«Коммерсантъ» №016 [2855] 30.01.2004

---

МЕДИЦИНСКАЯ СТРАХОВКА НИ ОТ ЧЕГО НЕ СТРАХУЕТ

В ноябре 2003 года мы рассказали о проблемах организации дорогостоящего лечения.
В частности, речь шла о борьбе с таким тяжелым недугом как рассеянный склероз. Неожиданно нам позвонили из московского Института биологической медицины (ИБМЕД) и предложили бесплатно помочь обратившемуся в фонд больному. Это учреждение хорошо известно своими технологиями в Европе, немного в Москве и совсем незнакомо остальной России. Методы лечения, основанные на использовании биорегуляторов и стволовых клеток, позволили добиться невероятных успехов в борьбе с самыми тяжелыми недугами. Конечно, мы приняли предложение и отправили в ИБМЕД москвичку Елену Васильеву. Первый курс позади ($30 тыс.), Елена чувствует себя значительно лучше, она вернулась к работе, следующий курс назначен на март. Радость за Елену и за успехи коммерческой медицины не заслоняет, однако, тот факт, что такая помощь из-за дороговизны недоступна большинству населения, а простой высоких технологий ведет к замедлению темпов их развития. Как выбраться из этой вилки, руководитель Российского фонда помощи ЛЕВ АМБИНДЕР допытывался у главного врача—директора ИБМЕДа, доктора медицинских наук, профессора ЮРИЯ БЛОШАНСКОГО.

Институт биологической медицины создан в Москве в 2002 году. Специализируется на лечении методами клеточной терапии болезней сосудов сердца и головного мозга, крови, болезни Паркинсона, болезни Альцгеймера, сахарного диабета и ряда онкозаболеваний. Институт тесно взаимодействует с научными учреждениями Минздрава РФ, РАМН и Национальной академии наук Украины (подробности на сайте www.ibmed.ru).

— Ваши услуги недоступны даже большинству москвичей. Реформа страховой медицины, о которой так сейчас много говорят, способна приблизить решение этой проблемы?

— Вы считаете, о реформе говорят много?! Значит, вы знаете больше меня. Тогда можно я спрошу? Действительно у нас хотят сместить реформу медицинского страхования на амбулаторно-поликлиническую помощь? Если это произойдет, то скоро государство начнет избавляться от многих больниц, приватизируя их или закрывая, так как не сможет содержать. Денег-то реформа не прибавит. Между тем у нас здравоохранение до сих пор развивалось концентрацией средств как раз в больницах. Так сложилось. Как бы не угробить вот такой реформой даже то, что имеем. На самом деле я слышу другие разговоры. Это попытки напрямую связать проблемы народонаселения со здравоохранением и так смотреть на вопросы старения народа, на уровни рождаемости и смертности. Тут подмена понятий. Боюсь, мы упремся в эту точку зрения и станем считать, будто потому мало рожаем, что врачи плохие, а возраст — это обязательно болезни, немощь. Да, у нас плюс на смертность, и это вопрос национальной безопасности. Но рождаемость зависит не от профессионализма врачей, а от того, что может семья себе позволить и чего не может. И наука уже в состоянии отодвигать старость. При сегодняшнем уровне финансирования организовать отвечающее современным требованиям здравоохранение невозможно. И раз бюджет дать больше не в состоянии, то надо менять правила финансирования, а не развивать одно направление в ущерб другому.

— Менять правила финансирования? Что вы имеете в виду?

— Ровно то, о чем вы пишете и говорите. Вот вы рассказываете, как в Российский фонд помощи стекаются несчастные больные и что за прошлый год ваши читатели собрали для них больше 35 млн рублей. И это только один фонд. Значит, небюджетные деньги на здравоохранение есть, и немалые. Но на Западе, где филантропов не меньше и счет пожертвованиям идет на миллиарды, страдальцы не бегают по редакциям, а сразу обращаются в клиники. Там есть система взаимодействия бюджета и частных денег. Она дает вполне достаточный люфт свободы хозяйственных решений. У нас это отсутствует. В любой бюджетной целевой программе сегодня сидит страх приватизации. Не дай бог, если какой-то рубль выскочит за пределы бюджета и станет собственностью не государства! Это же несанкционированная приватизация! Кое-где все же удается организовать интересные схемы финансирования медицины. Но это частности, законом не прописанные. Хотя появление таких схем — уже ответ на вопросы, только надо избавиться от чесания правого уха левой ногой. Если процесс идет по кривым тропинкам, надо спрямить их, заасфальтировать, и потери будут минимальны.

— «Коммерсантъ» задавал в Минэкономики вопрос, почему в социальной сфере еще не создана понятная система взаимодействия бюджетных и частных денег. Ответ: руки не дошли, вот уж в следующем политическом цикле…

— А вы заметили, что вас сейчас страхуют на ваши деньги и даже не спросят, надо ли это вам? И реформа ничего не меняет.

— Читатели тоже задаются такими вопросами. Сейчас работодатель отчисляет в бюджет единый соцналог за каждого работающего и понятия не имеет, как тратятся эти деньги. Будет ли обязательная медстраховка каждого человека в результате реформы сформирована на его отчисления? Станет ли ее размер зависеть от налоговых выплат? Можно ли будет ее связать со страховкой, назначенной вам вашим предприятием? Может ли страховка стать накопительной? Если она ваша, то нельзя ли при необходимости перевести ее на жену, ребенка или родителей? Пациент смог бы не только выбирать лечение, клинику, но и объединять свои страховые накопления с пожертвованиями.

— Это хорошие вопросы. Пока наша страховая медицина оказалась чистой надстройкой. Минуя страховщиков, очень тяжело напрямую отправить деньги в больницу. Но в страховой компании можно провести ваш платеж не как доход, а как возмещение. Через страховой случай ваши деньги выведут из-под налогов. Вот единственный пока плюс страховой медицины.