Колонка «Ъ»

Парень из нашего города

Кто такой потенциальный донор костного мозга?

Лев Амбиндер,
президент Русфонда, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека

Это любой парень, если ему исполнилось 18 лет. И не только парень, но и девушка. И не только они, но и дедушки и бабушки тоже, если им еще нет 45. Любой гражданин РФ в 18 лет вместе с правом голосовать получает и право спасать людей, которым повезло меньше: у них рак крови, и последним шансом выжить остается трансплантация костного мозга (ТКМ). Если, конечно, гражданин пожелает спасать – такой вид донорства везде в мире дело добровольное и безвозмездное.

Это все прописные истины. Русфонд рассказывает о них пятый год кряду, помогая на ваши, дорогие друзья, деньги медучреждениям строить локальные регистры и Национальный регистр доноров костного мозга (РДКМ). Нам с вами многое удалось. 4,5 года мы финансировали восемь локальных РДКМ и нарастили их на 28 тыс. добровольцев, вложив 542 млн руб.

Однако 2 февраля на заседании Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, посвященном роли гражданского общества в донорстве крови и костного мозга, кто-то воскликнул: «То есть регистр потенциальных доноров костного мозга – это всего лишь список добровольцев?!» В заседании участвовали руководители учреждений Минздрава РФ и Федерального медико-биологического агентства России (ФМБА). Так и есть, господа.

Тут важно вот что. До декабря 2017 года вопрос «Кто такой потенциальный донор костного мозга?» никого в Минздраве и в ФМБА не занимал. Хотя именно в их учреждениях и создаются локальные РДКМ. Но 1 декабря «Ъ» и rusfond.ru опубликовали доклад Русфонда «Программа-максимум. Или минимум?» – и в чиновных кругах стало расти недоумение.

Напомню, речь шла о Программе ускорения строительства Национального РДКМ в 2018–2022 годах. Она предусматривает открытие четырех лабораторий первичного типирования добровольцев в Казани, Петербурге, Москве и Кирове. Первичное типирование – это исследование крови для определения фенотипа человека. Фенотип – это гены, отвечающие за тканевую совместимость. С 2004 года такие исследования наши медцентры ведут, в отличие от стран ЕС, в приспособленных условиях, да еще по устаревшей технологии – качеством пожиже, ценой подороже. Причем подороже в разы.

Суть Программы Русфонда и сводится к внедрению новой – NGS – технологии. Она позволит за пять лет увеличить Национальный РДКМ с сегодняшних 75 тыс. потенциальных доноров до 300 тыс., сократив затраты. Для этого медучреждения выделяют помещения под новые лаборатории, набирают персонал и создают с Русфондом совместные предприятия в форме НКО (СП НКО). Русфонд оборудует лаборатории и финансирует эти предприятия. СП НКО подряжают медучреждения на типирование.

Разница в отношениях медиков и фонда между тем, как было и как предлагаем мы теперь, только в том, что Русфонд получает контроль производства фенотипов. Тут и родилось недоумение в начальственных умах отечественного здравоохранения. Сначала нам говорили, что некий закон якобы запрещает некоммерческим организациям иметь дело с биоматериалами. Во-первых, Русфонд и не претендует. А во-вторых, ни одного такого закона наши критики не смогли предъявить. Более того, когда мы спросили, почему коммерческие организации вроде ИНВИТРО могут «иметь дело с биоматериалами», а НКО – не могут, наши критики не нашлись что ответить. Если кто не в курсе, у ИНВИТРО многие сотни клинико-диагностических лабораторий по всей стране, это респектабельный бизнес, и у чиновников все 20 лет существования этой сети почему-то не возникает вопроса, на каком основании она здравствует. Потому что закон разрешает! Я уж не говорю о частных клиниках России. В том числе онкологических… Закон разрешает!

Тогда нам заявили, что НКО-де не вправе хранить фенотипы в соответствии с законом об охране здоровья граждан. А вот это неправда. В этом законе есть ссылка на порядок учета доноров, его устанавливает уполномоченный федеральный орган исполнительной власти. Вот цитата из Приказа Минздрава РФ от 8 июня 2016 года №355н «Об утверждении порядка учета донорских органов и тканей человека, доноров органов и тканей...»: «Учет донорских органов и тканей человека, доноров органов и тканей <...> осуществляется медицинскими организациями и иными организациями, включенными в перечень учреждений здравоохранения, осуществляющих забор, заготовку и трансплантацию органов и (или) тканей человека <...>».

И вот три вопроса:

1) Является ли первичное типирование, то есть определение фенотипа добровольца, забором костного мозга? Ответ: нет, не является.

2) Является ли первичное типирование заготовкой костного мозга? Ответ: нет, не является.

3) Является ли первичное типирование трансплантацией костного мозга? Ответ: нет, не является.

Обратите внимание: приказ издан в 2016 году – в Национальном РДКМ тогда было уже порядка 60 тыс. потенциальных доноров. 50 из них в том году стали донорами реальными – пятидесяти нашим онкологическим больным пересадили костный мозг от этих реальных доноров. А всего в том году было выполнено 300 ТКМ. Мы с вами даже не задаемся вопросом, знал ли эту статистику Минздрав. Конечно, знал. Но, издавая приказ №355н, Минздрав не счел нужным зарегулировать еще и учет потенциальных доноров костного мозга.

По мне, так правильно сделал.

Донорство костного мозга – единственный, по-видимому, на сегодня в мире вид донорства, нуждающийся в институте добровольцев – потенциальных доноров. Абсолютное большинство из них так и останутся невостребованными – они никогда не станут донорами реальными. Вот немецкая статистика: в 2016 году ФРГ произвела 6800 трансплантатов при том, что ее национальный регистр составлял около 7 млн доноров. То есть только один из тысячи потенциальных доноров поделился, как говорят врачи, своим костным мозгом. 1800 трансплантатов получили немецкие пациенты, а 5000 ушли за границу. В том числе и к нам, в Россию.

Наши критики почему-то забывают о законе «О персональных данных». Между тем в соответствии с ним физическое и юридическое лицо вправе хранить персональные данные человека и оперировать ими, если тот разрешил. Фенотип – часть этих данных.

Итак, потенциальный донор – это человек, который согласен поделиться костным мозгом с больным, а себя считает здоровым. Согласие не налагает на него никакой ответственности, кроме разве что моральной. И никаких медсправок: доброволец заполняет анкету, сообщает об отсутствии у него хронических болезней, в частности туберкулеза и ВИЧ, подписывает информированное согласие на хранение своих данных в локальном и Национальном РДКМ и сдает 4–9 мл крови. Вот и есть новый потенциальный донор в РДКМ.

Мы продолжим публикацию азбучных истин из Программы Русфонда. На очереди рассказы о реальных донорах костного мозга, о правах и обязанностях учредителей СП НКО и о правильной организации работы Национального РДКМ.

Донорские акции проходят сейчас в Москве, Тюмени, Ноябрьске (Ямало-Ненецкий автономный округ) и Нижневартовске (Ханты-Мансийский автономный округ).