Искать будущее

О чем думает владелец успешного бизнеса

В любом офисе компании «Инвитро» по всей стране каждый человек может бесплатно сдать кровь, чтобы пройти типирование и войти в Национальный регистр доноров костного мозга. Сотрудничество Русфонда и «Инвитро» в деле создания регистра длится уже больше года. Из офисов «Инвитро» пробирки с кровью доноров отправляются в нашу казанскую лабораторию. Всего благодаря «Инвитро» протипировано 12 772 донора. Это вложения в будущее. Генеральный директор и председатель наблюдательного совета «Инвитро» Александр Островский вообще считает, что искать себе будущее – едва ли не главная задача успешного предпринимателя.

Управление здоровьем

Валерий Панюшкин: Люди ведь плохо представляют себе, что такое современная лаборатория?

Александр Островский: Совсем не представляют. Большинство людей думает, что лаборатория – это тот процедурный кабинет, где они сдают кровь. Медсестра со стеклянной трубочкой, ну и максимум где-то в задней комнате еще лаборант с микроскопом. На самом деле лаборатория – это роботизированный завод, большие машины, там нет или почти нет людей, потому что человек – это источник ошибок.

В. П.: Большой завод?

А. О.: Представьте себе зал на тысячу метров, а в нем стоят станки.

В. П.: И благодаря этим станкам можно узнать про человека столько, сколько раньше и не мечтали, верно? Начать лечить рак еще до того, как он появился.

А. О.: Ну, я бы был поосторожнее с этим. Таких возможностей пока нет.

В. П.: А как же Анджелина Джоли?

А. О.: Она начала лечить рак, когда у нее еще не было никакого рака.

В. П.: Вот именно!

А. О.: По этому поводу много дискуссий. Генетические исследования показывают вам не наличие или отсутствие болезни, а вероятность наступления болезни. Рак, даже если к нему есть генетическая предрасположенность, может случиться, а может не случиться. И надо ли делать операцию, пока рак еще не начался, – большой вопрос. Анджелина Джоли получила результаты исследований и сама решила, что ей надо сделать операцию превентивно. Насколько это оправданно с медицинской точки зрения – можно спорить. Но важно другое: меняется роль пациента. Это персонализированная медицина. Пациент получает от врача по возможности исчерпывающую информацию о своем здоровье и сам принимает решение, как лечиться, берет ответственность на себя.

В. П.: Нас ждет такое будущее, что мы сами будем управлять своим здоровьем, а не просто слушаться доктора?

А. О.: Управлять чем-то, в том числе здоровьем, можно, если умеешь управлять. Вы же не станете управлять автомобилем, не поучившись предварительно в автошколе? Если человек обладает достаточными знаниями, он может управлять своим здоровьем и принимать ответственные решения. На самом деле лечение – это кооперация: нормальный врач расскажет вам, как с вашим здоровьем обстоят дела, и сделает так, чтобы решение о лечении принимали вы. Потому что всегда есть выбор. Формат патерналистской медицины, когда с пациентом никто не разговаривал, на Западе давно ушел в прошлое и уходит в прошлое в России сейчас. Это уважительно по отношению к пациенту. Жить мы будем дольше, и жизнь станет тяжелее. В ней будет больше болезней просто потому, что мы не сразу умрем от них, а будем лечить их или замедлять их развитие. Дело только в том, чтобы жить не просто дольше, а дольше жить активной жизнью, в девяносто лет вести жизнь сорокалетнего. И тут нужна совсем другая парадигма принятия решений, пациент должен брать на себя ответственность, если, конечно, он не решил для себя, что долго жить не хочет и останется пациентом от слова «терпеть».

В. П.: Что нам дает в этом смысле лаборатория? Можно ведь очень много узнать о себе и очень многое сделать профилактически.

А. О.: Важно только, чтобы исследование своего организма не приобрело у вас маниакальные формы. Так вы сразу переводите себя из категории здоровых людей в категорию больных. Здоровый человек ведь не думает о болезнях.

В. П.: Но и представления о здоровье изменились. Плакаты, пропагандировавшие гигиену сто лет назад, призывали каждый день мыть ноги и шею, а раз в неделю ходить в баню и менять белье. Раз в неделю менять белье?!

А. О.: Конечно, социальные нормы меняются. В Древнем Риме с мытьем было все нормально, а в Средние века в Европе вообще не мылись. От изменения социальных норм, включая гигиенические, меняются и болезни. Меняется жизненная парадигма, меняются способы управления здоровьем. Лабораторные анализы – это тоже своего рода социальная норма. Мы видим, как увеличивается число анализов, которые делают, например, новорожденному ребенку. Вопрос, куда мы вырулим с этой нашей способностью управлять всем на свете. Генетические исследования много что могут сказать о человеке, но в большинстве своем исследования эти вероятностные, и мы не можем сказать, насколько разумно влиять на события, которые не произошли еще, а только могут произойти.

Управление желаниями

В. П.: Как это будет через двадцать лет? Состояние моего организма будет мониториться по миллиону параметров, а айфон будет мне напоминать, что надо сдать кровь или принять таблетку?

А. О.: Звучит, конечно, жутковато, но да – будет примерно так. Вы не ходите со шпагой и не привязываете лошадь у входа в дом. Пятьсот лет назад это было нормально, без этого трудно было выжить. А через пятьдесят лет трудно будет выжить без того, чтобы ваши данные не хранились в какой-то огромной базе и не напоминали бы о себе время от времени. Важно, найдем ли мы какой-то разумный баланс. Конечно, все уйдет в смартфон. Получать сведения о состоянии вашего здоровья из смартфона будет так же нормально, как узнавать из смартфона про погоду. У вас будет биочип под кожей, он будет считывать и передавать информацию. Как в компьютерных играх, где-то внизу экрана на вашем телефоне будет болтаться картинка, сообщающая, что сегодня у вас здоровья 80%. Время от времени вам будут приходить сообщения о том, что какой-то проблемой вашего здоровья надо заняться вплотную и что-то немедленно исправить. Придется привыкнуть к этому и воспринимать как норму. Кроме того, вы будете располагать информацией о состоянии окружающего мира вокруг вас, о качестве воздуха, которым вы дышите, о качестве воды. Эти данные будут соотноситься с данными о вашем здоровье. Проблемы можно будет корректировать.

В. П.: Как весь этот поток информации будет устроен с экономической точки зрения? Я буду за все это платить? Автоматически платить?

А. О.: Я думаю, установятся некие социальные нормы. Как сейчас социальные нормы диктуют вам необходимость ходить не голым, а в одежде и в некоторых случаях даже надевать пиджак, так и в будущем, полагаю, будет принята некая негласная норма заботы о своем здоровье. Иначе ваше поведение будет считываться как асоциальное. Чем больше социальной нормой становится помощь человеку, который всерьез болен, тем важнее становится для общества, чтобы человек заботился о себе и старался не заболеть. Посмотрите, у поколения Z, людей, родившихся со смартфоном в руках, не модны все вредные привычки, которые нам доставляли удовольствие. Не выпивают, не курят, следят за собой, не приемлют насилия. Но у них проблема с мотивацией. Нет холода, голода, боли, нет необходимости вырваться из всего этого. Этим могут пользоваться политики и маркетологи – управлять их желаниями.

В. П.: То есть если я купил в онлайн-аптеке лекарство, то завтра ко мне придет лаборатория «Инвитро» и...

А. О.: ...и предложит сделать анализы, которые обычно делают люди, покупающие такое лекарство. Или предложит поменять чип, который вшит в вас, на более современный, чтобы мониторить еще двадцать параметров. Заниматься прогнозами – самое неблагодарное дело, но, я думаю, как-то так и будет. И всем хорошо. Вы будете лучше следить за своим здоровьем, у нас будет развиваться бизнес. Рост бизнеса будет стимулировать развитие науки. Важно только удержать весь этот рост в рамках разумного.

В. П.: Тут есть какая-то проблема вторжения в частную жизнь? Если государство или коммерческая компания обладает огромным массивом данных о моем здоровье.

А. О.: Мне кажется, дискуссии о сохранении персональных данных избыточны. На мой взгляд, данные о здоровье человека не являются такой уж интимной ценностью. Не показывать никому свою ДНК – это такая же условность, как то, что на Востоке женщина никому не должна показывать лицо.

В. П.: Когда мы строим регистр доноров костного мозга, первое, что говорит нам любой чиновник, – персональные данные. Вы, дескать, будете торговать персональными данными.

А. О.: Только не понятно, как ими торговать. Понятно, что персональные данные – это ценность, точно такая же, как для женщины ценность – лицо. Но почему нельзя показывать – не понятно. Про big data понятно, что цифр много и, наверное, их можно как-то проанализировать и сделать какие-то важные выводы. Но пока никто толком не понимает, как анализировать и какие выводы. И почему это представляет опасность. Я всегда говорю, что самым распространенным орудием бытового убийства является сковорода. Тяжелая и всегда под рукой. Но это же не значит, что, если мы хотим сократить число бытовых убийств, надо запретить сковороды. Количество инструментов, которыми мы пользуемся, растет. Но надо понимать, что гипертрофированная забота о безопасности тормозит прогресс. Главное – не переходить рамки разумного.

В. П.: А почему, кстати, лаборатории «Инвитро» помогают Русфонду строить регистр?

А. О.: А почему бы нет? Мы можем помочь в хорошем деле. У нас широкая сеть. Почему бы нет? Это некая социальная ответственность бизнеса. Если мы можем сделать мир лучше, надо сделать его лучше, даже если это стоит компании каких-то издержек.

В. П.: Как вы объясняете акционерам эти издержки?

А. О.: Есть вещи человеческие, которые даже не требуют объяснений. Наши акционеры – адекватные люди. Для них важна эффективность бизнеса и оптимизация издержек. Но я даже не обсуждал с акционерами, может ли компания «Инвитро» понести издержки, чтобы помочь созданию регистра доноров костного мозга. По-моему, это само собой разумеется. Кроме того, создание регистра дает нам возможность почувствовать себя действительно общностью. На цифрах видишь, что все люди – братья, все одной крови. Отправьте одного человека в лес зимой – он погибнет. Отправьте пять тысяч человек – они построят город.

Космическая селезенка

В. П.: А когда вы запускаете 3D-биопринтер в космос, это что вам дает?

А. О.: Бизнес всегда должен искать себе будущее. Понятно, что будущее не там, где сейчас основное русло. Надо что-то пробовать, но нельзя попробовать все. Поэтому пробуешь то, что тебе нравится. И мы стали думать: что нам нравится? Мы (акционеры «Инвитро». – Русфонд) все из медицины. Мы видим, что медицина идет по пути персонализации. Даже такая распространенная болезнь, как гипертония, – в вашем случае это орфанное заболевание, потому что никто не болеет гипертонией так, как вы. Поэтому мы начали искать идею, которая может быть востребована вот в этом персонализированном медицинском будущем. Рассмотрели множество безумных проектов. И проект создания 3D-биопринтера показался нам очень красивым. Им не стыдно заниматься, даже если ничего не получится. Пять лет назад мы начали смотреть, кто работает в этой области. Нашли Владимира Миронова, профессора Университета Южной Каролины. Научный мир сейчас устроен так, что не надо всем сидеть в одном месте. Наши сотрудники разбросаны по всему миру. Мы хотели напечатать почку, потому что нам не нравится, что множество людей, чтобы были спасены их жизни, ждут, когда умрут какие-то другие люди. Но задачу мы себе поставили куда более реалистично – сделать наилучший на тот момент 3D-биопринтер. Нам это удалось. Мы научились печатать клетки с достаточной быстротой и точностью. Тогда возникла задача доказать, что эта куча клеток может быть еще и органом, то есть кучей клеток, которые способны выполнять определенную функцию. Мы взялись напечатать щитовидную железу – не потому, что есть потребность в напечатании щитовидных желез, а потому, что если мы сможем напечатать щитовидную железу, то сможем напечатать и поджелудочную. Этот органоид – искусственные органы называют органоидами – мы пересадили мыши и через некоторое время констатировали, что искусственная щитовидная железа вырабатывает гормоны.

В. П.: А зачем вы запустили свой принтер в космос?

А. О.: Трудно напечатать орган в условиях гравитации. Представьте себе, что вы выдавливаете зубную пасту из тюбика. Через некоторое время она растечется, а нам нужно, чтобы складываемые нами клетки сохраняли форму, пока печатание органа не будет завершено. Тогда возникла идея сделать маленький принтер и запустить его в космос. Идея казалась безумной, казалось, что совершенно невозможно попасть на МКС. Но если вы сформулировали цель и к ней идете, то рано или поздно приходите. Мы получили хорошую поддержку в Роскосмосе и РКК «Энергия». Собралась группа примерно в сто человек. В результате мы сделали маленький принтер, отправили его на МКС – и он там сейчас работает. Это работа на будущее. Куда эта работа приведет, мы не знаем.

В. П.: А ваши попытки напечатать на 3D-принтере искусственное мясо – это баловство?

А. О.: Мы поставили цель за три года научиться печатать стейки и позавтракать этими стейками. Но не уложились в сроки. Стейк раньше нас напечатали другие. Стейк оказался жутко дорогой, но понятно, что за этим будущее. Людям не очень нравится есть трупы животных. Убивать кого-то, чтобы жить самим. Идея создания мяса без убийства – очень привлекательная. Рынок мяса огромный. И если вы посмотрите, как выходят на IPO компании, предлагающие технологии создания искусственного мяса, то увидите, что за пару месяцев цена их акций растет с $20 до 200. Потому что...

В. П.: Потому что мир меняется, да?

Фото Арсения Несходимова