24.10.2018
Дневник волонтера
Без права на ножницы
Что такое психоневрологический интернат – больница, тюрьма или дом
22 сентября мы все – волонтеры, наши друзья из психоневрологического интерната №22, подопечные нашего фонда помощи людям с ментальными нарушениями «Жизненный путь» – собирались на инклюзивный парад в парк Горького. Парад устраивала организация «Перспективы», которая занимается правами людей с инвалидностью. Идея парада была простая и очень созвучная нашему представлению об идеальном мире: вот теплый осенний день, вот красивый парк, вот разные веселые люди с инвалидностью и без идут все вместе, с одной стороны, не замечают особенностей друг друга, а с другой – относятся к ним с уважением.
За неделю до парада девушка Нина, которая живет во взрослом интернате уже семь лет, а до этого еще 18 жила в детском доме-интернате для умственно отсталых детей, пришла на занятия с опухшим пальцем. Каждую субботу к нам приезжает 10 человек из психоневрологического интерната №22, собираются наши волонтеры – мы вместе готовим, занимаемся керамикой и анимацией, болтаем и гуляем, то есть проводим время так, как его и должны проводить молодые люди. За тем небольшим исключением, что часть из нас живет за глухим забором интерната для взрослых. Нина – всеобщая любимица, хулиганка и красотка. Администрация интерната любит посылать Нину на соревнования по футболу или метанию дротиков, ее часто отправляют в санаторий в Сочи или в Подмосковье, Нина работает упаковщицей бахил, умеет читать и писать, – одним словом, в интернате она на хорошем счету. При этом Нина лишена дееспособности, ей не разрешают самостоятельно выходить из интерната, ездить по городу, Нина не может выйти замуж, пойти учиться туда, куда хочет. Когда Нина приехала с опухшим пальцем, выяснилось, что причина совсем ерундовая: воспалился заусенец, а отрезать его было нечем. Оказалось, что иметь свои ножницы 25-летней любимице всего интерната не положено. Мы хотели тут же подарить Нине маникюрные ножницы, но Нина сказала: «Все равно будут шмонать и отберут».
Нина
Это звучало так буднично, и мы все понимающе закивали: действительно, когда проживающие интерната возвращаются «с воли» в отделение, сумки проверяют. Забирают сигареты, сладкое, спиртное – мы не раз навещали наших друзей и хорошо все понимаем про порядки.
22 сентября все наконец отправились на инклюзивный парад. Гуляли, ели мороженое, фотографировались. Володя Колесников, художник-акционист и сотрудник нашего фонда, предложил взять красно-белую заградительную ленту и устроить во время парада небольшой перформанс. Наша колонна шла обмотанная лентой, держа ее на такой высоте, чтобы люди снаружи не могли проникнуть внутрь ленты. Тем, кто шел внутри, наоборот, было непросто вылезти за ее пределы.
Эта лента, по замыслу Володи Колесникова, наглядно показывала, как именно живут наши друзья из интерната. Вот они вроде такие же люди, как мы: смеются, влюбляются, гуляют и пьют чай с конфетами. Но порядки системы, наше отношение, законы как будто обвязывают этих людей заградительной лентой, забором, загоняя в специальное гетто, где на них перестают распространяться наши обычные человеческие нормы и правила.
Журналисты, описывая людей, которые живут в интернатах, очень часто называют их «пациентами». Я никогда не ленюсь указывать на такие ошибки. Дело в том, что ПНИ – не больница. Там не лечат – лечить возят в медицинские учреждения. Государство придумало такой вид институции для людей, которые по каким-то причинам не могут жить у себя дома. По сути, ПНИ – это дом для этих людей. Это не тюрьма, потому что эти люди не нарушали закон и помещены туда не в наказание. ПНИ официально относятся к системе социальной защиты населения. То есть государство буквально так защищает своих граждан, предоставляя им дом.
Если помнить, что ПНИ – это дом для Нины, то не возмущаться тем, что ей нельзя у себя дома иметь ножницы, не получается.
Маша Коган-Лернер, которая учит нас анимации, после рассказа Нины о шмоне написала у себя в фейсбуке об этом – предложила представить, что вы возвращаетесь домой после вечеринки. Взрослый, свободный человек. А консьержка в подъезде проверяет вашу сумку – и если вы купили домой бутылку вина или маникюрные ножницы, забирает их у вас.
Недавно фонд «Выход» пригласил меня и еще одного волонтера в ПНИ №22 Марию Сисневу поучаствовать в дискуссии «ПНИ: нужно ли их закрыть прямо сейчас?». Среди участников был и директор «нашего» интерната Антон Ключев. Разговор ожидаемо получился не из приятных, в какой-то момент мы с Сисневой упомянули, что этажи в ПНИ №22 до сих пор закрыты. Ключев на это сказал: «Хорошо, вы приперли меня к стенке, будем открывать».
В начале недели Сиснева написала в фейсбуке, что директор отчасти сдержал слово: третье мужское отделение действительно сделали открытым. Я сначала ужасно обрадовалась: 60 мужчин теперь смогут пойти прогуляться во дворе интерната, или покурить, или купить кофе на первом этаже в автомате. Но потом я посмотрела на всю ситуацию другими глазами. Глазами человека, который знает, что вообще-то ПНИ – это не тюрьма, а дом. И радоваться стало как-то странно. В действительности эта новость должна звучать так: «60 ни в чем не повинных людей получили разрешение выходить с этажа собственного дома, в то время как остальные 440 пока не имеют такой возможности». Дикая получается новость.
Кажется, смысл волонтерства именно в этом – быть агентом нормальности, видеть дикость там, где другие к ней привыкли. Кажется, что и перформанс, который придумал Владимир Колесников, был именно об этом: мы попытались сделать видимым заграждение, которое каждый день видим мы и которое пока не замечает общество. Красно-белую ленту унизительной дикости, за которой годами живут наши друзья.
Фото Ксении Плотниковой
Подпишитесь на канал Русфонда в Telegram — первыми узнавайте новости о тех, кому вы уже помогли, и о тех, кто нуждается в вашей помощи.
