Особый эксперимент
О театральном режиссере, который ставит инклюзивные спектакли с участием особенных детей
Театральный режиссер Лев Харламов
Ирина Честнова: Лев Юрьевич, в вашем новом инклюзивном проекте используются куклы. Это не усложняет работу с особенными людьми?
Лев Харламов: Новый проект «Инклюзивный театр кукол „РАСсвет сознания“» – это продолжение нашего сотрудничества с благотворительным фондом «Время РАСсвета», который помогает детям с РАС. Но в этот раз я действительно предложил обратить внимание на кукольные технологии. Как дипломированный актер кукольного театра скажу: из обширного арсенала выразительных средств нами используется лишь малая часть.
А между тем с помощью куклы ребята с РАС могут полнее раскрыть свои творческие способности и точнее выразить себя. И еще один существенный момент: взаимодействовать с куклой они будут не поодиночке, а вдвоем-втроем. Это важный навык для людей, которым сложно контактировать с миром.
Также в проекте примут участие профессиональные художники. Вместе с детьми мы будем создавать эскизы кукол и декораций. Еще меня очень интересует ар-брют (авангардный стиль в искусстве XX века, чистое и честное творчество людей, далеких от художественных канонов и академического искусства. – Русфонд) – живописное творчество людей с особенностями развития.
Пока я точно не знаю, что получится из этой затеи. Но именно так начинались все наши инклюзивные эксперименты. Для нас важнее процесс, а не результат.
За этот год мы собрали библиотеку из 50 книг об аутизме и еще успели посмотреть 30 художественно-документальных фильмов с персонажами-аутистами. В медицинскую литературу тоже заглядывали. Для меня и моей команды было принципиально важно глубоко погрузиться в вопрос и понять мир детей, с которыми мы работаем.
И. Ч.: Был ли какой-то кастинг среди особенных артистов? Как вы отбирали актеров?
Л. Х.: Мы отбирали детей, выразительных с точки зрения театра, и отказывали ребятам с агрессивным поведением. Как показывает практика, они сильно мешают остальным. В то же время мы берем детей с ментальными особенностями, которые почти не разговаривают. Некоторые артисты остались у нас с прошлого сезона, но и новичков будет много. Возраст – от шести до 17 лет.
И. Ч.: Думаю, мало быть хорошим актером и режиссером, чтобы отважиться на такой творческий эксперимент. Почему вы взялись за инклюзивные проекты?
Л. Х.: Однажды мне довелось сыграть брата человека с особенностями в спектакле Мартина МакДоны «Человек-подушка». Позже как режиссер Нижегородского театрального училища я поставил спектакль по пьесе этого же автора «Калека с острова Инишмаан». Актер, исполнявший роль главного героя с ДЦП, был настолько убедителен, что многие зрители до самого финала принимали его за человека с особенностями физического развития.
У главной героини постановки «Я просто боюсь быть собой» был аутизм. Для выпускного спектакля я выбрал роман Дэниела Киза «Цветы для Элджернона» про человека с очень серьезными ментальными и интеллектуальными нарушениями.
А когда мы готовились к премьере «Чарли. Опыты» по Кизу, раздался звонок из Центра современного искусства «Арсенал» с предложением поработать со взрослыми людьми с ментальными особенностями. Честно говоря, я испугался, но все же взял три дня «на подумать».
«Если я ставлю спектакль о людях с ментальными особенностями, которых играют актеры, наверно, было бы правильно познакомиться с самими особенными людьми?» – задал я себе вопрос. Вскоре мы уже репетировали. Диссоциативное и биполярное расстройства, шизофрения – диагнозы у моих подопечных были разные. И вот к этим особенным людям я привел своих тогдашних студенток. Некоторые из них ушли из проекта уже после второго занятия. И я их понимаю.
С оставшимися смельчаками и людьми без театрального образования мы сделали спектакль «Бег по кругу, и/или Длинный рассказ». Это была аллюзия на «Алису в Стране чудес». Участники с ментальными особенностями и специалисты из «Арсенала», а также зрители сидели за одним длинным столом. Они пили чай, пересаживались и выполняли задания.
Получилась абсолютная импровизация, не ограниченная по времени. Самый короткий спектакль шел 2 часа 20 минут, самый длинный – 6 часов. Но вот что удивительно: люди сидели бок о бок и не догадывались, кто их соседи. Некоторые зрители уже потом в соцсетях пытались вычленить особенных – и чаще всего ошибались.
И. Ч.: Но вы-то не ошиблись, ступив на путь экспериментов с особенными людьми?
Л. Х.: Нет, конечно. С каждой новой работой я все больше погружаюсь в инклюзивную историю, и задачи все усложняются.
Когда «Арсенал» выиграл очередной грант, мы пригласили в новый спектакль людей с ментальными особенностями и слабослышащих. В жизни они редко встречаются и контактируют. И предстояло эти две принципиально разные группы не только объединить, но и «встроить» в масштабную инсталляцию «Ноша» художника Андрея Оленева.
В рамках проекта «Театр одного художника» (автор экспозиции –Леонид Тишков) я уже ставил спектакль для «Арсенала». Но тогда в нем участвовали исключительно профессиональные актеры. Причем я специально отбирал их из разных городов. И вот теперь мы перемешали профессионалов с особенными людьми без театрального образования. Итогом стал спектакль «Неартикулируемая антропология, или Странная белая птица представляет бесполезность слов».
Название труднопроизносимое, но самым сложным было наладить взаимодействие между участниками действа. Интеллектуально сохранные люди с нарушениями слуха откровенно не понимали, почему их партнеры – люди с ментальными особенностями. А те посмеивались над участниками постановки, не умеющими разговаривать.
И. Ч.: Как же объединить всех и научить взаимопониманию?
Л. Х.: В этом и была настоящая инклюзия. Мы нашли выход – людей с ментальными особенностями обучили жестовому языку. И вскоре один непростой в общении парень очаровал слабослышащую женщину, на пальцах показав ей свое имя. Это был прорыв!
Одни участники постановки начали помогать другим слышать музыку, существовать в едином ритме, а другие – по-матерински нежно заботились, помогая товарищам в нужный момент выйти на сцену. Я очень признателен моей студентке Анне Помысухиной за грандиозную работу в этом проекте.
А потом был локдаун, из которого я неожиданно вырулил на детскую тему. До этого я восемь лет занимался с подрастающим поколением. Но это были лайтовые встречи на стыке театра и изобразительного искусства.
А фонд «Время РАСсвета» предложил поработать с детской аудиторией. Мне доверили ребят с РАС. И это был новый вызов.
С той же Анной Помысухиной и другими молодыми актерами мы провели кастинг и приступили к репетициям. На психофизических тренингах я никого не жалел, поблажек не давал. Мне было важно стереть грань непонимания и «вылепить» единую творческую команду.
И постепенно возникли симпатии между людьми с особенностями и без них, взрослыми и детьми. Общий язык нашли мальчики и девочки – от шести до 17 лет. Сложнейшая инклюзивная задача была решена. У нас образовался настоящий коллектив, и мы выпустили спектакль в Центре театрального мастерства «Аут оф миф, или Я/другой». И это снова была импровизация, где ничего не повторялось.
В процессе работы мы увидели, что детям с РАС невероятно трудно подражать нормотипичным. Вопрос: «А нужно ли ребенку имитировать поведение других, чтобы влиться в социум?» Ведь есть и другой путь, когда нормотипичная часть общества понимает особенности аутистов и строит свои взаимоотношения с ними с учетом их особенностей.
Однажды я посмотрел спектакль Бориса Павловича «Язык птиц». В нем юноши и девушки с аутизмом – воспитанники знаменитого питерского центра «Антон тут рядом» работали вместе с актерами Большого драматического театра. Признаюсь, я никогда так не плакал. Слезы текли буквально в четыре ручья. Причем накрыло не только меня. Ревел весь зал. Участники спектакля из центра «Антон тут рядом» выдали такую невероятную степень искренности, на которую профессиональные актеры просто не способны. Пожалуй, спектакль «Язык птиц» до сих пор остается для меня самым большим театральным потрясением. Потом я стажировался в благотворительном фонде поддержки людей с аутизмом «Антон тут рядом».
Еще одна значимая для инклюзивных проектов встреча произошла в Москве. Сейчас я дружу с Андреем Афониным. Он автор книги «Особый театр», руководитель интегрированного театра-студии «Круг-II» и человек, который, наверно, дольше всех в нашей стране находится в инклюзивной теме.
После общения с Андреем Афониным и Борисом Павловичем мне теперь не страшно экспериментировать с особенными людьми.
И. Ч.: Что вы даете своим особенным актерам?
Л. Х.: Родители ребят признавались, что за восемь месяцев нашего сотрудничества ребята прогрессировали гораздо сильнее, чем за шесть лет коррекционных занятий у специалистов. Дети стали коммуникабельнее, самостоятельнее, спокойнее, начали лучше учиться.
Например, мама 17-летнего юноши считала сына крайне неуклюжим. Он перемещался по квартире как слон в посудной лавке. Все ронял, ломал, крушил. Мы долго работали над его пластикой. И во время спектакля он продемонстрировал чудеса изящества. Мама не представляла, что ее сын может так красиво двигаться.
Кроме того, до наших занятий парень ходил по городу только с мамой за ручку. Под конец обучения он уже самостоятельно добирался до мастерской, причем с пересадкой. А однажды мы его увидели в кафе, где он ждал начала репетиции. Для мамы это был культурный шок. А по-моему, когда человек уверен в себе, это и есть социальная адаптация.
И. Ч.: Какие изменения произошли с вами после работы в инклюзивных проектах?
Л. Х.: Руководитель фонда «Время РАСсвета» Екатерина Ферапонтова в финале театрального сезона признавалась: «О, а у тебя очень много аутистических проявлений! Может, поэтому тебе легко общаться с детьми с РАС».
Так что мы с ребятами взаимно влияем друг на друга.
И. Ч.: Что дальше будет с особенными артистами?
Л. Х.: Лично я обеими руками за то, чтобы люди с особенностями ментального или физического развития имели право получить профессиональное актерское образование. И по этому актуальному вопросу, который никак не решается, я выступал с докладом на конференции. Я являюсь членом Российской ассоциации деятелей инклюзивного искусства – АСДИИСК. Конечно, нужны преподаватели, которые знают, как развивать особенных актеров. Я бы набрал курс, где будут вместе учиться нормотипичные студенты и ребята с особенностями. Еще год назад я не был готов к такому шагу. Сейчас чувствую в себе и силы, и желание. Но я не работаю в театральном училище уже четыре года.
И. Ч.: Расскажите, пожалуйста, еще немножко о своих проектах и успехах?
Л. Х.: С частным театром «Зоопарк» мы были очень успешны на фестивалях в течение 13 лет. Последние года два перед локдауном играли только в Москве. Десять лет я был худруком замечательного проекта «Драма_talk», посвященного современной русской и европейской драматургии. С началом пандемии масштабный проект закончился. В 2018 году я выпустил курс в Нижегородском театральном училище. Периодически ставлю спектакли в разных городах.
И. Ч: И запускаете инклюзивные проекты. И все же, чем инклюзивный театр притягателен для простых зрителей без особенностей развития?
Л. Х.: Они видят совершенно других людей и иную степень искренности. Это то, чего не хватает профессиональному театру сегодня.
Фото предоставлено фондом «Культурная столица Поволжья»
