Скелет нового мира

Наш корреспондент передает с передовых рубежей медицины

Сергей Мостовщиков,
специальный корреспондент Русфонда

История творится на улицах, прошлое – на кухнях, будущее – в больницах. Если нужно подержать руку на пульсе мира, понять, какими ожиданиями он болеет, услышать, как бьется его мысль, увидеть, что именно умерло, а у чего остаются шансы на жизнь – пойдите в больницу. Выберите любую, с обшарпанными салатовыми коридорами и запахом болезни, или сверхсовременную, на первом этаже которой стою я сейчас.

Не очень понятно, где именно я оказался – в банке или офисе крупной страховой компании. Стойка регистрации, зона ожидания, электронная очередь. Механический женский голос без конца объявляет что-то вроде «посетитель сто один пройдите в кабинет тридцать два». Это платная клиника Новосибирского научно-исследовательского института травматологии и ортопедии, построенная пару лет назад на территории бывшей шоколадной фабрики в качестве автономного некоммерческого объединения.

Вот некоторые данные о местной жизни. 10 этажей. 19 с половиной тысяч пациентов в год. 8 операционных. 120 больничных коек. 4 магнитно-резонансных томографа, 3 компьютерных томографа, 8 рентгеновских установок, 6 приборов УЗИ, 3 денситометра (измерителя плотности костей). Два этажа занимает инновационный технопарк с собственными лабораториями.

Без специальной подготовки трудно понять хотя бы одну тему проводимых здесь изысканий: «Разработка технологии создания тканеинженерного эквивалента костной ткани с использованием аутологичных мезенхимных стволовых клеток на основе наноструктурируемых биорезорбируемых синтетических биологически активных медицинских полимерных 3D клеточных матриц».

Как мне объяснили, мир переживает сейчас уже шестую технологическую эру.

Еще не так давно ребенок после тяжелой операции на позвоночнике целый год лежал в больнице. Сегодня на третий день его ставят на ноги, а на семнадцатый выписывают домой. Я явно многое пропустил с того времени, как в Москве ходил в подростковую поликлинику № 122 к участковому доктору Евгении Аркадьевне Мендюк, чтобы получить освобождение от лыжного кросса. Отечественная травматология с ортопедией не стояли на месте. Прежде, чем оказаться современной технологией, они успели побыть послевоенной мечтой, а потом и еще и советской реальностью. Теперь все немыслимое оказалось доступным, как звонок по мобильному телефону и быстрым как электронное письмо. Что получили мы от этого скачка в будущее и чего лишились по пути?

Травматология и ортопедия как отдельная отрасль медицины появляются в СССР сразу после второй мировой войны. Фронт оставил после боев огромное количество калек – наспех ампутированные конечности, недолеченные ожоги, изувеченные кишки. Однако мечта о новой жизни после победы позволила поверить, что всех уцелевших можно будет сделать полноценными людьми. На базе госпиталей в Риге, Минске, Ленинграде, Москве, Саратове, Свердловске, Иркутске, Кургане, Горьком и Новосибирске в 1946 году создается ВОСХИТО – институт восстановительной хирургии, травматологии и ортопедии. Из ресурсов в изобилии на тот момент были только вата и бинты. Однако дерзость задачи помогла поверить в возможность ее решения.

– Настоящая цель вообще должна быть недостижима, – говорит управляющий партнер Новосибирского НИИТО Сергей Поскочин. – К ней хочется идти только потому, что ей невозможно насладиться, надышаться, налюбоваться. Мне кажется, в ортопедии это особенно важно, потому что ортопедия – как правильно это выразить? – приземляет. Когда вы имеете дело с костями, протезами, суставами, с тем, что ограничивает движения человека, вы понимаете, что для движения на самом деле недостаточно того, к чему вы привыкли.

Через десять лет, к 1957 году, в стране возникает полноценная отрасль со своими традициями, методологией и легендарными врачами. Мечта порождает титанов. Таких, как, например, новосибирский хирург Яков Цивьян, именем которого сейчас назван НИИТО. Цивьяна считают одним из основателей вертебрологии – медицинской науки о лечении позвоночника.

– Я был учеником этого человека, 13 лет каждый день ходил на работу, как на экзамен, – вспоминает профессор Михаил Михайловский, заведующий отделением детской и подростковой вертебрологии Новосибирского НИИТО. – Чему я научился? Без преувеличения – всему. Уникальная личность, энергетика, харизма, авторитет. В Советском Союзе его слово было окончательным. Сказал – так оно и есть. Я был на конференциях, где врачи говорили: Яков Леонтьевич, я попробовал делать ваши операции, погубил нескольких человек и понимаю – это можете только вы.

Как ни прекрасна была идея всемогущих спасителей, проза жизни постепенно брала свое. Два миллиона движений совершает в год человеческий сустав. Если он поврежден, это навсегда делает человека ущербным. Любые попытки исправить положение только превращают его в заложника тех, кто за это берется. И обычные земные кустари, а не члены мистического медицинского пантеона совершили первую революцию в ортопедии. В 50-х годах в маленьких провинциальных американских городках предпринимаются первые попытки сделать искусственные суставы из рогов крупного рогатого скота. Вокруг этого начинания немедленно рождаются самые безумные идеи – например, вшивать в тело молнию, чтобы можно было потом расстегивать ее и менять износившийся сустав на новый.

К делу быстро подключается индустрия. Появляются новые конструкции, передовые разработки. Со временем происходит очередной скачок – революция материалов. Для производства протезов начинают применять полиэтилен, керамику, специфические металлы.

– Как бы то ни было, механический подход к протезированию сегодня уже исчерпан, металломания заканчивается. Самый современный протез живет лет 15, а продолжительность и качество жизни человека растет быстрее, – говорит директор Новосибирского НИИТО профессор Михаил Садовой. – Наступает время биологии. Весь мир занят работой над регенерирующими имплантами, то есть тканеинженерными конструкциями. Речь идет о том, чтобы взять у пациента, допустим, квадратный сантиметр хрящевой ткани сустава и вырастить в лаборатории двадцать квадратных сантиметров. А потом приживить ее пациенту заранее, не дожидаясь, когда сустав разрушится и его придется менять на протез.

На передовую, искусственную жизнь, на мистические 3D-принтеры, которые вскоре будут печатать людям новые безукоризненные органы, на матрицы, в которых без участия Петра, Кузьмы и Ольги когда-нибудь будут расти их новые части тела, можно посмотреть в лабораториях медицинского технопарка НИИТО. За сорок минут, в течение которых меня посвящали в суть происходящего за толстыми зеленоватыми стеклами среди оборудования с треугольными желто-черными значками «биологическая опасность», я не понял ни единого слова. Однако я увидел то, с чем всем нам скоро предстоит столкнуться, с чем нужно будет жить. Всему передовому, предназначенному облегчить жизнь несовершенного, слабого человека, сам человек больше не нужен. В лабораториях было почти что безлюдно, пусто, тихо, полутемно. Основную роль тут играли машины и устройства, назначение которых мне не было понятно и даже известно.

– Дело в том, что в медицине больше нет никакого таинственного обещания. Это услуга, – сказал мне позже заведующий отделением лучевой диагностики Новосибирского НИИТО доктор медицинских наук Александр Стрыгин. Томографы клиники под его руководством обследуют нового пациента каждые 20 минут с 7 утра до 11 вечера. – Медицина – не колдовство, а логика, последовательность. Человек может быть бесподобен, а болезнь его нет. Вот в чем суть новой эры. Мы теперь можем фактически сделать вскрытие при жизни. И при жизни назначить лечение. А будь на все божья воля, можно было бы лечить соленым огурцом.

Я постоял у компьютера, за которым подчиненные Стрыгина изучали строение скелета только что отсканированного человека. Я не мог понять, мужчина это или женщина, здоров этот скелет или недужит, каковы его надежды и ожидания. Оператор кликал мышью, и скелет покрывался мышцами, кликал еще раз и скелет разворачивался, как живой, подставлял нужные для изучения кости и позвонки. Я представил самого себя, переведенного в цифровой формат, в код, в набор слабых электрических импульсов. Когда-нибудь я буду гулять по Новосибирску, а мой электронный прототип в лаборатории НИИТО будет обрастать в какой-нибудь центрифуге кожей, волосами и умом. Он будет целее и бодрее меня. Но, надеюсь, мы с ним не увидимся.

Кстати, вспомнил историю, которую мне рассказала главный врач клиники НИИТО Татьяна Перцева. Лечили женщину, у нее была деформация стопы – перекрещивались пальцы. Все прошло удачно. Но пациентка осталась недовольна – всю жизнь ей хотелось танцевать. После операции танцевать она так и не научилась.

Новые, неизведанные вещи готовятся прийти в наш мир. Сложно сказать, как они уживутся с человеком. С одной стороны, они пленительно прекрасны и необычайно щедры. В детском и подростковом отделении НИИТО на стене специально повешено огромное зеркало. Местные пациенты поступают в клинику с такими тяжелыми заболеваниями позвоночника, что вряд ли могут или хотят любоваться собой. Однако уже через несколько дней они стоят у зеркала и не верят собственным глазам. Доктор Михайловский, следующая легенда после основателя хирургии позвоночника доктора Цивьяна, рассуждает:

– Моя бабушка говорила мне: из всего старого на свете хорошо только старое вино и старый врач. Не дряхлый, а такой, который умеет вовремя остановиться, не будет мешать природе.

Фото автора


Сергей Поскочин, управляющий партнер Новосибирского НИИ травматологии и ортопедии.

«Настоящая цель вообще должна быть недостижима, – говорит управляющий партнер Новосибирского НИИТО Сергей Поскочин. – К ней хочется идти только потому, что ей невозможно насладиться, надышаться, налюбоваться. Мне кажется, в ортопедии это особенно важно, потому что ортопедия – как правильно это выразить? – приземляет. Когда вы имеете дело с костями, протезами, суставами, с тем, что ограничивает движения человека, вы понимаете, что для движения на самом деле недостаточно того, к чему вы привыкли».








Лаборатории медицинского технопарка Новосибирского НИИТО.

На передовую, искусственную жизнь, на мистические 3D-принтеры, которые вскоре будут печатать людям новые безукоризненные органы, на матрицы, в которых без участия Петра, Кузьмы и Ольги когда-нибудь будут расти их новые части тела, можно посмотреть в лабораториях медицинского технопарка НИИТО.


















Александр Стрыгин, заведующий отделением лучевой диагностики Новосибирского НИИТО, доктор медицинских наук.

«Дело в том, что в медицине больше нет никакого таинственного обещания. Это услуга», – считает заведующий отделением лучевой диагностики Новосибирского НИИТО доктор медицинских наук Александр Стрыгин. Томографы клиники под его руководством обследуют нового пациента каждые 20 мнут с 7 утра до 11 вечера. – «Медицина – не колдовство, а логика, последовательность. Человек может быть бесподобен, а болезнь его нет. Вот в чем суть новой эры. Мы теперь можем фактически сделать вскрытие при жизни. И при жизни назначить лечение. А будь на все божья воля, можно было бы лечить соленым огурцом».












Екатерина Мамонова, генеральный директор инновационного медико-технологического центра Новосибирского НИИТО.




Екатерина Мамонова, генеральный директор инновационного медико-технологического центра Новосибирского НИИТО и директор Новосибирского НИИТО профессор Михаил Садовой.




Главный врач клиники НИИТО Татьяна Перцева.

Татьяна Перцева вспоминает: «Лечили женщину, у нее была деформация стопы – перекрещивались пальцы. Все прошло удачно. Но пациентка осталась недовольна – всю жизнь ей хотелось танцевать. После операции танцевать она так и не научилась».