Все будет ничего

Буркин умер

Никогда не стесняйтесь звонить на тот свет

Гражданин Мостовщиков, специальный корреспондент



Поздно вечером получаю смс. Пишет Балеевская. Не знаю точно, где она сейчас – в Якутске или на Бали. Но пишет: «Умер Буркин. Ужас». Ужас – не то слово. Художник Божьей милостью. Виделись несколько месяцев назад. Подарил мне свою книжку. Сделал запоминающийся автограф: «Сереге от Вовы». На обложке голый спортсмен завязывает красные ботинки. Внутри обычная дикая ахинея, которую рисует Буркин. Птицы с ящиком в заднице. Летающие пивные кружки. Пожарные и их огромные жены. Фиолетовые рыбы в облаках. То есть все, что мы так хотели бы любить, но не понимаем. И вдруг умер. Что за ерунда, не понимаю.

Перепугался. Стал вспоминать что-нибудь доброе. Вспомнил, как Пищикова написала мне в журнал сценарий балета на тему о нефтяной трубе, и нужно было срочно сделать к этому иллюстрацию. Конечно, позвонили Буркину. Он приехал рано утром с бутылкой водки, велел поставить ему стол на лестничной площадке, принести ватман и закуски. Работал весь день, приходилось бегать в магазин. Наконец к вечеру шедевр был готов – на весь ватман огромный черный мужской половой орган. Утром приехал тихий, извинялся. Пририсовал вентиль, получилась нефтяная труба. И вдруг умер. Ну, здравствуйте.

Звоню Балеевской: ты хоть понимаешь, что это невозможно? Не может умереть то, о чем мы толком не знаем. Ничего не знаю, – говорит. Моим знакомым сказал Флорентьев. Флорентьев! Господи! Здесь мне просто не хватит места объяснять, что это такое. Звоню Флорентьеву. Звук в трубке такой, как будто Флорентьев сражается со злом на краю Рейхенбахского водопада.

– Ты, – говорю, – что ли в Шарм-эль-Шейхе?

– Почему? Я в туалете.

– Вот это мощь. Говорят, ты убил Буркина.

– Мне никогда не нравилось с тобой разговаривать.

– А с кем ты разговаривал о Буркине?

– Я не хотел бы раскрывать свои источники, закон мне разрешает.

– Давно?

– Мне кажется, неделю назад.

Ладно. Ну что теперь делать? Залез в список контактов в телефоне. Я никогда не стираю в нем тех, кто умер. Мне кажется, так сохраняется мистическая связь. Это важно. Важнее сантиментов и суеверий. Думаю – ну позвоню на тот свет, а что такого. Гудки. Взяли трубку. Голос довольно бодрый.

– Буркин, – говорю. – Ты хоть знаешь, что ты умер?

– Давно?

– Ну, примерно неделю назад. Скоро девять дней.

– Ничего не знаю. Мне не сообщали.

– Ну, знаешь... Будем считать, это тревожный звонок. Я надеюсь, ты уже в аду?

– Да я только приехал, пока не разобрался.

– Ладно, увидимся, держись.

Через пять минут звонит Флорентьев:

– Кстати, навел справки у источников. Вкралась опечатка. Я, наверное, не расслышал. Оригинальный текст, оказывается, был такой: Буркин зашился, для нас он теперь умер.