«Надеюсь, он поймет»

Прибавление семейства: последний день

Артем Костюковский,
специальный корреспондент Русфонда

В рубрике «Свои чужие дети» мы продолжаем говорить с усыновителями о том, как складываются их отношения с приемными детьми («Нас стало больше» и «Плач без слез», Артем Костюковский). А складываются они по-разному. Например, у Дарьи Алексеевой, волонтера одного из московских центров по работе с выпускниками коррекционных детских домов и психоневрологических интернатов, история оказалась драматической. В 2012 году Дарья взяла под опеку 13-летнего Даню, а в 2014 году оформила отказ.

31 декабря 2013 года
– Я начну с последнего дня нашей новой жизни. Перед самым новым годом Даня вернулся домой после очередного побега. Сказал, что вернулся насовсем и готов исправляться. У нас состоялся разговор, в ходе которого я сказала, что не смогу больше разрешать ему вести себя, как он захочет. И он снова ушел из дома. Больше я Даню не видела. Несколько недель его искали, потом выяснилось, что он вернулся к своим родственникам и пошел с бабушкой в опеку – написал заявление, что не хочет со мной жить и просит его вернуть в детдом. Я не собиралась отказываться, но последние события нашей с ним жизни не оставили выбора, и опека сняла с меня все обязательства.

Когда мы познакомились, мне было 19 лет, а ему 12, он жил в детдоме, куда я уже полтора года почти каждые выходные ездила как волонтер. Я понимала, что разовые поездки ничего не решают, но я могу стать другом ребенка, которому не хватает личного общения. Я осознанно выбрала подростка, поскольку шансы, что его заберут в семью, были очень низкими, а у мальчика были проблемы с учебой и поведением. Через какое-то время я забрала его – иначе бы его ждал коррекционный детский дом, куда отправляют детей с поведенческими и интеллектуальными отклонениями. Я была уверена, что это сломает ему жизнь.

С ним с самого начала было классно, просто и близко. Какие-то вещи в Дане, несмотря на постоянные замечания воспитателей, казались противоречащими общему деструктивному настрою «хулигана» – иконки в шкафу, фотографии семьи в ящиках, умение доделывать до конца даже самые нудные поделки, когда вся группа уже ушла на обед. Все это давало надежду.

Оформление документов на опеку заняло достаточно много времени, и к тому моменту, когда я решилась, Даня уже год приезжал ко мне на все выходные и каникулы. Были и хорошие моменты, и сложные. Проблемы начались почти сразу – с учебой. Это все было поправимо, хотя и очень тяжело. Конечно, меня предупреждали обо всех возможных сложностях, я была к ним готова. Жизнь превратилась в борьбу – школа, поликлиники, опека. Со всех сторон была масса осуждения и требования немедленно сделать его адекватным, прилежным, успевающим. И наша с ним небольшая разница в возрасте повышала градус придирок и недоверия со стороны служб. Конечно, в чем-то моих ресурсов не хватало, я старалась компенсировать это поездками в лагеря, репетиторами, отдыхом с интересными людьми и поездками в интересные места. Наше личное общение шло легко и душевно «здесь и сейчас», но едва он выходил из дома, начиналась какая-то другая жизнь, на которую я не могла повлиять.

Первый год прошел относительно спокойно, но потом случилось знакомство с плохой компанией и множество поступков, которые доказывали, что Дане плевать на наш дом, безопасность и на меня саму. Конечно, я никогда не ждала, что он будет испытывать родственные чувства, но мне сложно было сталкиваться с предательством – каждую неделю, в любой, самый неожиданный момент. Я надеялась, что он подрастет, все поймет и изменится.

Продолжались мытарства с учебой, было три побега из дома за два месяца. Причем, он не бежал в ночь – просто уходил каждый раз, когда его что-то не устраивало. И вот он ушел совсем.

Бывает, твоя связь с ребенком (не важно, приемным или нет) заканчивается намного раньше, чем он подрастает. Да и не только с ребенком, это касается любых отношений. Сколько женщин живут в постоянном страхе, отчаянии, в ожидании дня, когда их отец или муж умрут! Сколько женщин воспитывают уже нелюбимых, отдалившихся от них детей, ожидая, когда дочери выйдут замуж, а сыновья уйдут в армию! Никому не приходит в голову сдать их в дурдом или в детский дом, а если, не дай бог, придет – их сразу начнут презирать и винить. Да и я, наверное, винила бы.

Моей ситуации посвящены огромные ветки на форумах сайтов, где обсуждается усыновление. Удивительно, сколько же у нас компетентных экспертов – одни говорят, что «мозг девочке не подвезли», другие упрекают, что «слишком много думала о себе» третьи – что «опека недоглядела». И все правы: конечно, идеальные усыновители – это теплая и понимающая мама, желательно, неработающая, это здоровый суровый мужик, который и работает, и стучит кулаком и восстанавливает справедливость, и еще желательно, чтобы у них были свои выросшие дети. Но почему-то не оказалось таких рядом с Даней, он не нужен был таким. А я смотрела на его муки три года назад и не могла ничего не сделать.

Сколько раз я читала про себя: «А своего бы она тоже сдала?» Наверное, не сдала бы – продолжала бы жить в созависимости, ужасе и в «вере», лишь бы своими руками не сделать другому плохо. Но когда речь идет о своих, ты можешь решать эту ситуацию спокойно и мирно, отпустить его, в конце концов, пусть проветрится и возвращается. В случае с приемным ребенком это невозможно, потому что контроль и люди в грязных ботинках со всех сторон. И попробуй сказать им, например, не можешь посреди рабочего дня сорваться в школу, если там кто-то что-то натворил, а он стоял рядом. Мне однажды предложили бросить работу и ходить с ним на занятия, я ответила, что думаю по этому поводу. А мне на это: «А чем вы думали, когда брали?» Интересно мне знать, хоть одному кровному родителю предложили бы такое на полном серьезе? И куда бы он их послал? В итоге я все-таки ходила в школу, взяв отпуск за весь год.

Наверное, я могла бы и дальше «воспитывать», я не отказывалась по причинам «нет результата» или «я устала». Просто мне стало ясно, что ему плевать, что он изначально использовал всю эту ситуацию как удобную для себя, потихоньку двигал границы, пересел с детдомовской шеи на мою. Я могла бы и дальше тянуть лямку, могла бы дожить до его 18-летия и выглядеть для общества героем.

Но стало бы лучше ему? Нет, не стало бы. Начать все сначала в точке, где мы оказались, невозможно. Невозможно и встряхнуть его так, чтобы что-то изменилось – он уже слишком взрослый. Отчуждение (в нашем случае, это детский дом) – это единственный шанс на ремиссию. Раньше я думала, что мужество нужно, чтобы взять ребенка. Намного больше мужества мне понадобилось, чтобы его вернуть. Вернуть – не потому что устала и разочаровалась, а потому что это единственное, что еще может помочь ему измениться.

Сложно оценить его опыт жизни у меня дома и нашего общения. Да, он скатился по социальной лестнице ниже, чем был, и в этом вроде как моя вина. В то же время он увидел нормальные отношения, уважение и интерес к себе. Где-то же это все откладывается, наверное. А скатиться – в детдоме бы скатился еще быстрее.

Последний день… Я думаю, нет в нашем случае никакого последнего дня. Наша с Даней история не закончена. Мы продолжаем общаться в «В контакте». Общаемся гораздо больше и на ином уровне, чем когда он жил у меня. Мне кажется, сейчас я лучше понимаю, что он чувствует. Надеюсь, и он будет лучше понимать меня. Мелькает даже мысль, что мы когда-нибудь снова увидимся, что он приедет ко мне. Но я не знаю, какой будет эта встреча.

Помочь детям

Как помочь