Нужна не помощь, а заказы
Как выживают инклюзивные мастерские в Екатеринбурге
Премьера спектакля «Синхронизация. Понимание», созданного в рамках проекта «Искусство инклюзии» при поддержке Фонда президентских грантов
От студии танца – к инклюзивным мастерским
– У нас тут площадь – 700 метров, – Анна по очереди открывает двери во все помещения. – Два зала, этот поменьше – здесь проходят занятия по физкультуре и йоге, в большом зале хотим сделать камерную площадку для показов инклюзивных спектаклей, а тут швейная мастерская.Большая комната, в которой планируются кабинет и переговорная, пока напоминает склад.
– Это помещение у нас на вырост, – объясняет Анна. – И за счет этого мы можем сейчас спокойно принимать ребят. К нам в сентябре присоединились 15 новеньких, которым надо адаптироваться и привыкнуть к рабочему ритму. Мы занимаемся нормализацией жизни людей с ментальной инвалидностью. Добиваемся того, чтобы наши ребята могли вести нормальную жизнь.
Кто-то стучит в дверь. Заходит высокий парень с папой.
– Саша пришел! – радуется Анна.
У Саши синдром Дауна. Папа объясняет, что они были в отъезде, поэтому пропустили полтора месяца.
Парень пытается что-то сказать, я плохо понимаю, слышу только «Аня».
Ксения Волянская: Расскажите, пожалуйста, с чего начинался ваш проект?
Анна Клещева: Мы открылись в 2015 году, сначала помогали маленьким детям с РАС (расстройствами аутистического спектра. – Русфонд). Потом выяснилось, что малышами есть кому заниматься, для них проще создавать коммерческие реабилитационные центры. Теперь многие из этих центров стали поставщиками социальных услуг, то есть родители платят только часть цены, остальное компенсирует государство.
У нас пошли запросы от родителей взрослых ребят, и постепенно мы переориентировались. Сейчас мы предлагаем программу социокультурной реабилитации и трудозанятости для людей с ментальными нарушениями.
К. В.: Людям с какими особенностями вы помогаете?
А. К.: У нас есть ребята с аутизмом, синдромом Дауна, с сочетанием разных особенностей, например, одновременно плохим зрением, слухом, проблемами опорно-двигательного аппарата и ментальными нарушениями. Также есть люди с шизофренией и другими расстройствами личности. Наша задача – помочь им стать самостоятельнее. Я считаю, что мы с этим справляемся. Почти все ребята, которые у нас трудятся, рано или поздно начинают приходить на работу и уходить домой самостоятельно. Они проводят тут весь день, приносят и разогревают себе еду, у них тут своя тусовка. У нас сложился хороший рабочий коллектив, самому старшему 44 года, младшим – по 17.
Сначала у нас открылась студия инклюзивного танца, где мы занимались социокультурной реабилитацией через движение и музыку, потом уже мастерские.
К. В.: Где вы находили педагогов?
А. К.: Мы искали талантливых и успешных хореографов и заманивали их интересными творческими задачами. Профессионалам это обычно интересно, хотя зарплата у нас скромная. Мы берем ребят с нуля и доводим их до предпрофессионального уровня. Такого, чтобы они могли за десять дней на большой сцене поставить спектакль с профессиональными танцовщиками.
Мы начали с маленькой группы, человек пять, а сейчас у нас четыре коллектива, и в каждом из них свой хореограф. Кроме наших ребят в постановках также участвуют здоровые танцовщики-профессионалы, соотношение всегда 50 на 50. Если есть возможность, мы платим им гонорары, иногда они выступают в качестве добровольцев.
К. В.: А как появилась инклюзивная мастерская?
А. К.: История мастерской началась в 2019 году с запросов взрослых ребят: они за мной ходили и говорили, что хотят работать. Сначала мы пытались найти им работу на открытом рынке, но задача оказалась невыполнимой. Работодатели боятся связываться с особенными людьми. Как замотивировать бизнесмена, у которого цель – получить прибыль, взять на работу человека, которого не просто надо научить, а еще оплачивать для него тьютора?
К. В.: Тут, наверно, только социальная ответственность может сработать?
А. К.: Да, только так. А еще у нас система образования не выстроена таким образом, чтобы люди с инвалидностью могли работать. Коррекционные школы и колледжи выпускают ребят с низким уровнем подготовки. К примеру, парень учится на столяра, при этом за три года обучения ни разу вживую не видел станок – сидел за партой, слушал лекции. В итоге он приходит к нам и говорит: «Я столяр». – «Классно, – отвечаем мы и даем ему линейку. – Отмерь 30 см». А он не знает, как с этой линейкой обращаться.
К. В.: На кого вы ориентировались, когда создавали мастерские, много ли подобных проектов в России?
А. К.: Мы сами ничего не придумывали: реабилитационные мастерские – это общемировая практика. В Екатеринбурге мы такие одни. В области, в Верх-Нейвинском, есть ремесленные мастерские «Благое дело». Инклюзивные мастерские в Пскове действуют уже 27 лет. В Санкт-Петербурге и в Москве тоже есть подобные проекты. Нам было у кого поучиться. Мы придумали только то, чем именно будут заниматься ребята. У нас швейная, столярная и художественная мастерские. В художественной ребята занимаются чистым творчеством: вяжут, вышивают бисером, осваивают разные виды росписи, лепят из полимерной глины.
К. В.: Сколько человек сейчас работает у вас в мастерских?
А. К.: Всего у нас около 50 человек. «Швейка» – это бригада, которая состоит из одной профессиональной швеи, а все остальные – ребята с инвалидностью, их там десять человек, и уже шестеро получают деньги за свою работу. Они работают семь часов в день, зарабатывают 12–13 тысяч в месяц. Это не так много и не так мало, учитывая, что у них индивидуальный график. Вот Саша заходил – он работает в этой бригаде. У него в среду занятия в другом центре, он уходит пораньше, а в четверг курсы. Новенькие, которые только что пришли, могут приходить один-два раза в неделю, чтобы постепенно привыкать.
К. В.: Швее приходится выполнять функцию тьютора – или у вас есть социальный работник?
А. К.: Тьюторов и социальных работников у нас нет, бюджета не хватает. Справляемся за счет того, что те ребята, которые с нами уже давно, сами являются помощниками. Швея работает третий год, она мастер производственного обучения. Мы ее доучивали, отправляли на стажировки в коррекционные центры. В художественной мастерской у нас тоже работает отличный мастер, специалист по арт-терапии.
Работа в условиях дефицита
К. В.: Насколько сильно по вашему бюджету ударила пандемия?А. К.: Сейчас мы в минусе. Но это ожидаемо, так как если мы получаем грант – мы должны его отработать. А из-за пандемии некоторые мастерские работали с перебоями. Во время локдауна приходилось прекращать деятельность. Сейчас у нас всего два гранта – и этого недостаточно, они покрывают только 10% наших расходов. Поскольку мы АНО (автономная некоммерческая организация. – Русфонд), мы можем оказывать платные услуги. Занятия в социокультурной программе частично оплачивают родители. Абонемент стоит 3,5 тысячи в месяц. Это 40 занятий в неделю: танцы, музыка, арт-терапия, адаптивная физкультура, йога. Всего у нас одиннадцать преподавателей. Все они работают внештатно, на этом мы тоже хорошо экономим. Швейная мастерская окупает себя сама. Вырученных от продажи изделий средств хватает, чтобы покрыть траты на материалы и выплатить зарплаты. Нас иногда спрашивают, откуда у нас помещение, предоставила ли нам его администрация Екатеринбурга? Нет, аренда у нас коммерческая. Чтобы нам выдали помещение, нам надо отказаться от собственного заработка. А значит, не будет зарплаты и у ребят. Таков административный регламент, и его пока никак не обойти. Я уже не говорю о том, что обычно «льготные» помещения даются в состоянии полной разрухи и требуют многомиллионного ремонта.
Крупные фонды финансируются в рамках государственных программ. Из тысяч НКО льготные кредиты от Сбербанка получили только несколько организаций. А мы совсем небольшие – и по бюджету, и по количеству людей в штате: я, бухгалтер и администратор.
К. В.: Ваши ребята официально трудоустроены?
А. К.: Официально у меня устроены только три человека, которые по каким-то причинам оказались без инвалидности. Остальных я не могу официально устроить. Им самим это невыгодно, потому что в случае трудоустройства они лишатся доплат к пенсии, эту проблему надо решать на уровне федерального законодательства. Так что против трудоустройства выступают часто сами родители.
К. В.: Как вы выживаете с минусовым бюджетом?
А. К.: Так и живем – зарабатываем то на аренду, то на зарплату и постоянно латаем дыры. В публичном пространстве принято говорить об успехах некоммерческих организаций, потому что считается: если вы неуспешные, вам вообще никто денег не даст. Но, думаете, мы такие одни? Тысячи небольших организаций в стране живут с постоянным дефицитом бюджета, на чистом энтузиазме.
К. В.: Вы собираете пожертвования на свою деятельность?
А. К.: Конечно, мы постоянно работаем с частными пожертвованиями. Но количество денег, которые люди готовы отдавать даже той организации, которую они знают и которой доверяют, все время уменьшается. Если два года назад это было, скажем, 60 тысяч в месяц, то сейчас около 20 тысяч. В октябре было побольше, потому что был мой день рождения и я попросила друзей в качестве подарка перечислить деньги на нашу деятельность.
К. В.: Чем занимается швейная мастерская, что изготавливает, где продаете изделия?
А. К.: Шьем мы только то, что наши работники гарантированно могут сшить качественно и самостоятельно, без посторонней помощи. Это хлопковые подарочные мешочки, шоперы, фруктовки, многоразовые бахилы. Раз в неделю мы с мастерами придумываем один-два новых вида изделий, отшиваем образцы, тестируем. Это нормальный маркетинговый процесс, как на любом другом производстве.
Продаем изделия через соцсети и маркетплейсы. Недавно зашли на Ozon – как рядовые производители и продавцы. И оказались достаточно успешными, но при этом испытываем все те же трудности, что и любой мелкий производитель. Например, недавно нам сообщили, что наши товары хотят сравнить по цене с такими же товарами на других площадках. Начали искать аналоги и не нашли. В итоге снизили нам рейтинги – и продажи временно упали. Сейчас нам удалось их восстановить.
К. В.: То есть если товары уникальные – это невыгодно?
А. К.: Получается, что так. Впрочем, это нормальный процесс. Мы одна из первых в стране социальных мастерских, которая продает товары в розницу на общих основаниях, без «скидок на инвалидность». Наши товары есть на Wildberries, «Яндекс.Маркете» и даже на AliExpress. Но на площадке Ozon торговля идет успешнее всего. Кроме того, у нас есть заказчики, которые работают с нами напрямую, например, раз в месяц заказывают подарочные мешочки для своих товаров.
В целом мастерские в месяц зарабатывают около 250 тысяч рублей. Мне кажется, это хороший результат. Притом что коллеги мне говорили: «У вас ничего не получится, такие мастерские не смогут себя окупать, вам надо искать крупного благотворителя». Я решила, что мы этого так делать не будем. Вместо этого я пишу письма в крупные торговые сети с предложениями разместить у нас заказы. Мы, вероятно, за день не сможем выдать огромный тираж, но, например, за неделю справимся, и качество будет отличное.
К. В.: А вообще насколько это реальная история, чтобы инклюзивные мастерские приносили прибыль?
А. К.: Пока непонятно. Во всем мире такие мастерские живут за счет дотаций государства – и только небольшой процент зарабатывают сами, продавая изделия.
К. В.: Как вы решились этим заняться, если у вас не было опыта и коллеги уверяли, что ничего не получится?
А. К.: Как только говорят «нереально», мне сразу хочется попробовать. Для меня это триггер. Да, возможно, нереально, но любая гипотеза должна быть проверена. Сейчас я вижу, что заработать 400 тысяч в месяц и закрыть дыру в бюджете вполне реально. Еще год назад у меня не было этой уверенности, но сейчас она есть.
К. В.: С какими сложностями вы еще сталкивались при сотрудничестве с бизнесом?
А. К.: Потенциальных заказчиков иногда пугает, что у нас работают инвалиды. Мне приходится объяснять, что мы развиваем инклюзию. Бывает, что из-за этого срываются крупные заказы.
Пока бизнес про нас мало знает и не очень понимает, нужны ли с нами «особенные правила игры». Нам нужно донести до них, что мы такое же производство, как и любое другое. Мы не требуем никаких скидок из-за того, что у нас работают люди с инвалидностью, у нас обычные расценки и качественная продукция, а на Ozon – максимальный рейтинг у покупателей. Нам не благотворительная помощь нужна, а заказы.
Фото из архива АНО «Открытый город»
