Пушкине, пригороде Санкт-Петербурга. Сегодня ему под наркозом сняли швы после первой операции.
Объясним: 29 июля мальчику была сделана первая из цикла запланированных операций по формированию левой культи под протезирование. Операцию провели директор Института им. Турнера доктор медицинских наук, профессор Алексей Баиндурашвили, директор Центра протезирования им. Альбрехта доктор медицинских наук, профессор Игорь Шведовченко, заведующий отделением Института им. Турнера доктор медицинских наук Сергей Голяна и аспирант этого же института Владимир Заварухин.Мы подробно поговорили с Алексеем Баиндурашвили (см. видео). Потом врачи разрешили нам пройти в палату, где лежит мальчик.
Максимка уже проснулся после наркоза. Вроде не до веселья. Но когда няня Наталья Иннокентьевна взяла его на руки, а мы вручили русфондовский подарок – игрушечную таксу – он расплылся в улыбке.
Впереди у Максимки отдых и реабилитация в специальном санатории в Мацесте (Сочи, Краснодарский край). Затем хирурги приступят к новым этапам лечения. Разработан целый сценарий этого лечения и протезирования, а также психологической реабилитации и так называемой вертикализации мальчика.
Теперь ответим на вопросы читателей.
Сбором средств для Максимки сейчас, насколько известно, занимается благовещенский фонд «София». У Русфонда нет оснований сомневаться в честности и порядочности сотрудников этого фонда, хотя некоторые детали их деятельности непонятны. Например: как долгосрочная программа может быть бессрочной? А именно в бессрочности благотворительных сборов «на Максимку» убеждают Рунет благовещенские авторы акции. Или: почему целью сбора является все то, что по закону (и пока по факту!) оплачивается государством? Тем более, что Первый телеканал транслировал официальное заявление действующего губернатора Амурской области, в котором тот объявил о финансировании из регионального бюджета протезирования мальчика за границей, если таковое потребуется.
Можно было бы заявить, что это все не наши проблемы, и такое заявление было бы правдой. Мы не вмешиваемся в работу других фондов и не считаем себя вправе учить коллег. Но Русфонд – команда журналистов, и мы понимаем: это проблемы части наших читателей. Поэтому в ближайших выпусках Максимкиного дневника мы планируем опубликовать интервью руководителей благовещенской «Софии» и администрации Амурской области.
Будьте здоровы!
4-минутный монолог директора Института им. Турнера Алексея Баиндурашвили
Подпишитесь на канал Русфонда в Telegram — первыми узнавайте новости о тех, кому вы уже помогли, и о тех, кто нуждается в вашей помощи.
